(Слуга Лимонов вообразил шейхов, окровавленных, на арабских подушках, медленно заваливающихся на арабские подушки.) «Один из кувейтцев, — думаю я, — может быть, ебал мою Елену, своим черным хуем в ее розовую пизду врывался. А что ж, очень возможно», — рассуждаю я.
«А им за что все дадено, — пытаюсь я понять, — их биллионы? Я не знаю, за что точно, за то, что на их земле оказалась нефть, предположим, — вероятнее всего, так и есть. Случайность? Хорошо. А Лодыжникову дадено потому, что в данный временной период балетные танцы любит буржуазия, ее прихоть, — и платит за танцы звонкой монетой. Лодыжников сам со своими ногами — машина для делания золота. Еще одна случайность. Гэтсби моему оставил деньги отец — тоже случайность, а? Как много случайностей, не кажется ли вам? А мне случайности почему-то не досталось. Со мной, правда, все могло быть по-иному. Пиши я иные книги, не сидел бы я сейчас у окна слугой, обличал бы талантливо Россию и ее общественный строй, помогал бы Америке в идеологической борьбе против России, сидел бы, как Солженицын, в собственном поместье сейчас. Или гонял бы по голливудским дорогам в «роллс-ройсе», с парти на парти скакал, я ведь молоденький еще, и мои любимые богатые бляди со мною бы были все, сколько пожелаю. Чего ж я на кухне, а?»
После монолога я взял «Нью-Йорк пост», которую Гэтсби не успел прочесть, убежал, и углубился в эту желтую газетку. Еще Майкл Джаксон, брат Дженни, предупреждал, чтоб я эту дрянь не читал, но я читаю, «Вилледж Войс» тоже врет, только либеральная.
Оказалось, что вчера убили лорда, двоюродного брата английской королевы. Красивый лорд, импозантный, старый, высокий. Бывший адмирал, и с Индией был связан, последним ее вице-королем был. Ирландцы убили, они независимо от Британии жить хотят. Сами. Думают, очевидно, этим все сразу проблемы свои решить — горбатые станут прямыми, у тех, у кого нет денег, возможно, деньги вдруг появятся, у импотентов вдруг нальются живой кровью члены. Простой здравый смысл хаузкипера подсказывает мне, что горбатые останутся горбатыми, импотентам и безденежным также не поможет национальное государство, но вот те, кто этими убийствами заведует, точно выйдут в старшие братья, вне сомнения. Эти бьют без промаха.
Бомба большой силы взорвалась на рыболовном лордовом корабле. Фотографии о жизни лорда на две страницы «Пост» даны. И как с раджей великолепным он идет, и как с дистрофиком — старым Ганди, завернутым в кусок белой ткани, как башня, стоит. А жена лорда, как другая башня, справа. Индийский же пейзаж сзади.
Я отвожу глаза от газеты и думаю: «А чего они так сожалеют о лордовой смерти от взрыва бомбы? Ну заболел бы лорд, или обессилел бы от старости, лежал бы, рот еле открывал, вонял бы дурно, слуг раздражал, ум терял бы. Разве лучше? А так помер солдатом лорд, как полагается, подорвали его бомбой. Я ему завидую. Человек до ползанья доживать не должен. Некрасиво это и грязно».
Через несколько страниц дальше в газете, как иллюстрацию к своим мыслям, увидел я фотографию больничной палаты — лежат несколько человеко-тел, подключенных к аппаратам искусственной жизни. Подпись под фотографией сообщала, что они уже несколько лет так лежат. Живые растения. Зачем их сохранять, что за унижение человеческой природы? Я бы у всех, кто к жизненным аппаратам подключен, шланги бы оборвал. Так бы и шел по госпиталям и шланги разрезал, или кнопками автоматы жизни останавливал. Жестоко? Нет, честно, благородно даже.
«Что-то с нами, с людьми, с человечеством произошло непонятное. В тупик мы что ли зашли, развивались неправильно, не знаю, но что-то не так», — говорю я себе, роясь в газете. В это время раздается телефонный звонок.
* * *
Звонит знакомый, доставшийся мне в наследство от Дженни и Марфы, он был некоторое время бой-френдом Марфы. Ему лет 25–28, он работает ассистентом менеджера в огромном отеле «Уолдорф-Астория», зовут его Джеймс. Джеймс О'Брайан. Даже очень дисциплинированная и работящая Марфа в свое время называла Джеймса «рабом», не пропустившая ни одного рабочего дня Марфа! Наверное, Джеймс О'Брайан этого «раба» заслуживал. Джеймс иногда, очень редко, заходит к нам с Линдой потрепаться, по старой памяти, на кухню, как когда-то он приходил с Марфой. Мы с Линдой его не поощряем, но и не выгоняем. Терпим.
— Не хочешь ли ты пойти в кино, Эдвард? — говорит О'Брайан в трубку. — Я и мой начальник Юсуф хотим пойти в кино. С нами идут несколько девочек. — Джеймс изысканно вежлив, посему он прибавляет: — Я считаю, что фильм «Соблазнение Джо Тайнона» тебе, несомненно, понравится. В нем затронуты очень важные для нашего времени интеллектуальные проблемы.
Я колеблюсь, в другое время я бы сразу и без колебаний отказался: я обычно никуда не хожу, когда Стивен ночует дома, но проклятое полнолуние не то завтра, не то сегодня, и я уже заранее начинаю сходить с ума, или мне просто тошно.
— Хорошо, — говорю я О'Брайану, — пойдем посмотрим фильм. А что за девочки, — пытаюсь я разведать у него, — симпатичные?
— Одна очень симпатичная и очень интеллигентная, — голосом робота отвечает О'Брайан. — Она не принадлежит никому, ты можешь ее взять, если хочешь, Эдвард. — Джеймс любит словечки «интеллект», «интеллигентный»…
— О'кей, — говорю я, — там посмотрим. Где вы встречаетесь все?
Египтянин Юсуф заходит к Джеймсу, потому я тоже отправляюсь к Джеймсу, я никогда до этого у него дома не был. Живет он, оказывается, недалеко и от меня и от «Уолдорф-Астории», на 54-й улице, почти у Мэдисон.
Несмотря на прекрасный адрес, едва войдя в квартиру О'Брайана, я безошибочно обнаруживаю, что пришел к нему из другой жизни. Как-то все оказалось бедно, и плохо, и разворочано у него в квартире. Грязный диван, пара вылинявших неопределенного цвета глупых пуфиков, синий rag, который Джеймсу дали в отеле бесплатно, чем он сразу похвалился передо мной. Rag он еще не успел прикрепить к полу, я застал его разрезающим ковер. Не то Джеймс был распиздяй и не мог привести свою единственную комнату в порядок, можно было, наверное, сделать ее более привлекательной, ведь в комнате был даже камин; не то я, настолько уж избалованный миллионерским домом слуга мировой буржуазии, что вся иная жизнь вне миллионерского дома кажется мне бедной, жалкой и грязной, не знаю. Но впечатление у меня от посещения о'брайановского апартамента было подавленное, хотя мы и очень быстро ушли оттуда, едва появился египтянин Юсуф. Босс О'Брайана — Юсуф — был маленького роста, но вполне уверенный в себе человек, он как-то смягчил мое состояние. От него пахло крепкими и сладкими духами.
Мы должны были встретить девочек недалеко от кинотеатра «Литтл Карнеги», рядом с «Карнеги Холл» и «Русской Чайной комнатой». Там всегда толпа, стоит множество девушек, и, приближаясь, шагая с О'Брайаном и Юсуфом по 57-й улице, я заранее издалека вглядывался, стараясь угадать, какие же наши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
«А им за что все дадено, — пытаюсь я понять, — их биллионы? Я не знаю, за что точно, за то, что на их земле оказалась нефть, предположим, — вероятнее всего, так и есть. Случайность? Хорошо. А Лодыжникову дадено потому, что в данный временной период балетные танцы любит буржуазия, ее прихоть, — и платит за танцы звонкой монетой. Лодыжников сам со своими ногами — машина для делания золота. Еще одна случайность. Гэтсби моему оставил деньги отец — тоже случайность, а? Как много случайностей, не кажется ли вам? А мне случайности почему-то не досталось. Со мной, правда, все могло быть по-иному. Пиши я иные книги, не сидел бы я сейчас у окна слугой, обличал бы талантливо Россию и ее общественный строй, помогал бы Америке в идеологической борьбе против России, сидел бы, как Солженицын, в собственном поместье сейчас. Или гонял бы по голливудским дорогам в «роллс-ройсе», с парти на парти скакал, я ведь молоденький еще, и мои любимые богатые бляди со мною бы были все, сколько пожелаю. Чего ж я на кухне, а?»
После монолога я взял «Нью-Йорк пост», которую Гэтсби не успел прочесть, убежал, и углубился в эту желтую газетку. Еще Майкл Джаксон, брат Дженни, предупреждал, чтоб я эту дрянь не читал, но я читаю, «Вилледж Войс» тоже врет, только либеральная.
Оказалось, что вчера убили лорда, двоюродного брата английской королевы. Красивый лорд, импозантный, старый, высокий. Бывший адмирал, и с Индией был связан, последним ее вице-королем был. Ирландцы убили, они независимо от Британии жить хотят. Сами. Думают, очевидно, этим все сразу проблемы свои решить — горбатые станут прямыми, у тех, у кого нет денег, возможно, деньги вдруг появятся, у импотентов вдруг нальются живой кровью члены. Простой здравый смысл хаузкипера подсказывает мне, что горбатые останутся горбатыми, импотентам и безденежным также не поможет национальное государство, но вот те, кто этими убийствами заведует, точно выйдут в старшие братья, вне сомнения. Эти бьют без промаха.
Бомба большой силы взорвалась на рыболовном лордовом корабле. Фотографии о жизни лорда на две страницы «Пост» даны. И как с раджей великолепным он идет, и как с дистрофиком — старым Ганди, завернутым в кусок белой ткани, как башня, стоит. А жена лорда, как другая башня, справа. Индийский же пейзаж сзади.
Я отвожу глаза от газеты и думаю: «А чего они так сожалеют о лордовой смерти от взрыва бомбы? Ну заболел бы лорд, или обессилел бы от старости, лежал бы, рот еле открывал, вонял бы дурно, слуг раздражал, ум терял бы. Разве лучше? А так помер солдатом лорд, как полагается, подорвали его бомбой. Я ему завидую. Человек до ползанья доживать не должен. Некрасиво это и грязно».
Через несколько страниц дальше в газете, как иллюстрацию к своим мыслям, увидел я фотографию больничной палаты — лежат несколько человеко-тел, подключенных к аппаратам искусственной жизни. Подпись под фотографией сообщала, что они уже несколько лет так лежат. Живые растения. Зачем их сохранять, что за унижение человеческой природы? Я бы у всех, кто к жизненным аппаратам подключен, шланги бы оборвал. Так бы и шел по госпиталям и шланги разрезал, или кнопками автоматы жизни останавливал. Жестоко? Нет, честно, благородно даже.
«Что-то с нами, с людьми, с человечеством произошло непонятное. В тупик мы что ли зашли, развивались неправильно, не знаю, но что-то не так», — говорю я себе, роясь в газете. В это время раздается телефонный звонок.
* * *
Звонит знакомый, доставшийся мне в наследство от Дженни и Марфы, он был некоторое время бой-френдом Марфы. Ему лет 25–28, он работает ассистентом менеджера в огромном отеле «Уолдорф-Астория», зовут его Джеймс. Джеймс О'Брайан. Даже очень дисциплинированная и работящая Марфа в свое время называла Джеймса «рабом», не пропустившая ни одного рабочего дня Марфа! Наверное, Джеймс О'Брайан этого «раба» заслуживал. Джеймс иногда, очень редко, заходит к нам с Линдой потрепаться, по старой памяти, на кухню, как когда-то он приходил с Марфой. Мы с Линдой его не поощряем, но и не выгоняем. Терпим.
— Не хочешь ли ты пойти в кино, Эдвард? — говорит О'Брайан в трубку. — Я и мой начальник Юсуф хотим пойти в кино. С нами идут несколько девочек. — Джеймс изысканно вежлив, посему он прибавляет: — Я считаю, что фильм «Соблазнение Джо Тайнона» тебе, несомненно, понравится. В нем затронуты очень важные для нашего времени интеллектуальные проблемы.
Я колеблюсь, в другое время я бы сразу и без колебаний отказался: я обычно никуда не хожу, когда Стивен ночует дома, но проклятое полнолуние не то завтра, не то сегодня, и я уже заранее начинаю сходить с ума, или мне просто тошно.
— Хорошо, — говорю я О'Брайану, — пойдем посмотрим фильм. А что за девочки, — пытаюсь я разведать у него, — симпатичные?
— Одна очень симпатичная и очень интеллигентная, — голосом робота отвечает О'Брайан. — Она не принадлежит никому, ты можешь ее взять, если хочешь, Эдвард. — Джеймс любит словечки «интеллект», «интеллигентный»…
— О'кей, — говорю я, — там посмотрим. Где вы встречаетесь все?
Египтянин Юсуф заходит к Джеймсу, потому я тоже отправляюсь к Джеймсу, я никогда до этого у него дома не был. Живет он, оказывается, недалеко и от меня и от «Уолдорф-Астории», на 54-й улице, почти у Мэдисон.
Несмотря на прекрасный адрес, едва войдя в квартиру О'Брайана, я безошибочно обнаруживаю, что пришел к нему из другой жизни. Как-то все оказалось бедно, и плохо, и разворочано у него в квартире. Грязный диван, пара вылинявших неопределенного цвета глупых пуфиков, синий rag, который Джеймсу дали в отеле бесплатно, чем он сразу похвалился передо мной. Rag он еще не успел прикрепить к полу, я застал его разрезающим ковер. Не то Джеймс был распиздяй и не мог привести свою единственную комнату в порядок, можно было, наверное, сделать ее более привлекательной, ведь в комнате был даже камин; не то я, настолько уж избалованный миллионерским домом слуга мировой буржуазии, что вся иная жизнь вне миллионерского дома кажется мне бедной, жалкой и грязной, не знаю. Но впечатление у меня от посещения о'брайановского апартамента было подавленное, хотя мы и очень быстро ушли оттуда, едва появился египтянин Юсуф. Босс О'Брайана — Юсуф — был маленького роста, но вполне уверенный в себе человек, он как-то смягчил мое состояние. От него пахло крепкими и сладкими духами.
Мы должны были встретить девочек недалеко от кинотеатра «Литтл Карнеги», рядом с «Карнеги Холл» и «Русской Чайной комнатой». Там всегда толпа, стоит множество девушек, и, приближаясь, шагая с О'Брайаном и Юсуфом по 57-й улице, я заранее издалека вглядывался, стараясь угадать, какие же наши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94