— Они платят из этих денег за квартиру там. Питер ничего не зарабатывает, Франсин работает в ресторане, ну, знаете, девушка, которая принимает и рассаживает… Ей не очень легко. Но она сама себе это выбрала. В который раз она сменила судьбу. Отец отказался ей помогать. Вы ведь знаете, она пыталась стать актрисой, была буддисткой, даже ездила в Японию, служила некоторое время секретаршей у пророка Икеды. Муж сказал: нет, хватит мне всего этого… Франсин чуть младше Жака, но ей уже под сорок. Буддизмом она, впрочем, занималась серьёзно… Одно время в вашей квартире даже жил у неё буддийский святой… — мадам Руссель заулыбалась.
— А, вот что! — воскликнул я. — Вот и объяснилась загадка неведомых зёрен, рассыпанных на полках в кухне. Очевидно, это святой питался зёрнами.
— Да-да, — поддержала мадам Руссель, — он привез с собой всякие мешки с зерном…
В самом конце 80-х взбурлила, неразумно открытая Горбачёвым, как бутылка, где содержался джинн, Россия. Моё внимание всё более переключалось на северо-восток. В 1989 году я впервые съездил в Россию, тогда же в Сербию, потом были войны, я всё реже стал бывать в Париже, хотя за квартиру платил исправно на много месяцев вперёд. В результате мы стали видеться с мадам Руссель реже. В одно из моих возвращений в Париж я узнал, что умер мсье Руссель. В их квартире на Сент-Жермен стояли ящики. Мадам Руссель как бы почернела кожей и быстро ссохлась. Тенты на окнах были опущены, потому в квартире стоял полумрак.
— Ох, никак не привыкну, что его нет, — сказала мадам Руссель, когда мы сели. — Иногда утром проснусь, вскочу, думаю, ой, его уже нет, опоздала ему кофе приготовить, спустился в офис без кофе, а потом вспомню: его же нет, потому что умер он. Некому и кофе готовить.
Она выглядела очень растерянно. Крикливый тиран организовывал её жизнь, придавал ей смысл. А теперь жизнь разваливалась, не держалась вместе. Простая операция: кофе для мужа, а вот нет её — и день остался без головы.
— Бизнес возглавил Жан, — ответила она на мой немой вопрос. — Посчитал и объявил о сокращении штатов. Половину персонала уволит. Муж знал, что надо увольнять, но не хотел, там были люди, которые с ним поколениями работали. От офиса на втором этаже фирма отказалась, дорого обходилась аренда, теперь офис перенесли в помещение завода.
— А почему так плохи дела?
— Фирма всегда выпускала высококачественные штучные инструменты для хирургии. Они стоили недёшево, однако служили долго и имели репутацию. Последние годы существует огромная конкуренция со стороны производителей более дешёвых и менее качественных инструментов… А как вы? В газетах вас здорово ругают. Вы что, собрались жить в России? Теперь это, говорят, возможно…
Потом случилось неожиданное. Дом на рю де Тюренн перешёл в руки агентства недвижимости, поскольку умерла старая владелица дома. На мой адрес несколько раз поступали письма на имя мадам Обенк с просьбой прийти и урегулировать деловые отношения. Я позвонил мадам Руссель, она позвонила Франсин. Франсин позвонила мне. Я рассказал ей детали и сообщил, что не далее как вчера приходили люди из агентства недвижимости и, поглядев на мой договор с ней, сказали, что это не более чем клочок бумаги, и что если я не представлю им мадам Обенк в течение десяти дней, они меня выставят из квартиры.
— Мне нужен адрес мадам Обенк, срочно, Франсин, — сказал я.
Выслушав меня, Франсин помолчала и сказала:
— Эдвард, я вынуждена тебе признаться. Тут с самого начала был небольшой обман. Дело в том…
— Ты хочешь сказать, что мадам Обеик не существует? — перебил я Франсин.
— Существует, во всяком случае, существовала. Где она сейчас, я не знаю. Скорее всего, умерла. Дело в том, что когда-то за определённые услуги она пустила меня пожить в эту квартиру. Квартира подпадала под действие закона от 1948 года…
— О! — только и сказал я. Квартиры, подпадающие под закон от 1948 года, стоили копейки и «proprio» не имели права повысить квартплату.
— Я брала с тебя немного, — сказала Франсин грустно. — Такая же квартира в этом же районе, в Марэ, стоила бы тебе дороже.
— Ну и что будем делать? — спросил я.
— Пойди в агентство и попробуй их уговорить сдать тебе эту квартиру.
Так я и поступил. В агентстве сказали, что я переплачивал каждый месяц 2500 франков, что на мадам Обенк и мадам Франсин Руссель я, если захочу, могу подать в суд. И выиграю дело. Мне сделали договор на мою квартиру, и я улетел на очередную войну.
Вернувшись, я обнаружил, что чёрное пианино — все эти годы его безжалостно эксплуатировала Наташа Медведева — исчезло. «Франсин забрала,» — безучастно сказала Наташа. У неё была любовь с алкоголем. Ей было не до меня. А ещё в следующий приезд исчезли и книги Франсин.
Мадам Руссель я видел в последний раз, когда пошёл забирать те самые «секьюрити»: деньги, которые заплатил ей в 1985 году, в июле.
— Я всего этого не знала, мсье, — сказала она мне обессиленно. — Какая мразь эта моя дочка!
Я утешил её:
— Всё равно, мадам, мне нужна была квартира, и за меньшую цену я бы не нашёл.
— Вы хороший человек, — сказала она. — Из-за Франсин я вынуждена чувствовать стыд.
И она отдала мне деньги.
— Как дела у фирмы? — спросил я. Меня и в самом деле интересовало, как дела. — Жан справляется?
— Ушёл главный бухгалтер. Сам. В знак протеста, что его лишили самых профессиональных сотрудников. Жан не умеет ладить с людьми. При отце бы это не могло случиться. А у вас как дела?
— Еду на войну, в Республику Книнская Краина.
— А где это?
— Это на территории Республики Хорватии.
— Сейчас наделали много новых государств, — стеснительно заметила она. — А вам не страшно? Там ведь могут убить…
— Могут, — согласился я. — Но пока доберусь, страх пропадёт. Там интересно. А здесь — как жизнь после смерти. Когда я приехал сюда, первые 8—10 лет я был здесь эффективен. Теперь не эффективен. Пора перемещаться.
— Молодец вы, — сказала она. — Иностранец, приехали в культурную столицу мира и сумели здесь прославиться, сделать карьеру без чьей-либо помощи. Вы выгодно отличаетесь от моих детей. У них были все возможности. Они все закончили привилегированный лицей на рю д'Ассас.
Она посмотрела на меня с удивлением оттого, что лицей на рю д'Ассас не произвёл на меня впечатления.
— Это элитное учебное заведение, — объяснила она и вздохнула. — Вот, собираюсь в Росткоф, — показала она рукой: в гостиной опять стояли ящики. — Там такой хороший ветер. Когда я была молодая, мы так любили гулять у моря, когда был ветер.
Мы попрощались. О дальнейшей судьбе мадам Руссель я ничего не знаю. Когда я последний раз был в Париже, медицинский магазин рядом с кафе «Клюни» исчез.
Матью Галей и Натали Саррот
В «Дневнике» покойного критика журнала «Экспресс» Матью Галея за 1984 год несколько страничек посвящены мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— А, вот что! — воскликнул я. — Вот и объяснилась загадка неведомых зёрен, рассыпанных на полках в кухне. Очевидно, это святой питался зёрнами.
— Да-да, — поддержала мадам Руссель, — он привез с собой всякие мешки с зерном…
В самом конце 80-х взбурлила, неразумно открытая Горбачёвым, как бутылка, где содержался джинн, Россия. Моё внимание всё более переключалось на северо-восток. В 1989 году я впервые съездил в Россию, тогда же в Сербию, потом были войны, я всё реже стал бывать в Париже, хотя за квартиру платил исправно на много месяцев вперёд. В результате мы стали видеться с мадам Руссель реже. В одно из моих возвращений в Париж я узнал, что умер мсье Руссель. В их квартире на Сент-Жермен стояли ящики. Мадам Руссель как бы почернела кожей и быстро ссохлась. Тенты на окнах были опущены, потому в квартире стоял полумрак.
— Ох, никак не привыкну, что его нет, — сказала мадам Руссель, когда мы сели. — Иногда утром проснусь, вскочу, думаю, ой, его уже нет, опоздала ему кофе приготовить, спустился в офис без кофе, а потом вспомню: его же нет, потому что умер он. Некому и кофе готовить.
Она выглядела очень растерянно. Крикливый тиран организовывал её жизнь, придавал ей смысл. А теперь жизнь разваливалась, не держалась вместе. Простая операция: кофе для мужа, а вот нет её — и день остался без головы.
— Бизнес возглавил Жан, — ответила она на мой немой вопрос. — Посчитал и объявил о сокращении штатов. Половину персонала уволит. Муж знал, что надо увольнять, но не хотел, там были люди, которые с ним поколениями работали. От офиса на втором этаже фирма отказалась, дорого обходилась аренда, теперь офис перенесли в помещение завода.
— А почему так плохи дела?
— Фирма всегда выпускала высококачественные штучные инструменты для хирургии. Они стоили недёшево, однако служили долго и имели репутацию. Последние годы существует огромная конкуренция со стороны производителей более дешёвых и менее качественных инструментов… А как вы? В газетах вас здорово ругают. Вы что, собрались жить в России? Теперь это, говорят, возможно…
Потом случилось неожиданное. Дом на рю де Тюренн перешёл в руки агентства недвижимости, поскольку умерла старая владелица дома. На мой адрес несколько раз поступали письма на имя мадам Обенк с просьбой прийти и урегулировать деловые отношения. Я позвонил мадам Руссель, она позвонила Франсин. Франсин позвонила мне. Я рассказал ей детали и сообщил, что не далее как вчера приходили люди из агентства недвижимости и, поглядев на мой договор с ней, сказали, что это не более чем клочок бумаги, и что если я не представлю им мадам Обенк в течение десяти дней, они меня выставят из квартиры.
— Мне нужен адрес мадам Обенк, срочно, Франсин, — сказал я.
Выслушав меня, Франсин помолчала и сказала:
— Эдвард, я вынуждена тебе признаться. Тут с самого начала был небольшой обман. Дело в том…
— Ты хочешь сказать, что мадам Обеик не существует? — перебил я Франсин.
— Существует, во всяком случае, существовала. Где она сейчас, я не знаю. Скорее всего, умерла. Дело в том, что когда-то за определённые услуги она пустила меня пожить в эту квартиру. Квартира подпадала под действие закона от 1948 года…
— О! — только и сказал я. Квартиры, подпадающие под закон от 1948 года, стоили копейки и «proprio» не имели права повысить квартплату.
— Я брала с тебя немного, — сказала Франсин грустно. — Такая же квартира в этом же районе, в Марэ, стоила бы тебе дороже.
— Ну и что будем делать? — спросил я.
— Пойди в агентство и попробуй их уговорить сдать тебе эту квартиру.
Так я и поступил. В агентстве сказали, что я переплачивал каждый месяц 2500 франков, что на мадам Обенк и мадам Франсин Руссель я, если захочу, могу подать в суд. И выиграю дело. Мне сделали договор на мою квартиру, и я улетел на очередную войну.
Вернувшись, я обнаружил, что чёрное пианино — все эти годы его безжалостно эксплуатировала Наташа Медведева — исчезло. «Франсин забрала,» — безучастно сказала Наташа. У неё была любовь с алкоголем. Ей было не до меня. А ещё в следующий приезд исчезли и книги Франсин.
Мадам Руссель я видел в последний раз, когда пошёл забирать те самые «секьюрити»: деньги, которые заплатил ей в 1985 году, в июле.
— Я всего этого не знала, мсье, — сказала она мне обессиленно. — Какая мразь эта моя дочка!
Я утешил её:
— Всё равно, мадам, мне нужна была квартира, и за меньшую цену я бы не нашёл.
— Вы хороший человек, — сказала она. — Из-за Франсин я вынуждена чувствовать стыд.
И она отдала мне деньги.
— Как дела у фирмы? — спросил я. Меня и в самом деле интересовало, как дела. — Жан справляется?
— Ушёл главный бухгалтер. Сам. В знак протеста, что его лишили самых профессиональных сотрудников. Жан не умеет ладить с людьми. При отце бы это не могло случиться. А у вас как дела?
— Еду на войну, в Республику Книнская Краина.
— А где это?
— Это на территории Республики Хорватии.
— Сейчас наделали много новых государств, — стеснительно заметила она. — А вам не страшно? Там ведь могут убить…
— Могут, — согласился я. — Но пока доберусь, страх пропадёт. Там интересно. А здесь — как жизнь после смерти. Когда я приехал сюда, первые 8—10 лет я был здесь эффективен. Теперь не эффективен. Пора перемещаться.
— Молодец вы, — сказала она. — Иностранец, приехали в культурную столицу мира и сумели здесь прославиться, сделать карьеру без чьей-либо помощи. Вы выгодно отличаетесь от моих детей. У них были все возможности. Они все закончили привилегированный лицей на рю д'Ассас.
Она посмотрела на меня с удивлением оттого, что лицей на рю д'Ассас не произвёл на меня впечатления.
— Это элитное учебное заведение, — объяснила она и вздохнула. — Вот, собираюсь в Росткоф, — показала она рукой: в гостиной опять стояли ящики. — Там такой хороший ветер. Когда я была молодая, мы так любили гулять у моря, когда был ветер.
Мы попрощались. О дальнейшей судьбе мадам Руссель я ничего не знаю. Когда я последний раз был в Париже, медицинский магазин рядом с кафе «Клюни» исчез.
Матью Галей и Натали Саррот
В «Дневнике» покойного критика журнала «Экспресс» Матью Галея за 1984 год несколько страничек посвящены мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90