И тогда, и сейчас, кроме Линды, мне не очень-то есть с кем поговорить в миллионерском домике, посему я больше упражняюсь во внутренних монологах. Гэтсби пробыл на кухне всего пару минут, выпил стакан молока и ушел спать. У него никогда нет времени, а если есть, он любит говорить, но не слушать, я думаю, от этого он очень много теряет. Когда я замечу, что я полюбил пиздеть и что мне внимают, я постараюсь оглядеться и попытаться увидеть, а нет ли среди моих слушателей одного, а то и пары скептических, но тихих Лимоновых.
* * *
Когда я спустился на следующее утро в 6:50 утра на кухню, там никого не было. Я просидел до полдевятого, глядя в окно и прислушиваясь к каждому звуку в доме, пока не понял, что Летучий Васп уже давно уебался.
Впоследствии я научился очень легко определять, присутствует ли Гэтсби в доме, по некоторым очень несложным приметам — каждый слуга знает их. Например, если я рано утром не обнаруживаю «Нью-Йорк таймс» возле фронт дор, значит, хозяин уже встал раньше меня, или он не ночевал в доме, ебался на стороне и, приехав домой в такси рано утром, уже взял газету. Еще у него есть привычка пить с женщинами перед тем, как пойти в постель, белое вино — итальянское «Корво», как я уже упоминал, я всегда держу для него в холодильнике две-три бутылки, и ящик «Корво» всегда стоит в винном погребе. Так вот: если бутылки «Корво» недостает в холодильнике, можно с уверенностью сказать, что у Гэтсби дама. Пустую бутыль и два бокала, с регулярностью, меня умиляющей, Ольга тащит из его спальни вниз около 11 часов утра.
Теперь я стараюсь вставать раньше, чем он, обычно я уже дочитываю «Нью-Йорк таймс» сидя на кухне, когда Стивен входит в кухню, взлохмаченный и в халате, из-под короткого халата торчат его босые здоровые ноги. У меня всегда уже готов кофе или кипяток, чтобы кофе немедленно сделать. Пока Его Величество усаживается читать газету, я уже подаю ему его кофе в огромной домашней чашке — они у нас двух цветов — красные и синие. Если у Гэтсби наверху женщина, он на кухне долго не задерживается, берет свой кофе, газету, еще чашку кофе и отправляется наверх, попросив меня приготовить завтрак или отказавшись от завтрака — завтрак зависит от его настроения или настроения его дамы. Гэтсби уходит с кофе, можно с уверенностью сказать, что у него наверху все та же Полли, интеллигентная и чуть-чуть стеснительная. Но если Гэтсби утром просит заварить чай, значит, ночь он провел с tea-lady, как зовем ее мы — я и Линда. Tea-lady тоже более или менее постоянная герл-френд Стивена, по-моему, восточно-азиатского происхождения.
В случае завтрака я обычно сооружаю Гэтсби поднос с чем-нибудь несложным — он много ест в ланч и в обед, завтрак же его, обычно, English muffins, подрумяненные в тостере, масло, сыр, если он есть, и джем. Лишь иногда Гэтсби просит меня приготовить омлет. Апельсиновый сок он, конечно же, пьет, да, как почти все американцы; еще бы вам не хотелось утром апельсинового сока, если вы каждый вечер надираетесь, а он, я думаю, бывает в хорошеньком состоянии всякий вечер, ибо пьют Их Величество, начиная с ланча, весь день, пьют и в обед, и после обеда — заканчивается день поздно ночью бутылкой, а то и двумя, «Корво». Что меня потрясает — Гэтсби никогда не похмеляется — только апельсиновый сок и холодная вода, сельтерская. Мы всегда имеем десять или двенадцать баллонов сельтерской воды, ее привозит нам каждый четверг смешной бруклинский житель мистер Шуман, похожий на комара. Пару-тройку баллонов сельтерской воды я всегда держу в нашем гигантском рефриджерейтере, куда можно втиснуть свободненько и парочку трупов.
Чаще всего Гэтсби приходит за подносом с завтраком сам. Он мог бы заставить меня тащить поднос, но он для этого слишком прогрессивен, это привилегия плохих боссов заставлять слуг таскать подносы, наших соседей например; мне другие слуги рассказывают, что им приходится претерпевать, мой же босс хороший, он лучше всех. Если ему не хочется тащить поднос, мы пользуемся dumb-waiter(ом) — это маленький элевейтор, двигающийся у нас сквозь весь дом на канатах в специальной шахте — я ставлю поднос туда, но случается это довольно редко.
Когда Стивен в Нью-Йорке, Линда появляется в доме ровно в девять часов утра, а то и раньше. Она всегда стучит в кухонную дверь совершенно одинаковым стуком. Лишь недавно я упросил ее переменить манеру для разнообразия. Продержалась Линда недолго, теперь она опять стучит по-старому. Первый вопрос Линды: где он? Если он в ванной, Линда расслабляется и некоторое время сидит со мною на кухне.
Гэтсби принимает ванну каждое утро — ванна для него одно из основных удовольствий в этой жизни, как сказал мне его старший сынок Генри. Ванна у него особая — большая и глубокая, сделанная по заказу. Я тоже иной раз не отказываю себе в удовольствии и нежусь в его ванне с девушкой, а то и двумя. И всегда, сидя в его ванне, я думаю, а что если Стивен вдруг сейчас неожиданно войдет и увидит меня и моих голых девушек? Но этого не происходит — мы слишком хорошо организованы, у нас есть подробнейшее расписание активности Гэтсби, и я знаю наперед, когда его ожидать. Неожиданность произошла только единожды, и тогда у меня таки, да, бегали по дому голые люди, но не я.
Второй Линдин вопрос обычно: еще более односложный: «Один?» На нашем языке это приблизительно означает: «Один ли Стивен провел ночь?» Если я говорю, что нет, не один, Линда спрашивает: «Кто?» Естественно, она хочет знать, кто с ним был, мы, как и подобает настоящим слугам, обожаем шпионить за хозяином и копаться в его грязном белье.
Мне, его батлеру, и в самом прямом смысле приходится разбирать его грязное белье, вынимать белье из чемоданов, с которыми он является из своих путешествий вокруг глобуса, вытаскивать грязное белье из причудливой смеси его бумаг, новых книг, лекарств, записных книжек, фотоаппаратов, магнитных кассет, брюк, пиджаков, телефонных мэсиджей на бланках всех отелей мира и иностранной валюты всех возможных форм, размеров и цветов — каковой смесью его чемоданы набиты.
Теперь я беру себе львиную долю валюты, которую я у него нахожу. Раньше не то что стеснялся, а просто не знал, как он будет к подобной экспроприации относиться. Убедившись, что Гэтсби, судя по всему, не помнит обо всех этих жалких франках и фунтах (Господи, да он тратит сотни тысяч в год!), я стал сам себе помогать. Нет-нет, речь не идет даже о сотнях долларов, так, чепуха — там пятерка, там двадцатка, батлер должен немножко подворовывать, иначе какой же он слуга. Хозяева справедливо считают, что все слуги воруют, но одни в разумных пределах — это хорошие слуги, а другие нагло — это плохие слуги. Я никому не позволю расхищать вещи Гэтсби, и сам никогда не возьму ни единой. Когда недавно в нашем доме пропали две небольшие серебряные вазочки из стерлинговского сервиза, у меня началась депрессия от жалости к себе и отчаянья — теперь Гэтсби может подумать, что я украл его серебро, а я — нет, но забытые валютные знаки по справедливости принадлежат мне, господа, и не спорьте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
* * *
Когда я спустился на следующее утро в 6:50 утра на кухню, там никого не было. Я просидел до полдевятого, глядя в окно и прислушиваясь к каждому звуку в доме, пока не понял, что Летучий Васп уже давно уебался.
Впоследствии я научился очень легко определять, присутствует ли Гэтсби в доме, по некоторым очень несложным приметам — каждый слуга знает их. Например, если я рано утром не обнаруживаю «Нью-Йорк таймс» возле фронт дор, значит, хозяин уже встал раньше меня, или он не ночевал в доме, ебался на стороне и, приехав домой в такси рано утром, уже взял газету. Еще у него есть привычка пить с женщинами перед тем, как пойти в постель, белое вино — итальянское «Корво», как я уже упоминал, я всегда держу для него в холодильнике две-три бутылки, и ящик «Корво» всегда стоит в винном погребе. Так вот: если бутылки «Корво» недостает в холодильнике, можно с уверенностью сказать, что у Гэтсби дама. Пустую бутыль и два бокала, с регулярностью, меня умиляющей, Ольга тащит из его спальни вниз около 11 часов утра.
Теперь я стараюсь вставать раньше, чем он, обычно я уже дочитываю «Нью-Йорк таймс» сидя на кухне, когда Стивен входит в кухню, взлохмаченный и в халате, из-под короткого халата торчат его босые здоровые ноги. У меня всегда уже готов кофе или кипяток, чтобы кофе немедленно сделать. Пока Его Величество усаживается читать газету, я уже подаю ему его кофе в огромной домашней чашке — они у нас двух цветов — красные и синие. Если у Гэтсби наверху женщина, он на кухне долго не задерживается, берет свой кофе, газету, еще чашку кофе и отправляется наверх, попросив меня приготовить завтрак или отказавшись от завтрака — завтрак зависит от его настроения или настроения его дамы. Гэтсби уходит с кофе, можно с уверенностью сказать, что у него наверху все та же Полли, интеллигентная и чуть-чуть стеснительная. Но если Гэтсби утром просит заварить чай, значит, ночь он провел с tea-lady, как зовем ее мы — я и Линда. Tea-lady тоже более или менее постоянная герл-френд Стивена, по-моему, восточно-азиатского происхождения.
В случае завтрака я обычно сооружаю Гэтсби поднос с чем-нибудь несложным — он много ест в ланч и в обед, завтрак же его, обычно, English muffins, подрумяненные в тостере, масло, сыр, если он есть, и джем. Лишь иногда Гэтсби просит меня приготовить омлет. Апельсиновый сок он, конечно же, пьет, да, как почти все американцы; еще бы вам не хотелось утром апельсинового сока, если вы каждый вечер надираетесь, а он, я думаю, бывает в хорошеньком состоянии всякий вечер, ибо пьют Их Величество, начиная с ланча, весь день, пьют и в обед, и после обеда — заканчивается день поздно ночью бутылкой, а то и двумя, «Корво». Что меня потрясает — Гэтсби никогда не похмеляется — только апельсиновый сок и холодная вода, сельтерская. Мы всегда имеем десять или двенадцать баллонов сельтерской воды, ее привозит нам каждый четверг смешной бруклинский житель мистер Шуман, похожий на комара. Пару-тройку баллонов сельтерской воды я всегда держу в нашем гигантском рефриджерейтере, куда можно втиснуть свободненько и парочку трупов.
Чаще всего Гэтсби приходит за подносом с завтраком сам. Он мог бы заставить меня тащить поднос, но он для этого слишком прогрессивен, это привилегия плохих боссов заставлять слуг таскать подносы, наших соседей например; мне другие слуги рассказывают, что им приходится претерпевать, мой же босс хороший, он лучше всех. Если ему не хочется тащить поднос, мы пользуемся dumb-waiter(ом) — это маленький элевейтор, двигающийся у нас сквозь весь дом на канатах в специальной шахте — я ставлю поднос туда, но случается это довольно редко.
Когда Стивен в Нью-Йорке, Линда появляется в доме ровно в девять часов утра, а то и раньше. Она всегда стучит в кухонную дверь совершенно одинаковым стуком. Лишь недавно я упросил ее переменить манеру для разнообразия. Продержалась Линда недолго, теперь она опять стучит по-старому. Первый вопрос Линды: где он? Если он в ванной, Линда расслабляется и некоторое время сидит со мною на кухне.
Гэтсби принимает ванну каждое утро — ванна для него одно из основных удовольствий в этой жизни, как сказал мне его старший сынок Генри. Ванна у него особая — большая и глубокая, сделанная по заказу. Я тоже иной раз не отказываю себе в удовольствии и нежусь в его ванне с девушкой, а то и двумя. И всегда, сидя в его ванне, я думаю, а что если Стивен вдруг сейчас неожиданно войдет и увидит меня и моих голых девушек? Но этого не происходит — мы слишком хорошо организованы, у нас есть подробнейшее расписание активности Гэтсби, и я знаю наперед, когда его ожидать. Неожиданность произошла только единожды, и тогда у меня таки, да, бегали по дому голые люди, но не я.
Второй Линдин вопрос обычно: еще более односложный: «Один?» На нашем языке это приблизительно означает: «Один ли Стивен провел ночь?» Если я говорю, что нет, не один, Линда спрашивает: «Кто?» Естественно, она хочет знать, кто с ним был, мы, как и подобает настоящим слугам, обожаем шпионить за хозяином и копаться в его грязном белье.
Мне, его батлеру, и в самом прямом смысле приходится разбирать его грязное белье, вынимать белье из чемоданов, с которыми он является из своих путешествий вокруг глобуса, вытаскивать грязное белье из причудливой смеси его бумаг, новых книг, лекарств, записных книжек, фотоаппаратов, магнитных кассет, брюк, пиджаков, телефонных мэсиджей на бланках всех отелей мира и иностранной валюты всех возможных форм, размеров и цветов — каковой смесью его чемоданы набиты.
Теперь я беру себе львиную долю валюты, которую я у него нахожу. Раньше не то что стеснялся, а просто не знал, как он будет к подобной экспроприации относиться. Убедившись, что Гэтсби, судя по всему, не помнит обо всех этих жалких франках и фунтах (Господи, да он тратит сотни тысяч в год!), я стал сам себе помогать. Нет-нет, речь не идет даже о сотнях долларов, так, чепуха — там пятерка, там двадцатка, батлер должен немножко подворовывать, иначе какой же он слуга. Хозяева справедливо считают, что все слуги воруют, но одни в разумных пределах — это хорошие слуги, а другие нагло — это плохие слуги. Я никому не позволю расхищать вещи Гэтсби, и сам никогда не возьму ни единой. Когда недавно в нашем доме пропали две небольшие серебряные вазочки из стерлинговского сервиза, у меня началась депрессия от жалости к себе и отчаянья — теперь Гэтсби может подумать, что я украл его серебро, а я — нет, но забытые валютные знаки по справедливости принадлежат мне, господа, и не спорьте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94