- Ну, вот.
Дом очень долго никто не отпирал и не проветривал, и оттого здесь стоял спертый запах плесени, как в заброшенном зверином логове, а свет, едва сочившийся сквозь покрытые патиной стекла, только усиливал ощущение пещеры. Это было жилище холостяка, холостяка, который когда-то крайне тщательно относился к собственной внешности и к тому, что его окружает, но потом забыл об этом, привыкнув к атмосфере запустения и более не воспринимая ее как таковую. Мебель была очень качественная и подобрана со вкусом, но - засаленная обивка, неряшливые пятна, настольная лампа, починенная при помощи куска изоленты, и возле кресла перевернутая стойка-«зонтик», под пепельницу.
Тот зверь, который жил здесь, устроил себе гнездо именно в этом большом кресле, оно до сих пор хранило очертания его тела; бледная дорожка вела по ковру от кресла к «магнавоксу»* [«Магнавокс» - проигрыватель или музыкальный центр одноименной индианской компании.] и к бару - вытертая ступнями хозяина. Пирсу стало даже как-то не по себе от этой детали, чересчур личной.
- Книги, - сказала Роузи.
Книги были повсюду: в высоких шкафах, в углах, сложенные стопками, на стульях и под стульями, раскрытые книги поверх других раскрытых книг; атласы, энциклопедии, романы в ярких обложках, большие глянцевитые альбомы по искусству. Пирс избрал путь наименьшего сопротивления, который, вероятно, сам Крафт проделал между книжными островами и отмелями, - к закрытой стеклянной горке, в которой тоже хранились книги.
В замке был ключ, и Пирс отпер дверцу.
- Наверное, нам с самого начала нужно будет придерживаться какой-нибудь системы, - сказал он. - Хотя бы какой-нибудь.
Некоторые из лежавших внутри предметов были упакованы в пластиковые пакеты, в которых обыкновенно хранят редкости; в одном таком мешке, судя по всему, была пачка листов из какой-то средневековой рукописи. Снаружи был приклеен ярлычок с надписью PICATRIX*. [PICATRIX - приписываемая андалусийскому математику X в. Аль-Маджрити книга о магических искусствах, самый объемистый и влиятельный из средневековых гримуаров. Перевод «Пикатрикс» на латынь был осуществлен в 1256 г. при дворе кастильского короля Альфонсо Мудрого.]
Пирс вдруг отчего-то смутился и притворил дверцу. Человек явно очень дорожил этими книгами.
- Ну, что, - сказала Роузи. Первое впечатление прошло, и она странным образом начала чувствовать себя здесь почти как дома, в этом незнакомом помещении, вдвоем с незнакомцем. Она смотрела, как Пирс бережно дотрагивается до корешков стоящих в горке книг, и ей вдруг пришло в голову, что она только что представила друг другу двоих мужчин, которым на роду написано стать друзьями. - Вам, наверное, хочется порыться в книгах? А я пока пойду схожу наверх.
- Ладно.
С минуту он стоял один посреди гостиной. По всему подоконнику рядом с покойным креслом видны были следы от непогашенных сигарет - интересно, почему? Казалось, дом был сплошь в густой пелене табачного дыма, как «длинные» общественные дома индейцев могавков. Он обернулся. За спиной был коридор, который вел сквозь асимметричную и эксцентричную планировку дома (архитектор, видимо, надеялся сделать ее колоритной) в маленькую, на удивление маленькую комнату в задней части дома: ее предназначение было очевидным и на ее пороге Пирс запнулся, смутившись пуще прежнего.
Она была заставлена сплошь, как корабельный кубрик, и, как в корабельном кубрике, в ней не было ничего лишнего. Здесь как раз хватило места для стола, даже не стола, а просто большой столешницы, не слишком удачно встроенной под нижний обрез двух окошек со средниками; и еще для двух серых стальных каталожных шкафчиков, ящики у которых были помечены каким-то странным, невнятным Пирсу способом. Еще здесь были старенький электрообогреватель, стойка с пепельницей, как в гостиничных холлах, и офисная лампа с раздвижным держателем, который вполне можно было установить так, чтобы он светил прямо на черный «ремингтон».
Вот здесь он сидел; он глядел из этих окон на свет божий. Он надевал очки, которые из тщеславия не носил на людях, он прикуривал тринадцатую за день сигарету и тут же совал ее в пепельницу. Он заправлял в машинку лист бумаги... Лист вот этой бумаги; прямо под рукой лежала коробка грубой желтоватой бумаги, которой он пользовался для черновых набросков. «Сфинкс». Пирс открыл коробку; крышка залипла, под ней в результате его усилия возник вакуум и тянул на себя; коробка была едва ли не доверху полна листами бумаги, но только листы эти не были чистыми.
Сплошная машинопись, страницы не пронумерованы, но, судя по всему, идут по порядку: набросок романа. Обеими руками, как торт из духовки или как ребенка из коляски, Пирс вынул рукопись и положил ее перед собой на стол. Где-то снаружи, в надвигающихся сумерках, тявкнула собака: Скотти?
Титульной страницы в тексте не было, хотя на первой было напечатано нечто вроде эпиграфа.
Я постигаю, что я Парсифаль.
Парсифаль постигает, что долгий его поиск Грааля есть поиск Грааля, в который пустилось все человечество.
И как раз в это время Грааль возникает из небытия, вызванный к жизни всеобщим усилием заново претворить мир.
С могучим стоном мир пробуждается на мгновенье, как будто от тяжкого сна, и передает Грааль по рукам, словно камень; все кончено; Парсифаль забывает, зачем он тронулся в путь, я забываю о том, что я и есть Парсифаль, мир переворачивается с боку на бок и возвращается ко сну, а я исчезаю.
Ниже стояла ссылка (быстрым карандашным росчерком, так, словно автор внезапно вспомнил, откуда взял эту цитату, или передумал оставлять ее без отсылки) на Новалиса. Пирс поднял брови. Он взял в руки верхний лист, сухой и желтый, хрупкий на ощупь; края уже начали коричневеть. В верхней части второго листа стояло заглавие: «Пролог на небе», и начинался текст так:
В кристалле были ангелы, два четыре шесть много, и каждый силился занять свое место в строю, как олдермен на параде лорд-мэра. Белых одежд не было вовсе; у некоторых длинные волосы схвачены головной повязкой или венком из цветов; глаза у всех до странности веселые. Они продолжали протискиваться в строй, по одному или по два, и место неизменно оставалось для все новых и новых, они подхватывали друг друга под локоть и сплетали за спинами руки, они улыбчиво поглядывали на тех двоих смертных, которые решили за ними понаблюдать. И все их имена начинались на А.
Над головой хлопнула дверь, и Пирс посмотрел вверх. Роузи прошлась по комнате наверху сперва в одну сторону, потом в другую. Осматривается. Любопытствует. Пирс перелистал еще пару десятков страниц, мягкая, податливая пачка; и наткнулся на первую главу. «Некогда все было устроено совсем не так, как сейчас; у мира была 480 другая история и другое будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Дом очень долго никто не отпирал и не проветривал, и оттого здесь стоял спертый запах плесени, как в заброшенном зверином логове, а свет, едва сочившийся сквозь покрытые патиной стекла, только усиливал ощущение пещеры. Это было жилище холостяка, холостяка, который когда-то крайне тщательно относился к собственной внешности и к тому, что его окружает, но потом забыл об этом, привыкнув к атмосфере запустения и более не воспринимая ее как таковую. Мебель была очень качественная и подобрана со вкусом, но - засаленная обивка, неряшливые пятна, настольная лампа, починенная при помощи куска изоленты, и возле кресла перевернутая стойка-«зонтик», под пепельницу.
Тот зверь, который жил здесь, устроил себе гнездо именно в этом большом кресле, оно до сих пор хранило очертания его тела; бледная дорожка вела по ковру от кресла к «магнавоксу»* [«Магнавокс» - проигрыватель или музыкальный центр одноименной индианской компании.] и к бару - вытертая ступнями хозяина. Пирсу стало даже как-то не по себе от этой детали, чересчур личной.
- Книги, - сказала Роузи.
Книги были повсюду: в высоких шкафах, в углах, сложенные стопками, на стульях и под стульями, раскрытые книги поверх других раскрытых книг; атласы, энциклопедии, романы в ярких обложках, большие глянцевитые альбомы по искусству. Пирс избрал путь наименьшего сопротивления, который, вероятно, сам Крафт проделал между книжными островами и отмелями, - к закрытой стеклянной горке, в которой тоже хранились книги.
В замке был ключ, и Пирс отпер дверцу.
- Наверное, нам с самого начала нужно будет придерживаться какой-нибудь системы, - сказал он. - Хотя бы какой-нибудь.
Некоторые из лежавших внутри предметов были упакованы в пластиковые пакеты, в которых обыкновенно хранят редкости; в одном таком мешке, судя по всему, была пачка листов из какой-то средневековой рукописи. Снаружи был приклеен ярлычок с надписью PICATRIX*. [PICATRIX - приписываемая андалусийскому математику X в. Аль-Маджрити книга о магических искусствах, самый объемистый и влиятельный из средневековых гримуаров. Перевод «Пикатрикс» на латынь был осуществлен в 1256 г. при дворе кастильского короля Альфонсо Мудрого.]
Пирс вдруг отчего-то смутился и притворил дверцу. Человек явно очень дорожил этими книгами.
- Ну, что, - сказала Роузи. Первое впечатление прошло, и она странным образом начала чувствовать себя здесь почти как дома, в этом незнакомом помещении, вдвоем с незнакомцем. Она смотрела, как Пирс бережно дотрагивается до корешков стоящих в горке книг, и ей вдруг пришло в голову, что она только что представила друг другу двоих мужчин, которым на роду написано стать друзьями. - Вам, наверное, хочется порыться в книгах? А я пока пойду схожу наверх.
- Ладно.
С минуту он стоял один посреди гостиной. По всему подоконнику рядом с покойным креслом видны были следы от непогашенных сигарет - интересно, почему? Казалось, дом был сплошь в густой пелене табачного дыма, как «длинные» общественные дома индейцев могавков. Он обернулся. За спиной был коридор, который вел сквозь асимметричную и эксцентричную планировку дома (архитектор, видимо, надеялся сделать ее колоритной) в маленькую, на удивление маленькую комнату в задней части дома: ее предназначение было очевидным и на ее пороге Пирс запнулся, смутившись пуще прежнего.
Она была заставлена сплошь, как корабельный кубрик, и, как в корабельном кубрике, в ней не было ничего лишнего. Здесь как раз хватило места для стола, даже не стола, а просто большой столешницы, не слишком удачно встроенной под нижний обрез двух окошек со средниками; и еще для двух серых стальных каталожных шкафчиков, ящики у которых были помечены каким-то странным, невнятным Пирсу способом. Еще здесь были старенький электрообогреватель, стойка с пепельницей, как в гостиничных холлах, и офисная лампа с раздвижным держателем, который вполне можно было установить так, чтобы он светил прямо на черный «ремингтон».
Вот здесь он сидел; он глядел из этих окон на свет божий. Он надевал очки, которые из тщеславия не носил на людях, он прикуривал тринадцатую за день сигарету и тут же совал ее в пепельницу. Он заправлял в машинку лист бумаги... Лист вот этой бумаги; прямо под рукой лежала коробка грубой желтоватой бумаги, которой он пользовался для черновых набросков. «Сфинкс». Пирс открыл коробку; крышка залипла, под ней в результате его усилия возник вакуум и тянул на себя; коробка была едва ли не доверху полна листами бумаги, но только листы эти не были чистыми.
Сплошная машинопись, страницы не пронумерованы, но, судя по всему, идут по порядку: набросок романа. Обеими руками, как торт из духовки или как ребенка из коляски, Пирс вынул рукопись и положил ее перед собой на стол. Где-то снаружи, в надвигающихся сумерках, тявкнула собака: Скотти?
Титульной страницы в тексте не было, хотя на первой было напечатано нечто вроде эпиграфа.
Я постигаю, что я Парсифаль.
Парсифаль постигает, что долгий его поиск Грааля есть поиск Грааля, в который пустилось все человечество.
И как раз в это время Грааль возникает из небытия, вызванный к жизни всеобщим усилием заново претворить мир.
С могучим стоном мир пробуждается на мгновенье, как будто от тяжкого сна, и передает Грааль по рукам, словно камень; все кончено; Парсифаль забывает, зачем он тронулся в путь, я забываю о том, что я и есть Парсифаль, мир переворачивается с боку на бок и возвращается ко сну, а я исчезаю.
Ниже стояла ссылка (быстрым карандашным росчерком, так, словно автор внезапно вспомнил, откуда взял эту цитату, или передумал оставлять ее без отсылки) на Новалиса. Пирс поднял брови. Он взял в руки верхний лист, сухой и желтый, хрупкий на ощупь; края уже начали коричневеть. В верхней части второго листа стояло заглавие: «Пролог на небе», и начинался текст так:
В кристалле были ангелы, два четыре шесть много, и каждый силился занять свое место в строю, как олдермен на параде лорд-мэра. Белых одежд не было вовсе; у некоторых длинные волосы схвачены головной повязкой или венком из цветов; глаза у всех до странности веселые. Они продолжали протискиваться в строй, по одному или по два, и место неизменно оставалось для все новых и новых, они подхватывали друг друга под локоть и сплетали за спинами руки, они улыбчиво поглядывали на тех двоих смертных, которые решили за ними понаблюдать. И все их имена начинались на А.
Над головой хлопнула дверь, и Пирс посмотрел вверх. Роузи прошлась по комнате наверху сперва в одну сторону, потом в другую. Осматривается. Любопытствует. Пирс перелистал еще пару десятков страниц, мягкая, податливая пачка; и наткнулся на первую главу. «Некогда все было устроено совсем не так, как сейчас; у мира была 480 другая история и другое будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144