Уровнем выше пятьдесят криэйторов круглосуточно занимались предварительной фильтровкой. Особняком стояла каста засекреченных вирус-киллеров, спецов не ниже четвертого дана, работавших на концерн в самых разных местах планеты.
Никто точно не знал, сколько у Содружества Мудрых. Равным образом никто не знал, сколько их в Америке, Японии и других странах, способных содержать столь дорогостоящий институт. Сначала я удивлялся, отчего это им не передадут верховную власть. Потом сообразил, что здоровый властью с «инвалидом», лишенным тела, ни в коем случае не поделится. Хотя, как выяснилось позже, проблема имела двоякое решение. С одной стороны, на то они и Мудрые, чтобы самим не претендовать на роль указующих вечных старцев, с другой стороны… власти у них и так было предостаточно.
Что любопытно, теоретические корни для обоснования феноменальных возможностей работы мозга в подобных условиях были описаны еще в конце двадцатого столетия одним английским чудаком. Он предпринимал и практические, весьма простые, если вдуматься, опыты. Запирался на несколько дней в абсолютно темной звуконепроницаемой комнате и выдавал на-гора парочку изобретений. Человек приучил свой разум полностью абстрагироваться от реальности, он даже не переживал на тему очередной задачи, та сама вылезала с готовым ответом… Несмотря на многослойную оборону Города Мудрых, вирусы периодически пробивали заслон. В этом случае пораженная часть мыслящей биоты самоуничтожалась, а киберы немедленно доставляли с орбиты свежевыращенный модуль. Атаки шли с частотой не менее тысячи в минуту. Очевидно, таким же образом функционировали и оборонные биохарды, но их местоположение не разглашалось.
Забираясь в анатомическую лежанку, я вспомнил рассказанную Брониславом байку о будто бы спроектированном Мудрыми искусственном мозге на основе живых нейронов. Сама по себе идея будоражила умы, еще когда капитан Молин ходил в школу, и мне даже показалось обидным, что до сих пор не сварганили хотя бы завалящего полностью самостоятельного Терминатора. Но не сварганили…
Любая машина, пусть из органических материалов, оставалась машиной, не выходящей за рамки программ. Время от времени мир взрывался сенсацией, огромные надежды возлагались на жителей Глубины, однако на поверку самый лучший образец не справлялся с задачами человеческой логики. Иными словами, усмехался Воробей, этика не укладывалась в математическое моделирование.
Но упорные слухи о таинственных опытах Мудрых бурлили год за годом.
Пошел отсчет погружения, дежурный криэйтор шутливо отдал двумя пальцами честь, и лицо его, полускрытое шлемом, свернулось в точку. Шторка задвинулась. Я остался в темноте. Несколько секунд слышал, как посвистывает воздух под маской, потом обнаружил себя лежащим на колючей медвежьей шкуре. Грубо обтесанные бревенчатые стены, запах сосновой смолы, распахнутые ставенки с волнующимися от ветерка занавесками.
Я сел. Под ногами скрипнули прогретые доски. Антураж деревенской избы был исполнен феноменально: на широкой резной лавке в ряд стояли разнокалиберные ендовы, берестяные туески, за расписной рогожей висели по ранжиру ковшики, под заслонкой печки дотлевали угли.
Я выглянул в окошко. Сосновый аромат тут же перебился густым запахом созревших медоносов. Под завалинкой два гудящих шмеля исследовали пышный ковер клевера. Дальше сквозь низкие ветви яблонь просвечивала ромашковая поляна, обнесенная живой изгородью, и посреди нее несколько кресел-качалок, вокруг стола, покрытого льняной скатертью. Сидевший в одном из кресел человек положил на скатерть какой-то предмет и помахал рукой.
Изабель оказался блондинкой. То есть ему так захотелось — оказаться двадцатилетней девицей в полупрозрачном пеньюаре, с грудью пятого размера и голыми загорелыми ногами, длина которых выходила за рамки человеческой анатомии.
Снейк спустился с крыльца и принялся продираться сквозь яблоневый сад в своем привычном виде, в идиотских кружевах, только цвет кожи вернулся к натуральному. С громким хлопаньем крыльев на трубу дома спустился аист, что-то принес в клюве детенышам. Солнце бросало последние косые лучи сквозь переплетение ограды. Позвякивала колодезная цепь. Я заглянул в темноту сруба — в далекой сырой глубине плавало железное ведро. Старательно принимая беспечный вид, я уселся в качалку напротив.
Изабель положил… ногу на ногу. Бархатные ресницы, влажные маслины глаз, приоткрытый розовый ротик… Пеньюар едва прикрывал фантастические бедра. Снейк захихикал.
— Что-то не так? — Девушка улыбнулась в ответ, качнув сосками.
Не смотреть было невозможно, я и смотрел.
— Все как надо, но вы слегка переигрываете. Вы всем за пять тысяч в час даете такие представления?
— Не всем. — Она не разозлилась, провела кончиком языка по нижней губе. — И не за пять, гораздо дороже.
Мой взгляд рыскал по сторонам в надежде за что-то зацепиться. И зацепился. Я узнал предмет, который она положила на стол. Моя железная тетрадь. Точнее, ее двойник, настоящая тетрадь осталась в камере хранения вместе с одеждой.
— Вы знаете, что я — не Снейк Антонио?
— Теперь сомнений не осталось.
Почему нельзя было спуститься в Глубину черным? Щеки мои пылали.
— Вам будет проще общаться с мужчиной?
— Можно и с женщиной, но не с такой.
Я моргнул. Напротив сидел лысоватый старик с глубоко посаженными раскосыми глазами, в белой свободной рубахе, открывавшей седые заросли на предплечьях.
— Я слушаю вас, мистер Молин. Какой язык предпочитаете? Старорусский? Для общения с вами выделено примерно пять процентов мыслительного объема, но не смущайтесь, если я буду иногда отвлекаться. Я все помню.
Я вздохнул поглубже и начал свою сумбурную повесть. Стасов сложил сухие жилистые ручки в замок под подбородком и смежил восточные веки. Я так и не уловил, отвлекался он или нет. Несколько раз старик поднимал желтый высохший палец, уточняя детали. В частности, он переспросил, каким образом субмарина Жанны прошла пролив Скагеррак без пограничного досмотра. При. упоминании отбитого мной в бою парализатора он попросил повторить шаг за шагом картину бойни на ярусе порченых. И под конец всерьез озаботился гибелью любовника Севажа. В остальном… Я не поручился бы на сто процентов, но создавалось впечатление его полнейшей информированности. Я выложил все догадки и предположения, я рассказал все, закончив тем, что терять Снейку-Молину нечего, наверху его поджидает половина брюссельского спецназа. В горле пересохло.
— Хотите пива? — предложил Изабель.
Я засмеялся, представив виртуальную беготню в туалет после виртуального пива.
— Ничего смешного. — Он выставил на скатерть запотевший янтарный бокал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Никто точно не знал, сколько у Содружества Мудрых. Равным образом никто не знал, сколько их в Америке, Японии и других странах, способных содержать столь дорогостоящий институт. Сначала я удивлялся, отчего это им не передадут верховную власть. Потом сообразил, что здоровый властью с «инвалидом», лишенным тела, ни в коем случае не поделится. Хотя, как выяснилось позже, проблема имела двоякое решение. С одной стороны, на то они и Мудрые, чтобы самим не претендовать на роль указующих вечных старцев, с другой стороны… власти у них и так было предостаточно.
Что любопытно, теоретические корни для обоснования феноменальных возможностей работы мозга в подобных условиях были описаны еще в конце двадцатого столетия одним английским чудаком. Он предпринимал и практические, весьма простые, если вдуматься, опыты. Запирался на несколько дней в абсолютно темной звуконепроницаемой комнате и выдавал на-гора парочку изобретений. Человек приучил свой разум полностью абстрагироваться от реальности, он даже не переживал на тему очередной задачи, та сама вылезала с готовым ответом… Несмотря на многослойную оборону Города Мудрых, вирусы периодически пробивали заслон. В этом случае пораженная часть мыслящей биоты самоуничтожалась, а киберы немедленно доставляли с орбиты свежевыращенный модуль. Атаки шли с частотой не менее тысячи в минуту. Очевидно, таким же образом функционировали и оборонные биохарды, но их местоположение не разглашалось.
Забираясь в анатомическую лежанку, я вспомнил рассказанную Брониславом байку о будто бы спроектированном Мудрыми искусственном мозге на основе живых нейронов. Сама по себе идея будоражила умы, еще когда капитан Молин ходил в школу, и мне даже показалось обидным, что до сих пор не сварганили хотя бы завалящего полностью самостоятельного Терминатора. Но не сварганили…
Любая машина, пусть из органических материалов, оставалась машиной, не выходящей за рамки программ. Время от времени мир взрывался сенсацией, огромные надежды возлагались на жителей Глубины, однако на поверку самый лучший образец не справлялся с задачами человеческой логики. Иными словами, усмехался Воробей, этика не укладывалась в математическое моделирование.
Но упорные слухи о таинственных опытах Мудрых бурлили год за годом.
Пошел отсчет погружения, дежурный криэйтор шутливо отдал двумя пальцами честь, и лицо его, полускрытое шлемом, свернулось в точку. Шторка задвинулась. Я остался в темноте. Несколько секунд слышал, как посвистывает воздух под маской, потом обнаружил себя лежащим на колючей медвежьей шкуре. Грубо обтесанные бревенчатые стены, запах сосновой смолы, распахнутые ставенки с волнующимися от ветерка занавесками.
Я сел. Под ногами скрипнули прогретые доски. Антураж деревенской избы был исполнен феноменально: на широкой резной лавке в ряд стояли разнокалиберные ендовы, берестяные туески, за расписной рогожей висели по ранжиру ковшики, под заслонкой печки дотлевали угли.
Я выглянул в окошко. Сосновый аромат тут же перебился густым запахом созревших медоносов. Под завалинкой два гудящих шмеля исследовали пышный ковер клевера. Дальше сквозь низкие ветви яблонь просвечивала ромашковая поляна, обнесенная живой изгородью, и посреди нее несколько кресел-качалок, вокруг стола, покрытого льняной скатертью. Сидевший в одном из кресел человек положил на скатерть какой-то предмет и помахал рукой.
Изабель оказался блондинкой. То есть ему так захотелось — оказаться двадцатилетней девицей в полупрозрачном пеньюаре, с грудью пятого размера и голыми загорелыми ногами, длина которых выходила за рамки человеческой анатомии.
Снейк спустился с крыльца и принялся продираться сквозь яблоневый сад в своем привычном виде, в идиотских кружевах, только цвет кожи вернулся к натуральному. С громким хлопаньем крыльев на трубу дома спустился аист, что-то принес в клюве детенышам. Солнце бросало последние косые лучи сквозь переплетение ограды. Позвякивала колодезная цепь. Я заглянул в темноту сруба — в далекой сырой глубине плавало железное ведро. Старательно принимая беспечный вид, я уселся в качалку напротив.
Изабель положил… ногу на ногу. Бархатные ресницы, влажные маслины глаз, приоткрытый розовый ротик… Пеньюар едва прикрывал фантастические бедра. Снейк захихикал.
— Что-то не так? — Девушка улыбнулась в ответ, качнув сосками.
Не смотреть было невозможно, я и смотрел.
— Все как надо, но вы слегка переигрываете. Вы всем за пять тысяч в час даете такие представления?
— Не всем. — Она не разозлилась, провела кончиком языка по нижней губе. — И не за пять, гораздо дороже.
Мой взгляд рыскал по сторонам в надежде за что-то зацепиться. И зацепился. Я узнал предмет, который она положила на стол. Моя железная тетрадь. Точнее, ее двойник, настоящая тетрадь осталась в камере хранения вместе с одеждой.
— Вы знаете, что я — не Снейк Антонио?
— Теперь сомнений не осталось.
Почему нельзя было спуститься в Глубину черным? Щеки мои пылали.
— Вам будет проще общаться с мужчиной?
— Можно и с женщиной, но не с такой.
Я моргнул. Напротив сидел лысоватый старик с глубоко посаженными раскосыми глазами, в белой свободной рубахе, открывавшей седые заросли на предплечьях.
— Я слушаю вас, мистер Молин. Какой язык предпочитаете? Старорусский? Для общения с вами выделено примерно пять процентов мыслительного объема, но не смущайтесь, если я буду иногда отвлекаться. Я все помню.
Я вздохнул поглубже и начал свою сумбурную повесть. Стасов сложил сухие жилистые ручки в замок под подбородком и смежил восточные веки. Я так и не уловил, отвлекался он или нет. Несколько раз старик поднимал желтый высохший палец, уточняя детали. В частности, он переспросил, каким образом субмарина Жанны прошла пролив Скагеррак без пограничного досмотра. При. упоминании отбитого мной в бою парализатора он попросил повторить шаг за шагом картину бойни на ярусе порченых. И под конец всерьез озаботился гибелью любовника Севажа. В остальном… Я не поручился бы на сто процентов, но создавалось впечатление его полнейшей информированности. Я выложил все догадки и предположения, я рассказал все, закончив тем, что терять Снейку-Молину нечего, наверху его поджидает половина брюссельского спецназа. В горле пересохло.
— Хотите пива? — предложил Изабель.
Я засмеялся, представив виртуальную беготню в туалет после виртуального пива.
— Ничего смешного. — Он выставил на скатерть запотевший янтарный бокал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87