Теперь он не мог с уверенностью сказать, что именно он ощущает: глаза, нос и уши уже давно существовали как бы отдельно. Ему требовалось пробудиться, заставить кожу снова зудеть, вырваться из этого сна.
Сжав левую руку в кулак, Хаси схватил лежавший на столе нож и с силой полоснул себя по запястью. На белой коже появилась алая линия, из нее хлынула кровь. Хаси пришел в ужас, но не от вида крови, а оттого, что ничего не почувствовал. Казалось, даже смерть во сне не вернет его в реальный мир.
Он выбежал из квартиры и вскочил в лифт. Когда лифт начал опускаться, Хаси остановил его между этажами и нажал кнопку срочного вызова. Из радиотранслятора раздался мужской голос:
— Алло… Что случилось?
— Помогите мне выйти отсюда, — завопил Хаси, снова и снова нажимая кнопку. — Я заплачу, сколько хотите!
— У вас случился пожар? Нет электричества? Что случилось?
— Лифт пытается меня куда-то увезти! Его двери откроются только в аду! Заберите меня отсюда! — орал Хаси, пиная ногой стену.
— Вы должны сказать, что случилось. Вы находитесь между одиннадцатым и двенадцатым этажами. Слушайте внимательно: свет отключен?
Хаси ударил по динамику, желая раздавить этот голос, расплющить карлика, говорящего с ним из черного ящика. Через некоторое время лифт пришел в движение. Когда двери на первом этаже открылись, Хаси поджидали два человека с огнетушителями и набором инструментов.
— Мать твою! — ругнулся один из них, увидев запястье Хаси. — Что с тобой? Ты ранен?
Не обращая на них внимания, Хаси бросился наружу и побежал по улице. Кровотечение не останавливалось, и Хаси позвонил в дверь какой-то частной клиники. В доме не было света, не доносилось ни звука, но Хаси продолжал ломиться в дверь, и тогда на втором этаже открылось окно, откуда высунулась голова какого-то молодого человека.
— Чего вы тут расшумелись? — недовольно спросил он.
— Я порезал себе вены, — крикнул Хаси, показывая руку.
— Ты можешь умереть! — сказал человек в окне, прицокнув языком.
Окно с шумом захлопнулось.
Хаси казалось, что левая рука — единственная часть его тела, оставшаяся в живых. Он вышел на середину бульвара и увидел вдали тринадцать высотных башен. Все поплыло у него перед глазами. «Этот город похож на гигантскую серебристую куколку, свившую кокон из влажных нитей. Кокон, изолированный от внешнего мира, теплый, сглаживающий все ощущения. Но когда же, когда из куколки родится бабочка? Когда взлетит огромная бабочка? Когда лопнет кокон и эти башни там, вдалеке?» Он лежал на белой полосе, разделяющей две стороны бульвара. Лишь его левая рука еще продолжала дышать. Фары автомобилей на миг ослепляли его, потом удалялись. Он принюхивался к земле, но не ощущал никакого запаха, земля была слишком сухой. «Спи!» — приказал он себе. Что-то бурлило внутри него, и ему хотелось, чтобы его внутренности отверзлись и он смог вырвать из себя это бурлящее нутро и швырнуть в лицо жирной личинке — этому городу.
Кику рыл яму в песке. Рядом лежали два трупа в костюмах аквалангистов. Когда Кику счел яму достаточно большой, он перекатил в нее тела. Женщина что-то говорила, молодая женщина с ягодицами и грудями, обтянутыми клетчатым купальником. Это Анэмонэ читала поминальную молитву, раскрыв над головой красный пластиковый зонтик. Потом бросила в яму горсть песка. Вздымая песок, подул ветер, и Анэмонэ прикрыла глаза рукой. Покончив с похоронами, Кику отломал от одного из растущих на берегу манговых деревьев толстую ветку и оборвал с нее мелкие веточки. Потом подогнал приготовленный шест под свой рост и, воткнув его в песок, согнул, чтобы проверить на прочность. Пока он занимался этим, на высоком берегу показался старик с черной козой и стал спускаться к побережью. Он потер руки мокрым песком, чтобы смыть машинное масло, а когда сполоснул руки, на воде появилась радужная пленка.
— Все отремонтировано, — объявил старик, и Анэмонэ встала.
— Кику! — позвала она. — Пора лететь бомбить Токио!
Кику поднял руку, давая понять, что сейчас будет готов.
— Что это он сделал? — пробормотал старик, обращаясь скорее к самому себе. У козы были набухшие соски, и время от времени на горячий песок падали капли молока.
— Кику? Сделал себе шест, чтобы прыгать, — объяснила Анэмонэ.
На сладкий запах молока слетелось множество мух, а Кику все примерялся к шесту.
— Кику! Перепрыгни через меня! — крикнула Анэмонэ, подойдя к краю воды и высоко подняв над головой зонтик.
Глядя на красный пластиковый купол, Кику начал разбег. Он нацелился на полуголую Анэмонэ, скрывающуюся в тени. Его мускулы были натянуты как струны. Вслед пяткам взвился белый песок — и вот уже сильное тело на мгновение рассекло перекатывающиеся над пляжем волны жара. Приветливо шуршали листья манговых деревьев, по телу Кику струился пот. В тот момент, когда Анэмонэ почувствовала на себе его дыхание — то самое горячее дыхание, которое она так часто ощущала ухом или щекой, — она закрыла глаза. Холодный поток воздуха окатил ее кожу, мгновенно высушил пот и вырвал из рук зонтик. Тот покатился по берегу, алый вихрь на белом песке, а потом заплясал на волнах. Анэмонэ долго стояла и глядела на красную точку, вращающуюся над глубоким зеленым морем.
Летучие мыши разволновались. Их черные тельца покрывали все стены и потолок ангара, и когда они все разом замахали крыльями, показалось, что ангар пришел в движение. Двигатель вертолета загудел, возвращаясь к жизни, лопасти завертелись. Кику распахнул дверь ангара. Яркий пыльный свет ворвался туда, и целая туча летучих мышей попадала с потолка. Звук падения маленьких мягких телец на бетон смешался с неприятным писком.
Вертолет, неторопливо наращивая скорость вращения лопастей, покатил по ковру из летучих мышей, тучами разбрасывая их по стенам. Уцелевшие устремились в темные углы ангара, туда, где еще оставалась влажная тень. Выбравшись наружу, вертолет медленно поднялся в воздух, оставляя за собой ошметки черных крылышек.
— Держись, Хаси! — пробормотал Кику. Перед его глазами стоял Хаси, которого терзали бесы. — Держись! Я лечу к тебе!
Хаси дрожал, опустив голову между коленей. Он пытался что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Вечно он оказывается козлом отпущения. Он чувствовал запах лекарства и ждал, когда придет добрая собака-ищейка и освободит его. Но ранним утром на этой большой улице не было собак, если не считать раздавленных и утрамбованных в асфальт.
Кто-то положил ему руку на плечо:
— Вставай! Не лучшее место, чтобы здесь спать.
Хаси хотел убежать. От выхлопных газов у него слезились глаза и першило в горле. Со всех сторон из-за стекол открытых автомобилей на него смотрели удивленные лица. Кровь, сочащаяся с его запястья, свертывалась на газонной траве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Сжав левую руку в кулак, Хаси схватил лежавший на столе нож и с силой полоснул себя по запястью. На белой коже появилась алая линия, из нее хлынула кровь. Хаси пришел в ужас, но не от вида крови, а оттого, что ничего не почувствовал. Казалось, даже смерть во сне не вернет его в реальный мир.
Он выбежал из квартиры и вскочил в лифт. Когда лифт начал опускаться, Хаси остановил его между этажами и нажал кнопку срочного вызова. Из радиотранслятора раздался мужской голос:
— Алло… Что случилось?
— Помогите мне выйти отсюда, — завопил Хаси, снова и снова нажимая кнопку. — Я заплачу, сколько хотите!
— У вас случился пожар? Нет электричества? Что случилось?
— Лифт пытается меня куда-то увезти! Его двери откроются только в аду! Заберите меня отсюда! — орал Хаси, пиная ногой стену.
— Вы должны сказать, что случилось. Вы находитесь между одиннадцатым и двенадцатым этажами. Слушайте внимательно: свет отключен?
Хаси ударил по динамику, желая раздавить этот голос, расплющить карлика, говорящего с ним из черного ящика. Через некоторое время лифт пришел в движение. Когда двери на первом этаже открылись, Хаси поджидали два человека с огнетушителями и набором инструментов.
— Мать твою! — ругнулся один из них, увидев запястье Хаси. — Что с тобой? Ты ранен?
Не обращая на них внимания, Хаси бросился наружу и побежал по улице. Кровотечение не останавливалось, и Хаси позвонил в дверь какой-то частной клиники. В доме не было света, не доносилось ни звука, но Хаси продолжал ломиться в дверь, и тогда на втором этаже открылось окно, откуда высунулась голова какого-то молодого человека.
— Чего вы тут расшумелись? — недовольно спросил он.
— Я порезал себе вены, — крикнул Хаси, показывая руку.
— Ты можешь умереть! — сказал человек в окне, прицокнув языком.
Окно с шумом захлопнулось.
Хаси казалось, что левая рука — единственная часть его тела, оставшаяся в живых. Он вышел на середину бульвара и увидел вдали тринадцать высотных башен. Все поплыло у него перед глазами. «Этот город похож на гигантскую серебристую куколку, свившую кокон из влажных нитей. Кокон, изолированный от внешнего мира, теплый, сглаживающий все ощущения. Но когда же, когда из куколки родится бабочка? Когда взлетит огромная бабочка? Когда лопнет кокон и эти башни там, вдалеке?» Он лежал на белой полосе, разделяющей две стороны бульвара. Лишь его левая рука еще продолжала дышать. Фары автомобилей на миг ослепляли его, потом удалялись. Он принюхивался к земле, но не ощущал никакого запаха, земля была слишком сухой. «Спи!» — приказал он себе. Что-то бурлило внутри него, и ему хотелось, чтобы его внутренности отверзлись и он смог вырвать из себя это бурлящее нутро и швырнуть в лицо жирной личинке — этому городу.
Кику рыл яму в песке. Рядом лежали два трупа в костюмах аквалангистов. Когда Кику счел яму достаточно большой, он перекатил в нее тела. Женщина что-то говорила, молодая женщина с ягодицами и грудями, обтянутыми клетчатым купальником. Это Анэмонэ читала поминальную молитву, раскрыв над головой красный пластиковый зонтик. Потом бросила в яму горсть песка. Вздымая песок, подул ветер, и Анэмонэ прикрыла глаза рукой. Покончив с похоронами, Кику отломал от одного из растущих на берегу манговых деревьев толстую ветку и оборвал с нее мелкие веточки. Потом подогнал приготовленный шест под свой рост и, воткнув его в песок, согнул, чтобы проверить на прочность. Пока он занимался этим, на высоком берегу показался старик с черной козой и стал спускаться к побережью. Он потер руки мокрым песком, чтобы смыть машинное масло, а когда сполоснул руки, на воде появилась радужная пленка.
— Все отремонтировано, — объявил старик, и Анэмонэ встала.
— Кику! — позвала она. — Пора лететь бомбить Токио!
Кику поднял руку, давая понять, что сейчас будет готов.
— Что это он сделал? — пробормотал старик, обращаясь скорее к самому себе. У козы были набухшие соски, и время от времени на горячий песок падали капли молока.
— Кику? Сделал себе шест, чтобы прыгать, — объяснила Анэмонэ.
На сладкий запах молока слетелось множество мух, а Кику все примерялся к шесту.
— Кику! Перепрыгни через меня! — крикнула Анэмонэ, подойдя к краю воды и высоко подняв над головой зонтик.
Глядя на красный пластиковый купол, Кику начал разбег. Он нацелился на полуголую Анэмонэ, скрывающуюся в тени. Его мускулы были натянуты как струны. Вслед пяткам взвился белый песок — и вот уже сильное тело на мгновение рассекло перекатывающиеся над пляжем волны жара. Приветливо шуршали листья манговых деревьев, по телу Кику струился пот. В тот момент, когда Анэмонэ почувствовала на себе его дыхание — то самое горячее дыхание, которое она так часто ощущала ухом или щекой, — она закрыла глаза. Холодный поток воздуха окатил ее кожу, мгновенно высушил пот и вырвал из рук зонтик. Тот покатился по берегу, алый вихрь на белом песке, а потом заплясал на волнах. Анэмонэ долго стояла и глядела на красную точку, вращающуюся над глубоким зеленым морем.
Летучие мыши разволновались. Их черные тельца покрывали все стены и потолок ангара, и когда они все разом замахали крыльями, показалось, что ангар пришел в движение. Двигатель вертолета загудел, возвращаясь к жизни, лопасти завертелись. Кику распахнул дверь ангара. Яркий пыльный свет ворвался туда, и целая туча летучих мышей попадала с потолка. Звук падения маленьких мягких телец на бетон смешался с неприятным писком.
Вертолет, неторопливо наращивая скорость вращения лопастей, покатил по ковру из летучих мышей, тучами разбрасывая их по стенам. Уцелевшие устремились в темные углы ангара, туда, где еще оставалась влажная тень. Выбравшись наружу, вертолет медленно поднялся в воздух, оставляя за собой ошметки черных крылышек.
— Держись, Хаси! — пробормотал Кику. Перед его глазами стоял Хаси, которого терзали бесы. — Держись! Я лечу к тебе!
Хаси дрожал, опустив голову между коленей. Он пытался что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Вечно он оказывается козлом отпущения. Он чувствовал запах лекарства и ждал, когда придет добрая собака-ищейка и освободит его. Но ранним утром на этой большой улице не было собак, если не считать раздавленных и утрамбованных в асфальт.
Кто-то положил ему руку на плечо:
— Вставай! Не лучшее место, чтобы здесь спать.
Хаси хотел убежать. От выхлопных газов у него слезились глаза и першило в горле. Со всех сторон из-за стекол открытых автомобилей на него смотрели удивленные лица. Кровь, сочащаяся с его запястья, свертывалась на газонной траве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120