Мы так сидели в баре за столиками, а из ресторана, из глубины, вышел в горчичном пальто (у Vieux тоже было горчичное) развесёлый Шарль Трене лет так около девяноста, со свирепым черноволосым не то охранником, не то любовником.
Шарль Трене был из Эпохи Гитлера и Эдит Пиаф, далёкий, как Крестовые походы. Жан-Эдерн остановил Трене и побеседовал с ним. Представил «Поющему дурачку» (такое у него было самопрозвище) нас всех по очереди. Я пожал ему руку.
Всё это было не так давно, но быстро становится далёким, как Крестовые походы.
Балканский писатель
На обеде у моего издателя Ивана Набокова в семейном особняке Жоксов на набережной Часов (de L'Horloge на самом деле переводится: большие часы, башенные часы), в двух шагах от средневекового «Нового моста», я познакомился с пьяной светской дамой. Там у Набоковых все сидели за отдельными столами, и мы с ней оказались рядом. То был ещё 1981 год, и я говорил исключительно по-английски. Потому Жаклин де Гито и посадили рядом со мной, она свободно говорила по-английски.
В окнах особняка семейства Жоксов плескалась мутная река Сена. Если пойти по набережной направо от особняка, то через несколько сот метров стоят исторические башни тюрьмы Консьержери, а за ними Дворец Правосудия и средневековые лабиринты зданий, набитых французскими ментами. (Там, во Франции, «менту» соответствует слово «флик».) Ментам во Франции отвели самое центровое и дорогое место — на острове Ситэ, там, где, собственно, и возник Париж. Напротив Дворца Правосудия помещается префектура полиции. А рядом Нотр-Дам и Госпиталь Бога. Что касается башен Консьержери, то под ними и под Дворцом Правосудия до сих пор помещается следственная тюрьма. Говорят, вонючая и отвратительная (рядом средневековая канализация), не лучше наших «Крестов» или «Бутырки» — правда, там у них посвободней, такой, как у нас, скученности нет. Я всё это поясняю, чтобы стало понятно, что эта за семейка — Жоксы, раз живут в таком месте. Иван Набоков — мой издатель и литературный директор издательства «Albin-Michel», хотя он и племянник Владимира Набокова — знаменитого писателя — и сын музыканта Николя Набокова, сам Иван никогда бы, конечно, не заработал на такой особняк. Но он женился на Клод Жокс, дочери старого Луиса Жокса — соратника Де Голля, министра, посла и всё такое прочее, короче, знатного вельможи. Брат Клод — Пьер Жокс, очкастый коренастый типчик, не стал голлистом, а пошёл к социалистам. В описываемое время (в марте 1981 года социалиста Миттерана избрали Президентом Французской Республики) Пьер Жокс стал министром внутренних дел. Впоследствии он переехал из особняка, где занимал верхние этажи, в апартаменты, предоставленные государством, где его было легче охранять жандармам. А сразу после его назначения у особняка на тротуаре поставили наряд полиции.
Когда мы с пьяной вдребезги графиней Жаклин де Гито вышли из дома № 39, она резко и конвульсивно махала сумочкой, и «флики» с их автоматами одобрительно зацокали языками. К счастью, жила она рядом, на рю де Савой. Так что я транспортировал её по ночному Парижу (мы ушли последними, по-моему, изрядно утомив хозяев) без крупных проблем. Хотя мелкие были.
Это я уже потом узнал, что Жаклин — графиня из старого бургундского рода, и, в отличие от всяких смазливых птичек, она не получила титул, выйдя замуж за графа, а получила его от графа папы. Это я уже потом узнал, что она была женой известного издателя Кристиана Бургуа и вместе с ним была замешана в скандале, известном во Франции как «афера Марковичи» (впрочем, французы произносят «Марковики»). Марковичи (или Маркович, теперь уже трудно разобраться, как писалось это имя) был телохранителем известного киноактера Алена Делона и однажды был найден мёртвым. Полиция стала копаться в этой смерти и раскопала весёлую компанию, развеивавшую скуку жизни оргиями, или «партузами», как их называют во Франции. В числе участвовавших фигурировали Ален Делон, Кристиан Бургуа, его юная жена Жаклин и… президент Французской Республики Помпиду… «Афера Марковики» произошла в самом конце 60-х годов, но она до сих пор волнует французов своей очаровательной смесью убийства, похоти, власти (Помпиду), яркой славы (Делон) и юной красоты (Жаклин, да и Делон). Таща её через Париж, я всего этого не знал. Это был 1981 год, значит, ей могло быть лет 20–25, когда Помпиду стал президентом в 1969 году, а умер в своём офисе, внезапно, в 1974 году, следовательно, в момент нашей встречи ей было от 32 до 37 лет. Физиономия у графини де Гито была, конечно, испитая: некоторые набряклости «мешков» под глазами, какой-то напряг с шеей, но у неё была отличная фигура высокой аристократки и большие шикарные сиськи при тонкой талии. На лодыжке правой ноги она носила цепочку. Волосы она красила в цвет красного дерева — такой цвет волос меня раздражал, помню.
Вообще, в ней была оригинальная смесь пьяндыги и деловой женщины, аристократки и алкоголички. Мы ложились с ней в чудовищное корыто из дерева, обшитого кожей, — подарок безумного дизайнера, с него съезжали все простыни, а простыни у неё были шёлковые — чёрные и фиолетовые, класс, а не простыни! Люкс, мечта… Эстетство, куда там «Плэйбою»! На ночь возле кровати она ставила литровую бутыль рабоче-крестьянского пива с ядовито-зелёной этикеткой. За ночь она успевала осушить бутыль. Она работала в фирме «Нина Риччи», помощниками у неё были смешные гомосексуалисты. У «Нины Риччи» она занималась аксессуарами. Целая комната в квартире на рю де Савой была увешена одеждами Жаклин. Во множестве рядов на тремпелях висели платья, костюмы, брюки, блузки. Внизу под одеждами теснились шеренги туфель. Большую часть этих вещей она не покупала или покупала у друзей, известных дизайнеров, за смехотворную цену. У неё там висело немало и полосатых зебр от Сони Рикель, зебровых её одежд. Однажды мы с ней сходили на обед к писательнице Реджин Дефорж, там мы встретили уже пожилую Соню, «Старой девочкой» я её назвал про себя. Куст рыже-седых волос, брюки, объемистые груди под раздутой розовой блузкой и некий Пьер, черноволосый, сладкий, в бархатной куртке, не то любовник, не то телохранитель, не то сотрудник. Вероятнее всего, всё вместе. Яркие сочные губы Пьера и бледные промокашки у Сони, помню, меня озадачили.
Югославский писатель Данила Киш тогда ещё не появился. Он вообще появится после меня, Жаклин подберет его, по-моему, там же, где я подобрал её, у Ивана Набокова. А в тот вечер нашего знакомства я её выебал с удовольствием, надо сказать, держа за большие сиськи. У неё был хороший зад, отличные ноги. Она была излишне загорелой, ну и физиономия, об этом я уже говорил.
Сжимая меня в объятиях (иначе не скажешь, именно сжимая), она счастливо повторяла: «My muscular man… my muscular man», — очевидно, в отличие от её прежних любовников, я был мускулист для неё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Шарль Трене был из Эпохи Гитлера и Эдит Пиаф, далёкий, как Крестовые походы. Жан-Эдерн остановил Трене и побеседовал с ним. Представил «Поющему дурачку» (такое у него было самопрозвище) нас всех по очереди. Я пожал ему руку.
Всё это было не так давно, но быстро становится далёким, как Крестовые походы.
Балканский писатель
На обеде у моего издателя Ивана Набокова в семейном особняке Жоксов на набережной Часов (de L'Horloge на самом деле переводится: большие часы, башенные часы), в двух шагах от средневекового «Нового моста», я познакомился с пьяной светской дамой. Там у Набоковых все сидели за отдельными столами, и мы с ней оказались рядом. То был ещё 1981 год, и я говорил исключительно по-английски. Потому Жаклин де Гито и посадили рядом со мной, она свободно говорила по-английски.
В окнах особняка семейства Жоксов плескалась мутная река Сена. Если пойти по набережной направо от особняка, то через несколько сот метров стоят исторические башни тюрьмы Консьержери, а за ними Дворец Правосудия и средневековые лабиринты зданий, набитых французскими ментами. (Там, во Франции, «менту» соответствует слово «флик».) Ментам во Франции отвели самое центровое и дорогое место — на острове Ситэ, там, где, собственно, и возник Париж. Напротив Дворца Правосудия помещается префектура полиции. А рядом Нотр-Дам и Госпиталь Бога. Что касается башен Консьержери, то под ними и под Дворцом Правосудия до сих пор помещается следственная тюрьма. Говорят, вонючая и отвратительная (рядом средневековая канализация), не лучше наших «Крестов» или «Бутырки» — правда, там у них посвободней, такой, как у нас, скученности нет. Я всё это поясняю, чтобы стало понятно, что эта за семейка — Жоксы, раз живут в таком месте. Иван Набоков — мой издатель и литературный директор издательства «Albin-Michel», хотя он и племянник Владимира Набокова — знаменитого писателя — и сын музыканта Николя Набокова, сам Иван никогда бы, конечно, не заработал на такой особняк. Но он женился на Клод Жокс, дочери старого Луиса Жокса — соратника Де Голля, министра, посла и всё такое прочее, короче, знатного вельможи. Брат Клод — Пьер Жокс, очкастый коренастый типчик, не стал голлистом, а пошёл к социалистам. В описываемое время (в марте 1981 года социалиста Миттерана избрали Президентом Французской Республики) Пьер Жокс стал министром внутренних дел. Впоследствии он переехал из особняка, где занимал верхние этажи, в апартаменты, предоставленные государством, где его было легче охранять жандармам. А сразу после его назначения у особняка на тротуаре поставили наряд полиции.
Когда мы с пьяной вдребезги графиней Жаклин де Гито вышли из дома № 39, она резко и конвульсивно махала сумочкой, и «флики» с их автоматами одобрительно зацокали языками. К счастью, жила она рядом, на рю де Савой. Так что я транспортировал её по ночному Парижу (мы ушли последними, по-моему, изрядно утомив хозяев) без крупных проблем. Хотя мелкие были.
Это я уже потом узнал, что Жаклин — графиня из старого бургундского рода, и, в отличие от всяких смазливых птичек, она не получила титул, выйдя замуж за графа, а получила его от графа папы. Это я уже потом узнал, что она была женой известного издателя Кристиана Бургуа и вместе с ним была замешана в скандале, известном во Франции как «афера Марковичи» (впрочем, французы произносят «Марковики»). Марковичи (или Маркович, теперь уже трудно разобраться, как писалось это имя) был телохранителем известного киноактера Алена Делона и однажды был найден мёртвым. Полиция стала копаться в этой смерти и раскопала весёлую компанию, развеивавшую скуку жизни оргиями, или «партузами», как их называют во Франции. В числе участвовавших фигурировали Ален Делон, Кристиан Бургуа, его юная жена Жаклин и… президент Французской Республики Помпиду… «Афера Марковики» произошла в самом конце 60-х годов, но она до сих пор волнует французов своей очаровательной смесью убийства, похоти, власти (Помпиду), яркой славы (Делон) и юной красоты (Жаклин, да и Делон). Таща её через Париж, я всего этого не знал. Это был 1981 год, значит, ей могло быть лет 20–25, когда Помпиду стал президентом в 1969 году, а умер в своём офисе, внезапно, в 1974 году, следовательно, в момент нашей встречи ей было от 32 до 37 лет. Физиономия у графини де Гито была, конечно, испитая: некоторые набряклости «мешков» под глазами, какой-то напряг с шеей, но у неё была отличная фигура высокой аристократки и большие шикарные сиськи при тонкой талии. На лодыжке правой ноги она носила цепочку. Волосы она красила в цвет красного дерева — такой цвет волос меня раздражал, помню.
Вообще, в ней была оригинальная смесь пьяндыги и деловой женщины, аристократки и алкоголички. Мы ложились с ней в чудовищное корыто из дерева, обшитого кожей, — подарок безумного дизайнера, с него съезжали все простыни, а простыни у неё были шёлковые — чёрные и фиолетовые, класс, а не простыни! Люкс, мечта… Эстетство, куда там «Плэйбою»! На ночь возле кровати она ставила литровую бутыль рабоче-крестьянского пива с ядовито-зелёной этикеткой. За ночь она успевала осушить бутыль. Она работала в фирме «Нина Риччи», помощниками у неё были смешные гомосексуалисты. У «Нины Риччи» она занималась аксессуарами. Целая комната в квартире на рю де Савой была увешена одеждами Жаклин. Во множестве рядов на тремпелях висели платья, костюмы, брюки, блузки. Внизу под одеждами теснились шеренги туфель. Большую часть этих вещей она не покупала или покупала у друзей, известных дизайнеров, за смехотворную цену. У неё там висело немало и полосатых зебр от Сони Рикель, зебровых её одежд. Однажды мы с ней сходили на обед к писательнице Реджин Дефорж, там мы встретили уже пожилую Соню, «Старой девочкой» я её назвал про себя. Куст рыже-седых волос, брюки, объемистые груди под раздутой розовой блузкой и некий Пьер, черноволосый, сладкий, в бархатной куртке, не то любовник, не то телохранитель, не то сотрудник. Вероятнее всего, всё вместе. Яркие сочные губы Пьера и бледные промокашки у Сони, помню, меня озадачили.
Югославский писатель Данила Киш тогда ещё не появился. Он вообще появится после меня, Жаклин подберет его, по-моему, там же, где я подобрал её, у Ивана Набокова. А в тот вечер нашего знакомства я её выебал с удовольствием, надо сказать, держа за большие сиськи. У неё был хороший зад, отличные ноги. Она была излишне загорелой, ну и физиономия, об этом я уже говорил.
Сжимая меня в объятиях (иначе не скажешь, именно сжимая), она счастливо повторяла: «My muscular man… my muscular man», — очевидно, в отличие от её прежних любовников, я был мускулист для неё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90