для припарок и при бронхите. А это румекс, щавель. – И она дотронулась до небольшого раскидистого растения, оторвала небольшой листик и протянула его Герцеру. – Он хорош в отваренном виде, особенно со свининой, но его можно есть и сырым.
Герцер попробовал, листик показался ему горьковатым, но вполне вкусным. Он сорвал еще парочку и поспешил вслед за Баст. Теперь он чувствовал себя, как лошадь на выпасе.
– Липа, – произнесла Баст, дотрагиваясь до небольшого деревца. – Можно использовать как специю, можно заваривать как чай. Лучше кору, но можно и почки. Береза. – Это дерево было повыше, с большим количеством ветвей наверху. – Часто растет вдоль ручьев вместе с ивами и тополями. Приятно жевать почки и молодые побеги, у них своеобразный, островатый привкус, внутренний слой коры можно использовать в качестве жевательной резинки.
Они шли по темнеющему лесу, и Баст показывала ему растение за растением. Она знала и то, как они растут, и где, все возможные области применения, а также, какие животные их любят. Время от времени им попадались небольшие звери, и она называла их, едва взглянув, рассказывала все подробности.
– Баст, – наконец сказал Герцер, – есть в лесу что-то, чего ты не знаешь? – Руки его были заняты всеми теми растениями, о которых она ему говорила.
– Не понимаю, почему люди не могут оставить лес в покое, – с грустью ответила она.
Герцер остановился у небольшого ручейка, которых тут было великое множество, и посмотрел на Баст. Солнце уже село, луна не взошла, ее свет загораживали горы на востоке, и в долине было темно. Фигурка Баст еле вырисовывалась под сенью деревьев.
– Баст, я тебя обидел тем, что рубил деревья? – мягко спросил он.
– Нет, ты меня не обижал, Герцер. – Она подошла к нему и погладила по щеке. – Пойдем, пора умываться.
Она подвела его к расщелине, из которой бил родник. Они не только помылись сами, но еще и постирали грязную одежду Герцера, постоянно при этом обрызгивая друг друга водой. На востоке поднялась луна. Из заплечной корзины Баст достала меховую подстилку, развела небольшой костер прямо у ручья и приготовила легкий салат из весенней зелени. Они поели при свете костра, запили все водой из родника, а потом еще долго наслаждались друг другом.
Рано утром Герцер проснулся, протянул руку и не нашел Баст. Вокруг пахло потухшим костром, а когда он открыл глаза, то Баст нигде не было видно. Только корзинка и меховая подстилка.
У костра лежала записка, написанная угольком на коре дерева.
«Милый, я наблюдала за ростом деревьев в этой долине еще до исчезновения городов. Я видела, как долина возвращалась к своему первоначальному состоянию, ходила по здешним местам с незапамятных времен. Я знаю все эти деревья с рождения, все их веточки, листочки, орешки. Могу назвать тебе каждое, рассказать все об их жизни.
И я больше не могу смотреть, как они умирают.
Я ухожу от жилищ людей, ухожу как можно дальше, отправляюсь в поля и леса моей жизни. Возможно, когда-нибудь я и вернусь, может, нет. Я никогда не говорю «До свидания», только «Эсол». Это значит «Завтра снова». Помни нас, какими мы были.
Баст Л'сол Тамел д'Сан».
Герцер потер пальцем кору, потом положил записку на землю и вздохнул.
– Замечательно, Баст. Очень трогательно, но я понятия не имею, где я.
В этот вечер ни Эдмунд, ни Даная не работали и могли поужинать вместе. Еда была простая, но сам ужин оказался крайне знаменательным. Не просто перекус между двумя серьезными операциями, и не совместная трапеза никогда не прекращающих спорить членов магистрата.
Эдмунд сразу понял, что говорить им особенно не о чем.
– Как прошел день, дорогая? – спросил он, хотя и понимал, насколько глупо звучит вопрос.
– Как обычно: неотложные операции без анестезии. Клянусь, я найму полный штат медбратьев, чтобы они держали тех пациентов, которые кричат и вырываются из-под скальпеля.
Эдмунд не знал, смеяться ему или хмуриться, и ничего не ответил.
– Джоди Дорсетту придется заново учиться держать в руках топор, – продолжала Даная. – Он умудрился отрубить себе большой палец на левой руке.
– О-о-ох!
– Даже в давние времена врачи смогли бы пришить его назад. Я читала где-то о пересадке нервной ткани, но понятия не имею, как это делается. А экспериментировать на человеке, который в два раза больше тебя и места себе от боли не находит, очень не просто. – Слова лились вроде бы легко, но Эдмунд чувствовал, что она сильно переживает. И почти ничего не ест.
– Прости, – попросил он. – Вот вырастет мак, тогда можно будет подумать об анестезии.
– Больше всего мне нужны хорошие книги по медицине. Я просмотрела всю твою библиотеку, все библиотеки в городке, но нашла только небольшие брошюры по первой помощи и незначительные ссылки на средневековую медицину.
Но я вовсе не хочу пускать своим пациентам кровь при простой простуде.
– Когда Шейда…
– Да, «когда Шейда, когда Шейда», но книги нужны мне прямо сейчас, Эдмунд! И всего-то нужно немного энергии, немного наннитов и твоя поддержка. Хотя бы простой, элементарный учебник! Но ты не пойдешь на это, не так ли?
Эдмунд наконец понял, что думает она совсем о другом.
– О чем ты думаешь? – спросил он. – Только не говори мне больше об операциях!
– У меня очень странные мысли, Эдмунд, – ответила она после долгой паузы. – Я думаю, что неплохо бы снова оказаться с тобой в одной постели. Одна часть меня кричит «Да!», другая «Нет!», а я понятия не имею, какой из них верить. И я так устала от ночных кошмаров.
Эдмунд надолго замолчал, потом вздохнул.
– Одна моя половина говорит: «Скажи, что „Да!“ это верно!», причем это далеко не нижняя половина. – Про себя он добавил: «Если только я вспомню, как это делается». – Мне столько лет недоставало моей любимой Данаи. Той самой Данаи, в которую я с первого же взгляда влюбился без памяти. Я очень скучал без тебя и хочу обнимать ночью, хочу помочь тебе. Но еще я знаю, что все не так-то просто. Тебе будет нелегко, и поэтому я готов ждать. Решать тебе. Потому что я тебя люблю, я всегда любил тебя, всегда буду тебя любить, независимо от того, куда нас это приведет.
После шести дней в лесу Герцер и остальные члены группы отправились в Воронью Мельницу. До Виа Апаллия они добирались два часа, по обе стороны грязной тропы открывались расчищенные участки леса, когда же они перешли большой мост через реку Шенан, Герцер, к своему удивлению, заметил, что в Вороньей Мельнице произошли еще большие перемены.
Некоторые старые бревенчатые здания были разобраны, по всей вероятности, чтобы освободить место для быстро растущего городка; в то же время появилось много новых построек. У подножия холма к востоку от города стояло теперь низкое длинное здание, от него вверх по холму шло большое строительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Герцер попробовал, листик показался ему горьковатым, но вполне вкусным. Он сорвал еще парочку и поспешил вслед за Баст. Теперь он чувствовал себя, как лошадь на выпасе.
– Липа, – произнесла Баст, дотрагиваясь до небольшого деревца. – Можно использовать как специю, можно заваривать как чай. Лучше кору, но можно и почки. Береза. – Это дерево было повыше, с большим количеством ветвей наверху. – Часто растет вдоль ручьев вместе с ивами и тополями. Приятно жевать почки и молодые побеги, у них своеобразный, островатый привкус, внутренний слой коры можно использовать в качестве жевательной резинки.
Они шли по темнеющему лесу, и Баст показывала ему растение за растением. Она знала и то, как они растут, и где, все возможные области применения, а также, какие животные их любят. Время от времени им попадались небольшие звери, и она называла их, едва взглянув, рассказывала все подробности.
– Баст, – наконец сказал Герцер, – есть в лесу что-то, чего ты не знаешь? – Руки его были заняты всеми теми растениями, о которых она ему говорила.
– Не понимаю, почему люди не могут оставить лес в покое, – с грустью ответила она.
Герцер остановился у небольшого ручейка, которых тут было великое множество, и посмотрел на Баст. Солнце уже село, луна не взошла, ее свет загораживали горы на востоке, и в долине было темно. Фигурка Баст еле вырисовывалась под сенью деревьев.
– Баст, я тебя обидел тем, что рубил деревья? – мягко спросил он.
– Нет, ты меня не обижал, Герцер. – Она подошла к нему и погладила по щеке. – Пойдем, пора умываться.
Она подвела его к расщелине, из которой бил родник. Они не только помылись сами, но еще и постирали грязную одежду Герцера, постоянно при этом обрызгивая друг друга водой. На востоке поднялась луна. Из заплечной корзины Баст достала меховую подстилку, развела небольшой костер прямо у ручья и приготовила легкий салат из весенней зелени. Они поели при свете костра, запили все водой из родника, а потом еще долго наслаждались друг другом.
Рано утром Герцер проснулся, протянул руку и не нашел Баст. Вокруг пахло потухшим костром, а когда он открыл глаза, то Баст нигде не было видно. Только корзинка и меховая подстилка.
У костра лежала записка, написанная угольком на коре дерева.
«Милый, я наблюдала за ростом деревьев в этой долине еще до исчезновения городов. Я видела, как долина возвращалась к своему первоначальному состоянию, ходила по здешним местам с незапамятных времен. Я знаю все эти деревья с рождения, все их веточки, листочки, орешки. Могу назвать тебе каждое, рассказать все об их жизни.
И я больше не могу смотреть, как они умирают.
Я ухожу от жилищ людей, ухожу как можно дальше, отправляюсь в поля и леса моей жизни. Возможно, когда-нибудь я и вернусь, может, нет. Я никогда не говорю «До свидания», только «Эсол». Это значит «Завтра снова». Помни нас, какими мы были.
Баст Л'сол Тамел д'Сан».
Герцер потер пальцем кору, потом положил записку на землю и вздохнул.
– Замечательно, Баст. Очень трогательно, но я понятия не имею, где я.
В этот вечер ни Эдмунд, ни Даная не работали и могли поужинать вместе. Еда была простая, но сам ужин оказался крайне знаменательным. Не просто перекус между двумя серьезными операциями, и не совместная трапеза никогда не прекращающих спорить членов магистрата.
Эдмунд сразу понял, что говорить им особенно не о чем.
– Как прошел день, дорогая? – спросил он, хотя и понимал, насколько глупо звучит вопрос.
– Как обычно: неотложные операции без анестезии. Клянусь, я найму полный штат медбратьев, чтобы они держали тех пациентов, которые кричат и вырываются из-под скальпеля.
Эдмунд не знал, смеяться ему или хмуриться, и ничего не ответил.
– Джоди Дорсетту придется заново учиться держать в руках топор, – продолжала Даная. – Он умудрился отрубить себе большой палец на левой руке.
– О-о-ох!
– Даже в давние времена врачи смогли бы пришить его назад. Я читала где-то о пересадке нервной ткани, но понятия не имею, как это делается. А экспериментировать на человеке, который в два раза больше тебя и места себе от боли не находит, очень не просто. – Слова лились вроде бы легко, но Эдмунд чувствовал, что она сильно переживает. И почти ничего не ест.
– Прости, – попросил он. – Вот вырастет мак, тогда можно будет подумать об анестезии.
– Больше всего мне нужны хорошие книги по медицине. Я просмотрела всю твою библиотеку, все библиотеки в городке, но нашла только небольшие брошюры по первой помощи и незначительные ссылки на средневековую медицину.
Но я вовсе не хочу пускать своим пациентам кровь при простой простуде.
– Когда Шейда…
– Да, «когда Шейда, когда Шейда», но книги нужны мне прямо сейчас, Эдмунд! И всего-то нужно немного энергии, немного наннитов и твоя поддержка. Хотя бы простой, элементарный учебник! Но ты не пойдешь на это, не так ли?
Эдмунд наконец понял, что думает она совсем о другом.
– О чем ты думаешь? – спросил он. – Только не говори мне больше об операциях!
– У меня очень странные мысли, Эдмунд, – ответила она после долгой паузы. – Я думаю, что неплохо бы снова оказаться с тобой в одной постели. Одна часть меня кричит «Да!», другая «Нет!», а я понятия не имею, какой из них верить. И я так устала от ночных кошмаров.
Эдмунд надолго замолчал, потом вздохнул.
– Одна моя половина говорит: «Скажи, что „Да!“ это верно!», причем это далеко не нижняя половина. – Про себя он добавил: «Если только я вспомню, как это делается». – Мне столько лет недоставало моей любимой Данаи. Той самой Данаи, в которую я с первого же взгляда влюбился без памяти. Я очень скучал без тебя и хочу обнимать ночью, хочу помочь тебе. Но еще я знаю, что все не так-то просто. Тебе будет нелегко, и поэтому я готов ждать. Решать тебе. Потому что я тебя люблю, я всегда любил тебя, всегда буду тебя любить, независимо от того, куда нас это приведет.
После шести дней в лесу Герцер и остальные члены группы отправились в Воронью Мельницу. До Виа Апаллия они добирались два часа, по обе стороны грязной тропы открывались расчищенные участки леса, когда же они перешли большой мост через реку Шенан, Герцер, к своему удивлению, заметил, что в Вороньей Мельнице произошли еще большие перемены.
Некоторые старые бревенчатые здания были разобраны, по всей вероятности, чтобы освободить место для быстро растущего городка; в то же время появилось много новых построек. У подножия холма к востоку от города стояло теперь низкое длинное здание, от него вверх по холму шло большое строительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158