Всё это поведал нам сам Костенко, в тот вечер у него в кабинете, когда я простодушно спросил его, что он думает о только что прибывшем Лебеде. И получил в ответ эту историю. Через две недели Лебедь жестоко отомстит Костенко за давнюю обиду. Костенко ликвидируют: труп Костенко распилят, и верхнюю часть, жуткий «бюст» повезут для идентификации в Одессу. Почему распилят? А у милых ребят-следователей, подчинённых моего хорошего знакомого Вадима Шевцова, был только «Запорожец» для доставки трупа. Вот они и распилили или разрубили тело…
Но мы-то не знали будущего, потому спокойно выпили, закусывая вишнями, вначале нашу бутылку «Московской», потом перешли на молдавское вино в бутылках, извлечённое им из ящика стола. Если бы знали… Если бы знали, то всё получилось бы всё равно, как получилось. Он не мог уехать куда-то. Стать опять хозяином мастерской по ремонту автомобилей? И это после того, как водил войска своей республики против вражеских войск, повелевал судьбами людей? Невозможно. Позднее мы с Владом спешно приехали ещё раз из Тирасполя, и Влад предупредил его: комбат, тебя будут арестовывать. И мы добавили деталей. Он в этот момент садился со своими хлопцами в «УАЗик». Он поблагодарил за предупреждение и сел впереди с водителем. И уехал. И больше никогда я не видел корейца с глазами рыси.
Тогда, на какую-то неделю, мы сдружились. А может, он выбрал нас, чтобы оставить о себе память? Он знал, что над ним сгущаются тучи. И потому ничего от нас не скрывал, показывал нам что мог. В ту же ночь мы отправились с его хлопцами по ночному городу на обыски. Врывались в богатые дома руководителей «Народного Фронта Молдовы», вышибали двери, видели дрожащих родственников врагов Приднестровской Республики. В одном доме враг выпрыгнул от нас в чёрное окно. На столе осталась горячая яичница с колбасой. Первую ночь я спал в батькином кабинете на столах, а Влад на матрасе. Сам он спал неизвестно где. Утром мы пробрались на передовую, на Первомайскую, в знаменитое общежитие обувной фабрики. Там, в полузатопленных его коридорах, ласково лизал стены пожар, полы были усыпаны гильзами, в вышибленном артиллерией, вскрытом, как консервная банка, лестничном пролёте видна была позиция «румын» в высотном здании. Лёжа в красном одеяле, орал контуженный. Может, батька хотел через нас оправдаться перед миром, не знаю, что у него было на уме, но мы несколько раз присутствовали при том, как он вершил суд. Во дворе школы он судил при нас дезертиров, в другой раз на знойной жаре, в сарае, с верными товарищами (пахло сеном, и вокруг стояли и лежали сельскохозяйственные орудия), с подругой Таней в тёмных очках — принимал граждан, судил полицая, местного мента, ушедшего с «румынами». Полицая увели и посадили в погреб с дезертирами. На следующий день я поинтересовался у одного из ребят батьки: «Что с полицаем, он до сих пор в погребе? Не побили ли его дезертиры?» — «А его нет», — притворно равнодушно ответил хлопец. — «Что, его увезли в Тирасполь?» — «Да нет его», — хлопец отвёл глаза. Вот и понимай как знаешь: здесь его нет или уже нет на земле.
Картина в сарае была живописная. Ворота открыты настежь. Стоит стул. На стуле — комбат, на коленях автомат, который он поглаживает. Одет экономно. Поверх камуфляжной рубахи куртка без рукавов, со специальными длинными карманами на груди — для рожков, тельник в прорези рубахи. Люди комбата расположились сзади и по бокам. Перед очи батьки приводят обвиняемых и просителей. И уводят. Кореец с рысьими глазами судит спокойно и споро.
Короче, он нас пустил ПОЧТИ повсюду. Мы ему послужили, как француз Реджис Дебре послужил Че Геваре. Думаю, эта адская пара — архетипична. Вождю, революционеру, батьке — необходим свой журналист, свидетель, интеллектуал в САМЫЙ важный момент жизни. Одно время Дебре считали невольным предателем, якобы он навел боливийцев на Че. Было не так, но то, что Дебре был важен в этой истории, сомнению не подлежит. Вооружённые конфликты на территории бывшего СССР породили десятки выдающихся лидеров, вождей. Но вот Реджисов Дебре рядом с вождями и батьками не оказалось. Роль Дебре мне мала, но мне привелось быть рядом, воевать, наблюдать какое-то время практически всех или многих «bad boys» моего времени. Я знал и много встречался и беседовал с Радованом Караджичем, главой Боснийской Сербской Республики, с Арканом, с генералом Младичем, с легендой Книнской Краины — капитаном Драганом. Позднее знал я полковника Худойбердыева — в Таджике. Я умудрился даже познакомиться со знаменитым Бобом Денером, королём «наёмников», и заслужил его особое расположение. К числу этих «bad boys» по праву принадлежит и батька Костенко. Все эти люди названы военными преступниками, и те, кто жив, разыскиваются международным трибуналом в Гааге. Кстати, в брошюре, изданной во Франции издательством «Golias» под названием «Негативисты: мусорщики истории», я обнаружил на странице 163 такие строки:
«Эдвард Лимонов… продолжающий быть наёмником между двумя отдыхами в Париже. Один английский телевизионный канал смог снять его, стреляющим по Сараево. Эти кадры были показаны по каналу «Арте» и были включены в обвинительное дело интернационального трибунала в Гааге».
Съесть-то он съесть, ваш трибунал, да кто ж ему дасть, могу только и сказать по этому поводу. Получилось так, что в 1992 году в Абхазии я не встретил Шамиля Басаева только случайно, хотя несколько раз проезжал через позиции отряда Шамиля (тогда он просто назывался Шамиль) у Нижних Эшер. Низкорослые, одетые в чёрное чечены с повязками на лбах, картинно украшенные разнообразной «зброей», выглядели экзотично. Как мексиканские бандиты в сериале. Пришлось мне познакомиться и с сотнями второстепенных персонажей, которые потом стали первостепенными. Так, я жил некоторое время в деревянном, без света и канализации, шале в Пале, столице Сербской Боснийской Республики, рядом с Биланой Плавшич и ходил к ней греться по утрам и пить кофе — у неё был керосиновый обогреватель. После Караджича Плавшич была одно время президентом Сербской Боснийской Республики. Все эти «bad boys», слава Богу, живы ещё, и потому для них не место в Книге Мёртвых.
Я пишу всё это и нахожусь в интересной ситуации, потому что, например, о батьке Костенко я уже хорошо писал в «Убийстве часового», в репортаже с Приднестровской войны. Переписывать здесь свою же книгу я не стану, отсылаю читателя к «Убийству часового» и «Анатомии героя» — там есть много о «bad boys».
Перенесёмся обратно в Приднестровье, в 1992 год. Жарко, душно, зреют фрукты в садах, вишни уже отошли давно, но зреет персик, абрикос. Километры садов, а вдоль кромки садов — окопы. Свежая земля. Плотина через Днестр — миллионы водяных брызг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Но мы-то не знали будущего, потому спокойно выпили, закусывая вишнями, вначале нашу бутылку «Московской», потом перешли на молдавское вино в бутылках, извлечённое им из ящика стола. Если бы знали… Если бы знали, то всё получилось бы всё равно, как получилось. Он не мог уехать куда-то. Стать опять хозяином мастерской по ремонту автомобилей? И это после того, как водил войска своей республики против вражеских войск, повелевал судьбами людей? Невозможно. Позднее мы с Владом спешно приехали ещё раз из Тирасполя, и Влад предупредил его: комбат, тебя будут арестовывать. И мы добавили деталей. Он в этот момент садился со своими хлопцами в «УАЗик». Он поблагодарил за предупреждение и сел впереди с водителем. И уехал. И больше никогда я не видел корейца с глазами рыси.
Тогда, на какую-то неделю, мы сдружились. А может, он выбрал нас, чтобы оставить о себе память? Он знал, что над ним сгущаются тучи. И потому ничего от нас не скрывал, показывал нам что мог. В ту же ночь мы отправились с его хлопцами по ночному городу на обыски. Врывались в богатые дома руководителей «Народного Фронта Молдовы», вышибали двери, видели дрожащих родственников врагов Приднестровской Республики. В одном доме враг выпрыгнул от нас в чёрное окно. На столе осталась горячая яичница с колбасой. Первую ночь я спал в батькином кабинете на столах, а Влад на матрасе. Сам он спал неизвестно где. Утром мы пробрались на передовую, на Первомайскую, в знаменитое общежитие обувной фабрики. Там, в полузатопленных его коридорах, ласково лизал стены пожар, полы были усыпаны гильзами, в вышибленном артиллерией, вскрытом, как консервная банка, лестничном пролёте видна была позиция «румын» в высотном здании. Лёжа в красном одеяле, орал контуженный. Может, батька хотел через нас оправдаться перед миром, не знаю, что у него было на уме, но мы несколько раз присутствовали при том, как он вершил суд. Во дворе школы он судил при нас дезертиров, в другой раз на знойной жаре, в сарае, с верными товарищами (пахло сеном, и вокруг стояли и лежали сельскохозяйственные орудия), с подругой Таней в тёмных очках — принимал граждан, судил полицая, местного мента, ушедшего с «румынами». Полицая увели и посадили в погреб с дезертирами. На следующий день я поинтересовался у одного из ребят батьки: «Что с полицаем, он до сих пор в погребе? Не побили ли его дезертиры?» — «А его нет», — притворно равнодушно ответил хлопец. — «Что, его увезли в Тирасполь?» — «Да нет его», — хлопец отвёл глаза. Вот и понимай как знаешь: здесь его нет или уже нет на земле.
Картина в сарае была живописная. Ворота открыты настежь. Стоит стул. На стуле — комбат, на коленях автомат, который он поглаживает. Одет экономно. Поверх камуфляжной рубахи куртка без рукавов, со специальными длинными карманами на груди — для рожков, тельник в прорези рубахи. Люди комбата расположились сзади и по бокам. Перед очи батьки приводят обвиняемых и просителей. И уводят. Кореец с рысьими глазами судит спокойно и споро.
Короче, он нас пустил ПОЧТИ повсюду. Мы ему послужили, как француз Реджис Дебре послужил Че Геваре. Думаю, эта адская пара — архетипична. Вождю, революционеру, батьке — необходим свой журналист, свидетель, интеллектуал в САМЫЙ важный момент жизни. Одно время Дебре считали невольным предателем, якобы он навел боливийцев на Че. Было не так, но то, что Дебре был важен в этой истории, сомнению не подлежит. Вооружённые конфликты на территории бывшего СССР породили десятки выдающихся лидеров, вождей. Но вот Реджисов Дебре рядом с вождями и батьками не оказалось. Роль Дебре мне мала, но мне привелось быть рядом, воевать, наблюдать какое-то время практически всех или многих «bad boys» моего времени. Я знал и много встречался и беседовал с Радованом Караджичем, главой Боснийской Сербской Республики, с Арканом, с генералом Младичем, с легендой Книнской Краины — капитаном Драганом. Позднее знал я полковника Худойбердыева — в Таджике. Я умудрился даже познакомиться со знаменитым Бобом Денером, королём «наёмников», и заслужил его особое расположение. К числу этих «bad boys» по праву принадлежит и батька Костенко. Все эти люди названы военными преступниками, и те, кто жив, разыскиваются международным трибуналом в Гааге. Кстати, в брошюре, изданной во Франции издательством «Golias» под названием «Негативисты: мусорщики истории», я обнаружил на странице 163 такие строки:
«Эдвард Лимонов… продолжающий быть наёмником между двумя отдыхами в Париже. Один английский телевизионный канал смог снять его, стреляющим по Сараево. Эти кадры были показаны по каналу «Арте» и были включены в обвинительное дело интернационального трибунала в Гааге».
Съесть-то он съесть, ваш трибунал, да кто ж ему дасть, могу только и сказать по этому поводу. Получилось так, что в 1992 году в Абхазии я не встретил Шамиля Басаева только случайно, хотя несколько раз проезжал через позиции отряда Шамиля (тогда он просто назывался Шамиль) у Нижних Эшер. Низкорослые, одетые в чёрное чечены с повязками на лбах, картинно украшенные разнообразной «зброей», выглядели экзотично. Как мексиканские бандиты в сериале. Пришлось мне познакомиться и с сотнями второстепенных персонажей, которые потом стали первостепенными. Так, я жил некоторое время в деревянном, без света и канализации, шале в Пале, столице Сербской Боснийской Республики, рядом с Биланой Плавшич и ходил к ней греться по утрам и пить кофе — у неё был керосиновый обогреватель. После Караджича Плавшич была одно время президентом Сербской Боснийской Республики. Все эти «bad boys», слава Богу, живы ещё, и потому для них не место в Книге Мёртвых.
Я пишу всё это и нахожусь в интересной ситуации, потому что, например, о батьке Костенко я уже хорошо писал в «Убийстве часового», в репортаже с Приднестровской войны. Переписывать здесь свою же книгу я не стану, отсылаю читателя к «Убийству часового» и «Анатомии героя» — там есть много о «bad boys».
Перенесёмся обратно в Приднестровье, в 1992 год. Жарко, душно, зреют фрукты в садах, вишни уже отошли давно, но зреет персик, абрикос. Километры садов, а вдоль кромки садов — окопы. Свежая земля. Плотина через Днестр — миллионы водяных брызг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90