Не по чину. Майор с пачкой «Герцеговины» смотрелся нормально. (Вообще в бесклассовом обществе народ стремился всеми силами обозначить свой класс. Воры предпочитали папиросы «Беломорканал». Рабочие — «Шахтерские» и позже простые, как «Житан», бесфильтровые сигареты «Шипка».) Давно известно, что у разных обществ и их классов во все времена вырабатываются коды поведения, свои представления о том, что красиво, и что некрасиво, и что элегантно. Очень элегантно было сидеть, расстегнув мундир (новая форма и особенно твердые погоны всем безоговорочно нравились), обнажив белизну нижней рубахи. Сознательно и бессознательно они подражали в этом дореволюционным офицерам и фильмам о них. Форма имеет большую власть над человеком, нежели принято считать. Они не могли подражать расхристанным башибузукам короткого периода революции, они подражали форме и дисциплине армии, потому обнаруживали себя наследниками царской армии, сами этого не желая. Парадокс, с которым так они и существовали. Точно известно, что их дивизии завидовали офицеры других дивизий гарнизона, потому что их начальник штаба был «из бывших царских офицеров», то есть настоящий офицер. Себя они считали только пытающимися стать «настоящими офицерами». Шинель с бобровым воротником, право носить каковой полковник отстоял у начальника гарнизона из сумасбродства или личной прихоти, была этаким шикарным символом «настоящей» армии, где офицеру позволялось иметь одну индивидуальную причуду при условии, что он храбрый офицер. Характерно, что начальник дивизии генерал-майор никакой популярностью не пользовался, считался выскочкой вроде «егроя Кзякина», и Хозяином (куда чаще, чем Сталина) называли не генерал-майора, но начальника штаба. Так как мальчишки всегда ищут примера для подражания, вся военная молодежь изучала и копировала начальника штаба, даже его походку, и копировала еще пару старших офицеров, казавшихся достойными подражания.
Однако сословие «кшатрий», воинов, не лишено было и критического взгляда на самих себя. Даже малышня знала частушку про молодого лейтенанта:
Лейтенант молодой,
В жопу раненный,
Пошел на базар
За бараниной…
Что случилось с лейтенантом на базаре, автор запамятовал. Кажется, опять пострадала нижняя часть его тела. Лейтенантам вообще доставалось в военном фольклоре, поскольку это, самое низшее из офицерских званий считалось и самым легкомысленным. Сатирический негатив прекрасной песни «Бьется в тесной печурке огонь» имел в себе и такие циничные строки:
Ты меня ждешь…
А сама с лейтенантом живешь…
В данном случае лейтенант выступал в роли тыловой крысы — соблазнителя жены фронтовика-солдата.
Военная молодежь, первое послереволюционное поколение, связана была пуповиной с мифологией низших сословий. В каком-то смысле они и были народной действительно армией. Из гигантской человекомешалки революции вывалилась в опоки армии народная гуща… Перевалив за сорок, все чаще и чаще автор обнаруживает всплывающие из него слова, пословицы, поговорки, запавшие в него без его ведома и разрешения. Теперь они вдруг всплывают. Снимая галифе перед тем, как лечь в постель, отец говорил порой шутливо:
Вениамин Иваныч,
Снимай портки на нычь,
Клади в уголок,
Чтобы черт не уволок…
Ну откуда могли прийти эти симпатичные «портки»? Из деревни Масловки, конечно же, протолкались они, и через все утолщающийся слой времени всплыли в памяти внука и правнука крестьян — автора этой книги.
Когда отцу надоедало разговаривать, он, зевая, произносил: «Так, сказал бедняк, а сам полез на печку». Лишь недавно выяснилось, что строчка эта, сделанная отцом поговоркой, принадлежит одному из произведений Демьяна Бедного, крестьянского поэта. Речь шла о том, что бедняк устраняется от социальной жизни, предпочитая, чтоб за него хорошую жизнь устраивал кто-то. Вспомнив о Демьяне, автор позволит себе привести здесь большой кусок песни на его слова, распеваемой красноармейцами тех лет с таким же удовольствием, как и красногвардейцами двадцатых годов.
Как родная меня мать провожала,
Сразу вся моя родня набежала.
Ну куда ты, паренек, ох, куда ты,
Не ходил бы ты, Ванек,
Во солдаты…
В Красной Армии штыки,
Чай, найдутся.
Без тебя большевики
Обойдутся…
А Ванек, сознательный деревенский парень, отвечает родне:
Будь такие все, как вы,
Ротозеи,
Что б осталось от Москвы,
От Расеи!
Отец исполнял эту песню под гитару с несколько насмешливым выражением лица, как бы желая подчеркнуть расстояние между собой и ею, не очень охотно, очевидно, считая ее устаревшей и наивной. Однако судьба его недалеко отстояла от судьбы «Ванька». На «сверхсрочную службу» в армии он остался в 1940 году, вопреки воле матери Веры. Сын его был более благосклонен к маршам и солдатским песням. Личико сына светилось, если папа Вениамин вдруг выкаблучивал на гитаре быстрое, плясовое:
Что ты, что ты, что ты, что ты,
Я солдат, девятой роты,
Тридцать первого полка,
Ламца-дрица гоца-ца!
Хулиганы-солдаты, копая картошку или нарезая подсолнухи в подсобном хозяйстве, пели на ту же мелодию неприличное (судя по всему, солдат тогда все время думал о девушках. Так же, как и сейчас):
Лиза, Лиза, Лизавета…
Я люблю тебя за это,
И за это, и за то,
Что ты подняла пальто…
Появлялся, ругаясь, сержант, и солдаты, пристыженные, заводили старую, может, двухсотлетнюю:
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жены?
Наши жены — ружья заряжены,
Вот где наши жены…
В форме вопросов и ответов «зондаж» этот не оставлял в покое ни единого родственника и кончался, кажется, на дедах:
Наши деды — славные победы,
Вот где наши деды…
Деревней, Россией и стариной пахли многие отцовские и материнские словечки. Отец, приличный, заменял матерные слова на абракадабровые скороговорочные. Так он восклицал: «Пикит твою мать» — или говорил: «Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!», последнее — чистейшая абракадабра, очевидно, заменяла «еб твою мать», но звучала отрывком из алфавита. В тех случаях, когда мать, раздраженная какой-нибудь бытовой несправедливостью, скажем, грубостью милиционера, наблюдавшего за хлебной очередью, предлагала отцу предпринять что-либо, он успокаивал жену, говоря: «Рая, не стоит связываться, не трогай «г», не будет «в»!» Сознавая, что отец кодирует свой мессидж, возможно, из-за него, он однажды, любопытный, упросил мать раскодировать фразу. «Не трогай говно, не будет вони», — расхохоталась мать и тут же посоветовала ребенку забыть услышанное. Но разве такое забудешь.
Мама Рая, если ребенок капризничал, восклицала: «На тебя, Миш, не угодишь!» Если по радио пел ненравящийся хор или трио, мать смеялась: «Голосят, как свиньи в дождь». Когда однажды обворовали магазин на улице Свердлова, вместо того чтобы выразить соболезнование, мать почему-то обрадованно сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Однако сословие «кшатрий», воинов, не лишено было и критического взгляда на самих себя. Даже малышня знала частушку про молодого лейтенанта:
Лейтенант молодой,
В жопу раненный,
Пошел на базар
За бараниной…
Что случилось с лейтенантом на базаре, автор запамятовал. Кажется, опять пострадала нижняя часть его тела. Лейтенантам вообще доставалось в военном фольклоре, поскольку это, самое низшее из офицерских званий считалось и самым легкомысленным. Сатирический негатив прекрасной песни «Бьется в тесной печурке огонь» имел в себе и такие циничные строки:
Ты меня ждешь…
А сама с лейтенантом живешь…
В данном случае лейтенант выступал в роли тыловой крысы — соблазнителя жены фронтовика-солдата.
Военная молодежь, первое послереволюционное поколение, связана была пуповиной с мифологией низших сословий. В каком-то смысле они и были народной действительно армией. Из гигантской человекомешалки революции вывалилась в опоки армии народная гуща… Перевалив за сорок, все чаще и чаще автор обнаруживает всплывающие из него слова, пословицы, поговорки, запавшие в него без его ведома и разрешения. Теперь они вдруг всплывают. Снимая галифе перед тем, как лечь в постель, отец говорил порой шутливо:
Вениамин Иваныч,
Снимай портки на нычь,
Клади в уголок,
Чтобы черт не уволок…
Ну откуда могли прийти эти симпатичные «портки»? Из деревни Масловки, конечно же, протолкались они, и через все утолщающийся слой времени всплыли в памяти внука и правнука крестьян — автора этой книги.
Когда отцу надоедало разговаривать, он, зевая, произносил: «Так, сказал бедняк, а сам полез на печку». Лишь недавно выяснилось, что строчка эта, сделанная отцом поговоркой, принадлежит одному из произведений Демьяна Бедного, крестьянского поэта. Речь шла о том, что бедняк устраняется от социальной жизни, предпочитая, чтоб за него хорошую жизнь устраивал кто-то. Вспомнив о Демьяне, автор позволит себе привести здесь большой кусок песни на его слова, распеваемой красноармейцами тех лет с таким же удовольствием, как и красногвардейцами двадцатых годов.
Как родная меня мать провожала,
Сразу вся моя родня набежала.
Ну куда ты, паренек, ох, куда ты,
Не ходил бы ты, Ванек,
Во солдаты…
В Красной Армии штыки,
Чай, найдутся.
Без тебя большевики
Обойдутся…
А Ванек, сознательный деревенский парень, отвечает родне:
Будь такие все, как вы,
Ротозеи,
Что б осталось от Москвы,
От Расеи!
Отец исполнял эту песню под гитару с несколько насмешливым выражением лица, как бы желая подчеркнуть расстояние между собой и ею, не очень охотно, очевидно, считая ее устаревшей и наивной. Однако судьба его недалеко отстояла от судьбы «Ванька». На «сверхсрочную службу» в армии он остался в 1940 году, вопреки воле матери Веры. Сын его был более благосклонен к маршам и солдатским песням. Личико сына светилось, если папа Вениамин вдруг выкаблучивал на гитаре быстрое, плясовое:
Что ты, что ты, что ты, что ты,
Я солдат, девятой роты,
Тридцать первого полка,
Ламца-дрица гоца-ца!
Хулиганы-солдаты, копая картошку или нарезая подсолнухи в подсобном хозяйстве, пели на ту же мелодию неприличное (судя по всему, солдат тогда все время думал о девушках. Так же, как и сейчас):
Лиза, Лиза, Лизавета…
Я люблю тебя за это,
И за это, и за то,
Что ты подняла пальто…
Появлялся, ругаясь, сержант, и солдаты, пристыженные, заводили старую, может, двухсотлетнюю:
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жены?
Наши жены — ружья заряжены,
Вот где наши жены…
В форме вопросов и ответов «зондаж» этот не оставлял в покое ни единого родственника и кончался, кажется, на дедах:
Наши деды — славные победы,
Вот где наши деды…
Деревней, Россией и стариной пахли многие отцовские и материнские словечки. Отец, приличный, заменял матерные слова на абракадабровые скороговорочные. Так он восклицал: «Пикит твою мать» — или говорил: «Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!», последнее — чистейшая абракадабра, очевидно, заменяла «еб твою мать», но звучала отрывком из алфавита. В тех случаях, когда мать, раздраженная какой-нибудь бытовой несправедливостью, скажем, грубостью милиционера, наблюдавшего за хлебной очередью, предлагала отцу предпринять что-либо, он успокаивал жену, говоря: «Рая, не стоит связываться, не трогай «г», не будет «в»!» Сознавая, что отец кодирует свой мессидж, возможно, из-за него, он однажды, любопытный, упросил мать раскодировать фразу. «Не трогай говно, не будет вони», — расхохоталась мать и тут же посоветовала ребенку забыть услышанное. Но разве такое забудешь.
Мама Рая, если ребенок капризничал, восклицала: «На тебя, Миш, не угодишь!» Если по радио пел ненравящийся хор или трио, мать смеялась: «Голосят, как свиньи в дождь». Когда однажды обворовали магазин на улице Свердлова, вместо того чтобы выразить соболезнование, мать почему-то обрадованно сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44