Я подавлял, просто-таки репрессировал ее алкоголизм ("Ты как террорист!" — кричала она злобно), ее нимфоманию (во всяком случае, она вынуждена была сдерживаться), ее слабоволие, пассивность (ей хотелось покинуть мой марафонский забег и лечь на обочине), ее инстинкт доминирования, она хотела быть лидером (позднее юноша Тарас выразил это простой фразой: "Она не хотела быть «замом», сама хотела стать боссом, вот и стала"), я подавлял ее несомненную волю к смерти. Были еще многие мои репрессии, уже менее значительные, как бы подвиды репрессий, так, например, я ложился не позднее 24 часов или часу ночи, а вставал в 8–8.30 и в девять уже работал. Она хотела более хаотичной жизни. Она хотела есть больше рыбы, а я покупал свинину, потому что она была во Франции дешевле. Она любила оттянуться на смаковании в сотый раз своих собственных музыкальных записей, а я насмешливо замечал, что у нее мания величия (впоследствии «это» таки развилось в манию величия), на основании чего она придумала, что я не люблю музыку. Потому что ей нужно было оправдать свои изъяны, инстинкты и болезни моими «недостатками». Она договаривалась даже до того, что якобы это я виноват в том, что она пьет, она утверждала, что воспринимала бы алкоголь нормально, если б я позволял, чтобы она пила понемногу… На что я резонно возражал, что и до меня, с другими мужчинами, она пила, и что на протяжении лет я не раз, бывало, соглашался попробовать и давал ей пить и пил с нею сам, но всякий раз этот эксперимент рано или поздно заканчивался ее чудовищной какой-нибудь сценой и многодневным обычно загулом, неизвестно где и с кем.
Мой способ жизни был способом жизни героя, решившего победить мир и поставившего на службу этой цели всю жизнь. В обмен на достижение цели я, конечно, отказался от множества мелких удовольствий. Покойный французский критик Матью Галей, писавший обо мне в «Экспрессе», назвал статью обо мне "Организованный бунт". Ну да, я очень организованно бунтовал, понимая, что только такой бунт будет услышан и увиден и достигнет цели. Конечно, мой режим был репрессивен для нее. Однако под этим режимом она написала на целых четыре тома книг, записала один диск и создала второй. Репрессивный режим обернулся для нее огромной пользой. С криками и истериками, она все же позволяла мне держать ее на цепи целых тринадцать лет. Вряд ли когда-либо еще будет в ее жизни такой продуктивный, светлый, сознательный и умный период. (А в моей — такой безумный, ибо результатом все же был некий симбиоз моего разумного начала и ее безумного).
* * *
"Концепция, согласно которой мужчина будет ранен в своей «чести», если его женщина его обманывает — тогда как обратное есть правда, — абсурдна; из двух в адюльтере это женщина, а не мужчина теряет «честь», не по причине сексуального факта самого по себе, но с высшей точки зрения, так как если брак есть вещь серьезная и глубокая, женщина, вступая в брак, свободно соединяется с мужчиной и в адюльтере рвет эти этические узы верности, то она деградирует прежде всего в своих собственных глазах. Мы можем заметить походя, как глупо высмеивать обманутого мужа: таким же образом можно высмеять жертву воровства или командира, которого, вопреки присяге, предал и покинул его солдат. По крайней мере, если не связывать защиту «чести» с выработкой у мужа качеств тюремщика или деспота, безусловно, несовместимых с высшей концепцией мужественного достоинства".
Юлиус Эвола, "Скачка на тигре"
* * *
Я представляю, как ты идешь на своих высоких ногах, и высоко вверху трутся друг о друга черные губы твоей страстной щели. И моя бедная голова замыкается, она горит, из нее идет дым паленого мяса. Я ли прожил с тобой тринадцать лет и никогда не насытился тобой — мрачной, страстной, безумной и безжалостной стервой? Я ли?
Будут выборы. Я должен думать о выборах. О лозунгах: "Лимонов- это вызов банде… всей этой банде ворья, настоящего, прошлого и будущего" или… "У Лимонова, единственного из всех кандидатов, — лицо, а не рыло!" Вместо этого я лежу и вижу, как я расчленяю твой тонкий труп. В ванной, я привел, заманил тебя в ванну, ударил ножом (куда бить?) и отрезаю голову. Голова тяжелая, я несу ее в метро в пакете, и меня останавливают. У меня отбирают твою голову, я прижимаю ее к груди, к животу и не отдаю. Нет, нет… мое… Окровавленные красные волосы, сбитые в колтуны. Я увидел их у тебя давно — эти окровавленные волосы, я увидел их 30 марта 92 года в "госпитале Бога" в Париже… Не отбирайте у меня ее голову. И я прижимаю твою голову к паху. Мое!
* * *
Рост 178 сантиметров. Вес, наверное, 55 килограммов. Возраст — 37 лет. На лице — шесть шрамов от ударов отверткой, самые заметные на лбу и левой скуле. Левая рука сломана во время того же нападения 30 марта, шрам от локтя до кисти, с безобразными шрамами от пореза, ниток, иголки. Внутри — стальная пластина. Две операции, вторая — кость не срасталась, потребовала взятия кусочка кости с левой оконечности таза. Там шрамик. Левая грудь и живот с левой стороны в застарелых белых шрамах от ожога: в Лос-Анджелесе, году в восьмидесятом, в ссоре на нее плеснули горячей водой из кофейника. Дело было в кафе.
Руки дистрофические, без мускулов, кисти и запястья набухшие, набрякшие нездоровой алкогольной кровью.
Грудки белые, падающие вниз, безвольные.
Ноги длинные, божественные. Ляжки мягкие, белые. Когда пьет, то натыкается божественными ногами и бедрами на все углы, падает, расшибается и потом ходит в синяках. Когда долго не пьет — тело чистое.
Зад компактный, но мягкий, блядиный, роскошный. Копчик разбит много раз, кости раздроблены. Когда много ебется на спине, то копчик натирается, если ебется на твердом — содран. Под обеими ягодицами — темные пятнышки — предмет ее неудовольствия. В общем, тело разъебанной бляди.
Пизда всегда умеренно-мокрая, но не излишней жирной слизью, как у простых смертных, но ровным обжигающим соком страсти покрыта. Внешние половые губы черные, как у пантеры, волосы черные жесткою опушкою на ней, а если раскрыть, распахнуть рывком, то там — жаркая алость, как жерло вулкана под темным пеплом. Как-то я спросил ее: "Как считаешь, пизда у тебя увеличилась от делания любви за двадцать с лишним лет?" — "Конечно", — сказала она равнодушно. Меня же бросило в ужас.
Руки крупные, что мне всегда нравилось. Крупная рука с яркими ногтями на моем члене. Пальчики ног длинные, слабые, как картофельные ростки. Я часами, бывало, разминал ей пальчики, онемевшие от долгого хождения по жизни на каблуках. Она взвизгивала, плакала, впадала в эйфорию. Ступня тридцать девятого или сорокового размера не казалась большой. Бедные, мокроватые ножки, скрюченные пальчики. Большая часть моей нежности к ней возникла из-за этих пальчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Мой способ жизни был способом жизни героя, решившего победить мир и поставившего на службу этой цели всю жизнь. В обмен на достижение цели я, конечно, отказался от множества мелких удовольствий. Покойный французский критик Матью Галей, писавший обо мне в «Экспрессе», назвал статью обо мне "Организованный бунт". Ну да, я очень организованно бунтовал, понимая, что только такой бунт будет услышан и увиден и достигнет цели. Конечно, мой режим был репрессивен для нее. Однако под этим режимом она написала на целых четыре тома книг, записала один диск и создала второй. Репрессивный режим обернулся для нее огромной пользой. С криками и истериками, она все же позволяла мне держать ее на цепи целых тринадцать лет. Вряд ли когда-либо еще будет в ее жизни такой продуктивный, светлый, сознательный и умный период. (А в моей — такой безумный, ибо результатом все же был некий симбиоз моего разумного начала и ее безумного).
* * *
"Концепция, согласно которой мужчина будет ранен в своей «чести», если его женщина его обманывает — тогда как обратное есть правда, — абсурдна; из двух в адюльтере это женщина, а не мужчина теряет «честь», не по причине сексуального факта самого по себе, но с высшей точки зрения, так как если брак есть вещь серьезная и глубокая, женщина, вступая в брак, свободно соединяется с мужчиной и в адюльтере рвет эти этические узы верности, то она деградирует прежде всего в своих собственных глазах. Мы можем заметить походя, как глупо высмеивать обманутого мужа: таким же образом можно высмеять жертву воровства или командира, которого, вопреки присяге, предал и покинул его солдат. По крайней мере, если не связывать защиту «чести» с выработкой у мужа качеств тюремщика или деспота, безусловно, несовместимых с высшей концепцией мужественного достоинства".
Юлиус Эвола, "Скачка на тигре"
* * *
Я представляю, как ты идешь на своих высоких ногах, и высоко вверху трутся друг о друга черные губы твоей страстной щели. И моя бедная голова замыкается, она горит, из нее идет дым паленого мяса. Я ли прожил с тобой тринадцать лет и никогда не насытился тобой — мрачной, страстной, безумной и безжалостной стервой? Я ли?
Будут выборы. Я должен думать о выборах. О лозунгах: "Лимонов- это вызов банде… всей этой банде ворья, настоящего, прошлого и будущего" или… "У Лимонова, единственного из всех кандидатов, — лицо, а не рыло!" Вместо этого я лежу и вижу, как я расчленяю твой тонкий труп. В ванной, я привел, заманил тебя в ванну, ударил ножом (куда бить?) и отрезаю голову. Голова тяжелая, я несу ее в метро в пакете, и меня останавливают. У меня отбирают твою голову, я прижимаю ее к груди, к животу и не отдаю. Нет, нет… мое… Окровавленные красные волосы, сбитые в колтуны. Я увидел их у тебя давно — эти окровавленные волосы, я увидел их 30 марта 92 года в "госпитале Бога" в Париже… Не отбирайте у меня ее голову. И я прижимаю твою голову к паху. Мое!
* * *
Рост 178 сантиметров. Вес, наверное, 55 килограммов. Возраст — 37 лет. На лице — шесть шрамов от ударов отверткой, самые заметные на лбу и левой скуле. Левая рука сломана во время того же нападения 30 марта, шрам от локтя до кисти, с безобразными шрамами от пореза, ниток, иголки. Внутри — стальная пластина. Две операции, вторая — кость не срасталась, потребовала взятия кусочка кости с левой оконечности таза. Там шрамик. Левая грудь и живот с левой стороны в застарелых белых шрамах от ожога: в Лос-Анджелесе, году в восьмидесятом, в ссоре на нее плеснули горячей водой из кофейника. Дело было в кафе.
Руки дистрофические, без мускулов, кисти и запястья набухшие, набрякшие нездоровой алкогольной кровью.
Грудки белые, падающие вниз, безвольные.
Ноги длинные, божественные. Ляжки мягкие, белые. Когда пьет, то натыкается божественными ногами и бедрами на все углы, падает, расшибается и потом ходит в синяках. Когда долго не пьет — тело чистое.
Зад компактный, но мягкий, блядиный, роскошный. Копчик разбит много раз, кости раздроблены. Когда много ебется на спине, то копчик натирается, если ебется на твердом — содран. Под обеими ягодицами — темные пятнышки — предмет ее неудовольствия. В общем, тело разъебанной бляди.
Пизда всегда умеренно-мокрая, но не излишней жирной слизью, как у простых смертных, но ровным обжигающим соком страсти покрыта. Внешние половые губы черные, как у пантеры, волосы черные жесткою опушкою на ней, а если раскрыть, распахнуть рывком, то там — жаркая алость, как жерло вулкана под темным пеплом. Как-то я спросил ее: "Как считаешь, пизда у тебя увеличилась от делания любви за двадцать с лишним лет?" — "Конечно", — сказала она равнодушно. Меня же бросило в ужас.
Руки крупные, что мне всегда нравилось. Крупная рука с яркими ногтями на моем члене. Пальчики ног длинные, слабые, как картофельные ростки. Я часами, бывало, разминал ей пальчики, онемевшие от долгого хождения по жизни на каблуках. Она взвизгивала, плакала, впадала в эйфорию. Ступня тридцать девятого или сорокового размера не казалась большой. Бедные, мокроватые ножки, скрюченные пальчики. Большая часть моей нежности к ней возникла из-за этих пальчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113