– Скажите, Ян… он не болен?
Женщина внимательно поглядела ей в глаза.
– Да, – сказала она жестко, – Ваня очень болен.
– А можно мне…
– Нельзя. А кроме того, девушка, скажите своей маме, чтобы она получше смотрела, где бывает ее дочка и с кем она дружит.
Женщина сжала тонкие губы, отчего две резкие морщины обозначились на ее щеках, и захлопнула дверь. Тамара несколько мгновений стояла приоткрыв рот и глядела на черную обивку двери. Опомнившись, она, вся красная от стыда, сбежала с лестницы. Тихий теплый день мирно сиял на улице. Своим чередом шла жизнь. Дымилась заводская труба, погукивал паровозик за заводским забором. Шелестели старые деревья. Играли ребятишки во дворах. Проносились машины. Летали голуби.
А Тамара шла шаг за шагом по улицам и переулкам, она ничего не видела и не слышала, только все думала и передумывала: что же хотела сказать эта женщина, его мать, своей последней фразой?
«Ваня, – повторяла Тамара, – она зовет его Ваней».
И вот же, так и есть, она угадала: Ян тяжело болен! Что же, это и есть та звездочка, которая упала к ней в лодку?
ИЗЮМКИН МИР
Этот солнечный мир был полон чудес. Сказка появлялась всюду.
Утром в окно влетела оранжевая бабочка и кружилась по всей веранде над постелями спящих ребят. Изюмка следила за ней изумленными глазами – живая бабочка!
И вдруг эта бабочка села прямо на Изюмкино одеяло, помахала-померцала крылышками и снова улетела в окно. Это она прилетела из лесу, чтобы сказать Изюмке: «Здравствуй!» А иначе зачем же?
А в полдень оказалось, что зацвел колючий куст под окнами. Изюмка познакомилась с ним в первый же день приезда. Она хотела сорвать с него хорошенькую пушистую веточку, но тут же и отдернула руку: весь куст оказался в шипах, будто кривые кошачьи коготки сидели на ветках.
«У! Сердитый. Колючкин-царапкин!» – решила Изюмка и стала обходить его подальше.
А сегодня взглянула на этот куст и увидела на нем розовый цветок. Цветок только что распустился, в его свежей атласной сердцевине еще дрожала граненая капелька утренней росы.
– Глядите, глядите! – закричала Изюмка. – На царапке цветок расцвел! Розовый!
– Ну и что же? – спокойно сказала, медленно и отчетливо выговаривая слова, подружка Лена. – На кустах всегда бывают цветы.
– А ведь этот же колючий! – возразила Изюмка. – Он же как кошка все равно. А цветочек у него розовый и даже смеется!
– Почему смеется? – серьезно спросила Лена.
– Ну потому что расцвел!
– А ты почему знаешь, что он смеется?
Лена, насупив бровки, глядела Изюмке в глаза и ждала ответа. Но Изюмка и сама не знала, почему она знает. Знает – и всё.
И, выбежав на площадку, Изюмка стала звать ребят:
– Идите сюда скорей! Царапкин цветок расцвел!
Ребятишки сбежались к зацветшему кустику. Подошла и руководительница детского сада Полина Аркадьевна:
– Кто расцвел? Колючкин-царапкин?
Она присела перед кустом и, не дотрагиваясь до ветки, понюхала цветок.
– Очень душистый. А вы знаете, дети, как его зовут?
– Колючкин-царапкин! – закричали ребята вразнобой.
– Нет, – сказала Полина Аркадьевна, – это мы его так прозвали. А по-настоящему он называется «шиповник».
– Ши-пов-ник, – повторила Изюмка, и ей показалось, что даже самое это слово тоже розовое и душистое, как его цветок.
– А как ты думаешь, почему его так назвали? – спросила Полина Аркадьевна у Изюмки. – А ну-ка повтори название.
– Шип… Шиповник… Шип… – повторила несколько раз Изюмка и вдруг догадалась: – А, шип! Потому что на нем шипы!
– Правильно! – Полина Аркадьевна кивнула головой, и у нее из волос тотчас упала коричневая роговая шпилька.
Все бросились поднимать. У Полины Аркадьевны постоянно падали шпильки с головы, и ребятишкам это нравилось, как игра: кто успеет схватить шпильку, тот имеет право воткнуть ее в кудрявые волосы Полины Аркадьевны. А волосы у нее были такие, что никаких шпилек и никаких гребенок не слушались и всё норовили рассыпаться во все стороны.
– Шиповник, потому что на нем шипы, – сказала Полина Аркадьевна. – И вот как интересно, ребята. Мы все его дразним «колючкин-царапкин». А он взял да и приготовил нам цветочек к празднику!
– А какой праздник? – спросил толстый Витя, уставив на нее безоблачно-голубые глаза.
Полина Аркадьевна изумленно подняла брови:
– Вы забыли?
Первой спохватилась Лена, она захлопала в ладоши и запрыгала на одном месте:
– Мама приедет! Сегодня мама приедет!
Изюмка вспомнила: родительский день! Как же она не подумала об этом сразу, когда проснулась? Изюмка тотчас повернулась и побежала к воротам. Может быть, там папа, и Зина, и Антон пришли давным-давно и дожидаются, когда она их встретит!
Но за воротами было тихо, безлюдно. Солнечные пятна бродили по зеленой траве, по лиловым и желтым цветам, а деревья там стояли высокие, такие высокие, что верхушку у них никак нельзя было увидеть. Они стояли неподвижно, грелись на солнышке и думали о чем-то. Высоко в ветвях, в зеленом сумраке, запела птичка, в ответ ей мимолетно прошелестела листва. Что сказала птичка? Что ответили ей деревья?
Изюмка не сомневалась в том, что деревья разговаривают между собой, она сколько раз слышала, как они шепчутся. Только вот никак не разберешь, что они говорят. А может, они нарочно так неразборчиво говорят, потому что не хотят, чтобы Изюмка их слышала и понимала?
Прямая светлая дорога уходила вдаль и пропадала где-то в приземистых темно-зеленых кустах. Она была посыпана песком, а по краям пестрыми грядками стояли анютины глазки. Эти цветы рвать нельзя, потому что они глядят вокруг своими глазками и у них такие милые маленькие лица. Изюмка любила разговаривать с этими цветами, если ей случалось проходить мимо.
Изюмка стояла у ворот, прижавшись лицом к зеленой деревянной решетке, смотрела, как играют солнечные зайчики на белой дороге и лиловых цветах.
И вдруг она увидела Зину. Зина волшебно появилась из-за кустов; она шла к Изюмке своим легким шагом; солнечные зайчики играли в ее белокурых волосах, бегали по ее плечам, по ее платью с голубыми горошинами. Зина шла, помахивая маленьким чемоданчиком, и улыбалась Изюмке.
Изюмка, наконец поверив, что это ей не грезится, что это живая Зина идет к ней, легонько взвизгнула от радости и, схватившись за деревянные переплеты ворот, принялась кричать:
– Зина! Зина! Зина идет!
Подошел сторож, хромой дядя Илья, отпер ворота и распахнул их настежь – пускай идет родня.
– Вот ранняя пташка, – сказал он, – первая, как ласточка.
Изюмка, вырвавшись из ворот, бросилась Зине навстречу. Зина присела, раскрыла руки, и маленькая сестренка с разбегу налетела на нее, обняла ее обеими руками за шею и прижалась щекой к ее щеке. Легкие теплые слезы набежали у Зины на глаза.
«Личное счастье, – подумала она, крепко прижимая к себе Изюмку, – а разве это не мое счастье?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Женщина внимательно поглядела ей в глаза.
– Да, – сказала она жестко, – Ваня очень болен.
– А можно мне…
– Нельзя. А кроме того, девушка, скажите своей маме, чтобы она получше смотрела, где бывает ее дочка и с кем она дружит.
Женщина сжала тонкие губы, отчего две резкие морщины обозначились на ее щеках, и захлопнула дверь. Тамара несколько мгновений стояла приоткрыв рот и глядела на черную обивку двери. Опомнившись, она, вся красная от стыда, сбежала с лестницы. Тихий теплый день мирно сиял на улице. Своим чередом шла жизнь. Дымилась заводская труба, погукивал паровозик за заводским забором. Шелестели старые деревья. Играли ребятишки во дворах. Проносились машины. Летали голуби.
А Тамара шла шаг за шагом по улицам и переулкам, она ничего не видела и не слышала, только все думала и передумывала: что же хотела сказать эта женщина, его мать, своей последней фразой?
«Ваня, – повторяла Тамара, – она зовет его Ваней».
И вот же, так и есть, она угадала: Ян тяжело болен! Что же, это и есть та звездочка, которая упала к ней в лодку?
ИЗЮМКИН МИР
Этот солнечный мир был полон чудес. Сказка появлялась всюду.
Утром в окно влетела оранжевая бабочка и кружилась по всей веранде над постелями спящих ребят. Изюмка следила за ней изумленными глазами – живая бабочка!
И вдруг эта бабочка села прямо на Изюмкино одеяло, помахала-померцала крылышками и снова улетела в окно. Это она прилетела из лесу, чтобы сказать Изюмке: «Здравствуй!» А иначе зачем же?
А в полдень оказалось, что зацвел колючий куст под окнами. Изюмка познакомилась с ним в первый же день приезда. Она хотела сорвать с него хорошенькую пушистую веточку, но тут же и отдернула руку: весь куст оказался в шипах, будто кривые кошачьи коготки сидели на ветках.
«У! Сердитый. Колючкин-царапкин!» – решила Изюмка и стала обходить его подальше.
А сегодня взглянула на этот куст и увидела на нем розовый цветок. Цветок только что распустился, в его свежей атласной сердцевине еще дрожала граненая капелька утренней росы.
– Глядите, глядите! – закричала Изюмка. – На царапке цветок расцвел! Розовый!
– Ну и что же? – спокойно сказала, медленно и отчетливо выговаривая слова, подружка Лена. – На кустах всегда бывают цветы.
– А ведь этот же колючий! – возразила Изюмка. – Он же как кошка все равно. А цветочек у него розовый и даже смеется!
– Почему смеется? – серьезно спросила Лена.
– Ну потому что расцвел!
– А ты почему знаешь, что он смеется?
Лена, насупив бровки, глядела Изюмке в глаза и ждала ответа. Но Изюмка и сама не знала, почему она знает. Знает – и всё.
И, выбежав на площадку, Изюмка стала звать ребят:
– Идите сюда скорей! Царапкин цветок расцвел!
Ребятишки сбежались к зацветшему кустику. Подошла и руководительница детского сада Полина Аркадьевна:
– Кто расцвел? Колючкин-царапкин?
Она присела перед кустом и, не дотрагиваясь до ветки, понюхала цветок.
– Очень душистый. А вы знаете, дети, как его зовут?
– Колючкин-царапкин! – закричали ребята вразнобой.
– Нет, – сказала Полина Аркадьевна, – это мы его так прозвали. А по-настоящему он называется «шиповник».
– Ши-пов-ник, – повторила Изюмка, и ей показалось, что даже самое это слово тоже розовое и душистое, как его цветок.
– А как ты думаешь, почему его так назвали? – спросила Полина Аркадьевна у Изюмки. – А ну-ка повтори название.
– Шип… Шиповник… Шип… – повторила несколько раз Изюмка и вдруг догадалась: – А, шип! Потому что на нем шипы!
– Правильно! – Полина Аркадьевна кивнула головой, и у нее из волос тотчас упала коричневая роговая шпилька.
Все бросились поднимать. У Полины Аркадьевны постоянно падали шпильки с головы, и ребятишкам это нравилось, как игра: кто успеет схватить шпильку, тот имеет право воткнуть ее в кудрявые волосы Полины Аркадьевны. А волосы у нее были такие, что никаких шпилек и никаких гребенок не слушались и всё норовили рассыпаться во все стороны.
– Шиповник, потому что на нем шипы, – сказала Полина Аркадьевна. – И вот как интересно, ребята. Мы все его дразним «колючкин-царапкин». А он взял да и приготовил нам цветочек к празднику!
– А какой праздник? – спросил толстый Витя, уставив на нее безоблачно-голубые глаза.
Полина Аркадьевна изумленно подняла брови:
– Вы забыли?
Первой спохватилась Лена, она захлопала в ладоши и запрыгала на одном месте:
– Мама приедет! Сегодня мама приедет!
Изюмка вспомнила: родительский день! Как же она не подумала об этом сразу, когда проснулась? Изюмка тотчас повернулась и побежала к воротам. Может быть, там папа, и Зина, и Антон пришли давным-давно и дожидаются, когда она их встретит!
Но за воротами было тихо, безлюдно. Солнечные пятна бродили по зеленой траве, по лиловым и желтым цветам, а деревья там стояли высокие, такие высокие, что верхушку у них никак нельзя было увидеть. Они стояли неподвижно, грелись на солнышке и думали о чем-то. Высоко в ветвях, в зеленом сумраке, запела птичка, в ответ ей мимолетно прошелестела листва. Что сказала птичка? Что ответили ей деревья?
Изюмка не сомневалась в том, что деревья разговаривают между собой, она сколько раз слышала, как они шепчутся. Только вот никак не разберешь, что они говорят. А может, они нарочно так неразборчиво говорят, потому что не хотят, чтобы Изюмка их слышала и понимала?
Прямая светлая дорога уходила вдаль и пропадала где-то в приземистых темно-зеленых кустах. Она была посыпана песком, а по краям пестрыми грядками стояли анютины глазки. Эти цветы рвать нельзя, потому что они глядят вокруг своими глазками и у них такие милые маленькие лица. Изюмка любила разговаривать с этими цветами, если ей случалось проходить мимо.
Изюмка стояла у ворот, прижавшись лицом к зеленой деревянной решетке, смотрела, как играют солнечные зайчики на белой дороге и лиловых цветах.
И вдруг она увидела Зину. Зина волшебно появилась из-за кустов; она шла к Изюмке своим легким шагом; солнечные зайчики играли в ее белокурых волосах, бегали по ее плечам, по ее платью с голубыми горошинами. Зина шла, помахивая маленьким чемоданчиком, и улыбалась Изюмке.
Изюмка, наконец поверив, что это ей не грезится, что это живая Зина идет к ней, легонько взвизгнула от радости и, схватившись за деревянные переплеты ворот, принялась кричать:
– Зина! Зина! Зина идет!
Подошел сторож, хромой дядя Илья, отпер ворота и распахнул их настежь – пускай идет родня.
– Вот ранняя пташка, – сказал он, – первая, как ласточка.
Изюмка, вырвавшись из ворот, бросилась Зине навстречу. Зина присела, раскрыла руки, и маленькая сестренка с разбегу налетела на нее, обняла ее обеими руками за шею и прижалась щекой к ее щеке. Легкие теплые слезы набежали у Зины на глаза.
«Личное счастье, – подумала она, крепко прижимая к себе Изюмку, – а разве это не мое счастье?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58