Все-таки очень трудно отказываться от своих радостей.
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Хоть и редко встречалась Тамара со своими школьными товарищами, но все же она почувствовала, что их улица как-то опустела. Проходит мимо зеленого домика Фатьмы и не слышит ее голоса, только белозубая Дарима, мать Фатьмы, выметает и прихорашивает свой усаженный цветами двор. Проходит мимо школьного участка и не видит там среди грядок Зыбиной Шуры. Проходит мимо футбольной площадки – и ни Андрюшки Бурмистрова там нет, ни Васьки Горшкова…
А как бы ей нужен был сейчас товарищ, друг! Она бы попросила сходить к Рогозину, узнать, чем он болен, не лучше ли ему. Ну хоть что-нибудь узнать о нем! Почему мать так отгородила его от всех? Почему к нему нельзя прийти, как к другим товарищам? Тем более теперь, когда он болен и – она сама сказала – тяжело болен?!
Неожиданно ей позвонил Славка Воробьев, парнишка из их класса. У этого лопоухого Славки застряла алгебра, осенью переэкзаменовка. Так вот, не даст ли Тамара ему свой учебник, у него учебник куда-то запропастился. Да, кстати, и тетрадки, если есть. А то мать все уши прогудела, что он не занимается. А ребята тоже все куда-то запропастились – эти на футболе пропадают, а те в поход унеслись, а третьи – на рыбалке… Просто безвыходное положение!
Тамара обычно не замечала Славку. Маленький, белесый, с вечно пылающими ушами, рассеянный на уроках и очень способный на всякие проказы, – что могло в нем заинтересовать Тамару?
Но сейчас, услышав его голос, Тамара обрадовалась, будто встретила нечаянно друга.
– Славка, приходи! Славка, ты мне очень нужен!
– А учебник дашь?
Он даже и не поинтересовался, зачем так понадобился Тамаре. А она собралась доверить ему такую заветную тайну!
– И учебник дам! И тетрадки! Только ты приходи сейчас же!
– Я вечером приду… – не сразу, будто что-то прикинув, сказал Славка.
– Почему вечером? Сейчас приходи!
– Да понимаешь… Тут у нас команда на площадке собралась. Никак невозможно сейчас… Иду, ребята, иду! – вдруг заорал он и бросил трубку.
– Дурак! – с досадой и горем крикнула в трубку Тамара.
До вечера было томительно далеко. В квартире, где бродила непричесанная, неприбранная и словно о чем-то крепко и недобро задумавшаяся Антонина Андроновна, было душно от безысходной скуки.
Запустив руки в свои густые кудри, Тамара сидела неподвижно и смотрела в окно. На улице моросил теплый летний дождь, ветки дерева чуть трепетали за окном, и серебряные полоски бежали по стеклу.
Что сейчас делает Ян? Лежит в постели, бледный, слабый, печальный… Думает ли он о ней? Да, он о ней думает. Он обязательно думает и ждет ее. Он считает Тамару неверной и пустой девчонкой, раз она не приходит навестить его. А разве она виновата? Она приходила! Только надо, чтобы он узнал об этом. Ну и противный же этот Славка со своим дурацким футболом. Ведь дождь, а этим дуракам все нипочем!
В комнату вошла мать. Она грузно уселась на диван, положив руки на колени.
– Ты что, читаешь или так? – спросила она.
– Так, – ответила Тамара не оборачиваясь.
Ее раздражало, что мать мешает ее думам. Ну что ей надо? Делать нечего, вот и ходит из комнаты в комнату.
– К отцу, что ли, съездить? – вдруг сказала мать, разглядывая свои белые полные руки.
Тамара живо взглянула на нее:
– Он тебя зовет?
Антонина Андроновна вспыхнула:
– А почему это, спрашивается, надо, чтобы он меня звал? Я, что же, не могу сама? Возьму да и поеду, естественно!
– Я еще тогда знала, – сказала Тамара, задумчиво глядя на мокрые ветки, – что он совсем уезжает. Когда уезжал.
Мать уставилась на нее растерянными глазами:
– А почему мне не сказала? То-то вы тогда шушукались на вокзале! Почему же ты мне не сказала? Я бы не пустила его!
Тамара насмешливо покосилась на нее:
– Привязала бы?
– Да не пустила бы, и все, естественно. Глупости какие!
Прежняя Антонина Андроновна ожила в ней. Она гневно встала с дивана:
– И не посмел бы уехать. Что же я, чужая, что ли? Я жена!
– Оставленная жена.
Антонина Андроновна с изумлением и со страхом уставилась на Тамару. Неожиданно губы ее задрожали, все лицо как-то жалобно скомкалось, скривилось, и слезы подступили к глазам.
– Во как!.. Матери-то… Как с матерью-то…
Эта жестокость дочери, такой любимой, такой балованной, тяжело поразила ее.
– И откуда же это ты такая?!
Тамара чуть повела плечами, но не обернулась.
– Откуда ты такая взялась, говори! – грубо закричала Антонина Андроновна. – Ну? Я тебя спрашиваю!
– Мама, отстань, пожалуйста, – устало ответила Тамара. – Отстань, не трогай меня.
– А что ты за цаца, чтобы тебя не трогать? – снова закричала Антонина Андроновна. – Ишь ты, с отцом-то вы какие благородные! И разговаривать-то с вами никто не достоин!
– Мама! – Тамара уставилась на нее своими большими, мрачно горящими глазами. – У меня горе, не трогай меня!
Мать притихла, удивилась:
– Где? Какое горе?
– Ян Рогозин… болен. Тяжело.
Мать иронически прищурила глаза:
– Ха! А он тебе что – брат, сват, жених? Ишь ты, горе какое нашла! Мало ли их, таких-то Янов, по свету шатается!
И она, небрежно махнув рукой, вышла из комнаты.
«Оставленная жена»! Эти слова были как удар, как пощечина. Как она смела так сказать? Что значит – оставленная? Никакая не оставленная. Они же не разводились!
Антонина Андроновна сердилась, но тайно, сама перед собой, наконец должна была сознаться, что она действительно оставленная жена. Два года муж в совхозе и ни разу не приехал в отпуск. Ему некогда, ему все некогда! И ни разу не позвал ее к себе. Только денежные переводы да привет Тамаре. Тамару звал. А ее нет. Ни разу. Неужели другая заняла ее место?..
– Пусть попробует, – грозно прошептала она, и былые огни заблестели в ее синих глазах, – пусть попробует!.. – «Но ведь твоя семья давно уже распалась… – против воли возразила она сама себе, – он же сам тогда сказал: «Все равно у тебя нет семьи»… – И у него не будет! – оборвала она сама себя и крепко пристукнула костяшками пальцев по столу, – вы у меня узнаете, какая я оставленная жена!
Дождь прошел. Предвечернее солнце, просеиваясь сквозь облачную дымку, озарило город теплым розоватым светом. Тамара, занятая своей единственной мыслью – отыскать Славку и отправить его к Яну, – вышла на улицу. Она шла как одержимая, не видя, какой пленительный вечер спустился в их тихие переулки, какой безмолвной радостью сияют освеженными листьями деревья, как дышат тонким дымком подсыхающие тротуары.
Зажглись фонари и повисли белыми лунами между сразу потемневшими древесными кронами. Люди проходили притихшие, задумчивые. Бывают такие вечера, когда и к городским жителям доносится дыхание полей и лесов, когда и над их головами возникает видение звезд и мерещится соловьиное пение…
Вдруг какие-то резкие голоса нарушили эту хрупкую тишину улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Хоть и редко встречалась Тамара со своими школьными товарищами, но все же она почувствовала, что их улица как-то опустела. Проходит мимо зеленого домика Фатьмы и не слышит ее голоса, только белозубая Дарима, мать Фатьмы, выметает и прихорашивает свой усаженный цветами двор. Проходит мимо школьного участка и не видит там среди грядок Зыбиной Шуры. Проходит мимо футбольной площадки – и ни Андрюшки Бурмистрова там нет, ни Васьки Горшкова…
А как бы ей нужен был сейчас товарищ, друг! Она бы попросила сходить к Рогозину, узнать, чем он болен, не лучше ли ему. Ну хоть что-нибудь узнать о нем! Почему мать так отгородила его от всех? Почему к нему нельзя прийти, как к другим товарищам? Тем более теперь, когда он болен и – она сама сказала – тяжело болен?!
Неожиданно ей позвонил Славка Воробьев, парнишка из их класса. У этого лопоухого Славки застряла алгебра, осенью переэкзаменовка. Так вот, не даст ли Тамара ему свой учебник, у него учебник куда-то запропастился. Да, кстати, и тетрадки, если есть. А то мать все уши прогудела, что он не занимается. А ребята тоже все куда-то запропастились – эти на футболе пропадают, а те в поход унеслись, а третьи – на рыбалке… Просто безвыходное положение!
Тамара обычно не замечала Славку. Маленький, белесый, с вечно пылающими ушами, рассеянный на уроках и очень способный на всякие проказы, – что могло в нем заинтересовать Тамару?
Но сейчас, услышав его голос, Тамара обрадовалась, будто встретила нечаянно друга.
– Славка, приходи! Славка, ты мне очень нужен!
– А учебник дашь?
Он даже и не поинтересовался, зачем так понадобился Тамаре. А она собралась доверить ему такую заветную тайну!
– И учебник дам! И тетрадки! Только ты приходи сейчас же!
– Я вечером приду… – не сразу, будто что-то прикинув, сказал Славка.
– Почему вечером? Сейчас приходи!
– Да понимаешь… Тут у нас команда на площадке собралась. Никак невозможно сейчас… Иду, ребята, иду! – вдруг заорал он и бросил трубку.
– Дурак! – с досадой и горем крикнула в трубку Тамара.
До вечера было томительно далеко. В квартире, где бродила непричесанная, неприбранная и словно о чем-то крепко и недобро задумавшаяся Антонина Андроновна, было душно от безысходной скуки.
Запустив руки в свои густые кудри, Тамара сидела неподвижно и смотрела в окно. На улице моросил теплый летний дождь, ветки дерева чуть трепетали за окном, и серебряные полоски бежали по стеклу.
Что сейчас делает Ян? Лежит в постели, бледный, слабый, печальный… Думает ли он о ней? Да, он о ней думает. Он обязательно думает и ждет ее. Он считает Тамару неверной и пустой девчонкой, раз она не приходит навестить его. А разве она виновата? Она приходила! Только надо, чтобы он узнал об этом. Ну и противный же этот Славка со своим дурацким футболом. Ведь дождь, а этим дуракам все нипочем!
В комнату вошла мать. Она грузно уселась на диван, положив руки на колени.
– Ты что, читаешь или так? – спросила она.
– Так, – ответила Тамара не оборачиваясь.
Ее раздражало, что мать мешает ее думам. Ну что ей надо? Делать нечего, вот и ходит из комнаты в комнату.
– К отцу, что ли, съездить? – вдруг сказала мать, разглядывая свои белые полные руки.
Тамара живо взглянула на нее:
– Он тебя зовет?
Антонина Андроновна вспыхнула:
– А почему это, спрашивается, надо, чтобы он меня звал? Я, что же, не могу сама? Возьму да и поеду, естественно!
– Я еще тогда знала, – сказала Тамара, задумчиво глядя на мокрые ветки, – что он совсем уезжает. Когда уезжал.
Мать уставилась на нее растерянными глазами:
– А почему мне не сказала? То-то вы тогда шушукались на вокзале! Почему же ты мне не сказала? Я бы не пустила его!
Тамара насмешливо покосилась на нее:
– Привязала бы?
– Да не пустила бы, и все, естественно. Глупости какие!
Прежняя Антонина Андроновна ожила в ней. Она гневно встала с дивана:
– И не посмел бы уехать. Что же я, чужая, что ли? Я жена!
– Оставленная жена.
Антонина Андроновна с изумлением и со страхом уставилась на Тамару. Неожиданно губы ее задрожали, все лицо как-то жалобно скомкалось, скривилось, и слезы подступили к глазам.
– Во как!.. Матери-то… Как с матерью-то…
Эта жестокость дочери, такой любимой, такой балованной, тяжело поразила ее.
– И откуда же это ты такая?!
Тамара чуть повела плечами, но не обернулась.
– Откуда ты такая взялась, говори! – грубо закричала Антонина Андроновна. – Ну? Я тебя спрашиваю!
– Мама, отстань, пожалуйста, – устало ответила Тамара. – Отстань, не трогай меня.
– А что ты за цаца, чтобы тебя не трогать? – снова закричала Антонина Андроновна. – Ишь ты, с отцом-то вы какие благородные! И разговаривать-то с вами никто не достоин!
– Мама! – Тамара уставилась на нее своими большими, мрачно горящими глазами. – У меня горе, не трогай меня!
Мать притихла, удивилась:
– Где? Какое горе?
– Ян Рогозин… болен. Тяжело.
Мать иронически прищурила глаза:
– Ха! А он тебе что – брат, сват, жених? Ишь ты, горе какое нашла! Мало ли их, таких-то Янов, по свету шатается!
И она, небрежно махнув рукой, вышла из комнаты.
«Оставленная жена»! Эти слова были как удар, как пощечина. Как она смела так сказать? Что значит – оставленная? Никакая не оставленная. Они же не разводились!
Антонина Андроновна сердилась, но тайно, сама перед собой, наконец должна была сознаться, что она действительно оставленная жена. Два года муж в совхозе и ни разу не приехал в отпуск. Ему некогда, ему все некогда! И ни разу не позвал ее к себе. Только денежные переводы да привет Тамаре. Тамару звал. А ее нет. Ни разу. Неужели другая заняла ее место?..
– Пусть попробует, – грозно прошептала она, и былые огни заблестели в ее синих глазах, – пусть попробует!.. – «Но ведь твоя семья давно уже распалась… – против воли возразила она сама себе, – он же сам тогда сказал: «Все равно у тебя нет семьи»… – И у него не будет! – оборвала она сама себя и крепко пристукнула костяшками пальцев по столу, – вы у меня узнаете, какая я оставленная жена!
Дождь прошел. Предвечернее солнце, просеиваясь сквозь облачную дымку, озарило город теплым розоватым светом. Тамара, занятая своей единственной мыслью – отыскать Славку и отправить его к Яну, – вышла на улицу. Она шла как одержимая, не видя, какой пленительный вечер спустился в их тихие переулки, какой безмолвной радостью сияют освеженными листьями деревья, как дышат тонким дымком подсыхающие тротуары.
Зажглись фонари и повисли белыми лунами между сразу потемневшими древесными кронами. Люди проходили притихшие, задумчивые. Бывают такие вечера, когда и к городским жителям доносится дыхание полей и лесов, когда и над их головами возникает видение звезд и мерещится соловьиное пение…
Вдруг какие-то резкие голоса нарушили эту хрупкую тишину улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58