Полностью обнаженная, она оказалась еще более привлекательной, чем я представлял себе ее множество раз, мастурбируя при воспоминании о ее фигуре в нижнем белье, пока она проигрывала в покер.
Я накинулся на нее, как возбужденное животное.
Я одним движением руки скинул со стола грязные тарелки и бокалы, чтобы освободить место, и сорвал с себя одежду.
Вид моего крепкого и длинного колющего оружия (я был очень возбужден) отнюдь не воодушевил ее вопреки моим ожиданиям, а, наоборот, испугал.
– Какое варварство! Я никогда ничего подобного не видела! – Она даже не дотронулась до него. – Какой огромный! И все это ты хочешь в меня засунуть? Только половину, везунчик, и очень осторожно… Я очень нежная в этих вещах, Кепачо.
Я так ее хотел, что меня не обескуражило даже это смешное уменьшительное имя.
Я раздвинул ей ноги, заставил ее обхватить мои бедра коленями и вошел в нее – только до половины пениса. Ее длинные ногти, выкрашенные в цвет крови быков, убийство которых ей так нравилось видеть на площади, впивались мне в живот каждый раз, как я пытался продвинуться хоть на сантиметр глубже.
Мы продолжали эти sui generis любовные отношения больше шести месяцев, до весны 1978 года.
Программа была всегда примерно одна и та же: мы объедались в каком-нибудь плохоньком ресторане, а потом играли в квартире, голышом, решая, для кого сегодня будет секс – для нее или для меня, то есть получит слуга взбучку или нет.
Я привык.
Мы решали, кому будет хорошо, при помощи самых разнообразных настольных игр: «Монополии», покера, шашек, домашней рулетки и бинго, и даже парчиси, гуська или самых глупых игр из серии «Гейпер». Мой дом был похож на парк развлечений.
Я редко проигрывал.
Она кончала, когда лупила меня хлыстом, битой пелотари, пучком крапивы, бамбуковой тросточкой, ремнем, мокрым, завязанным в узлы полотенцем, толстым куском эластичной резины и просто рукой – ладонью, кулаком или пальцами, сложенными, как для щипка.
В особых случаях она также на меня мочилась. Я смотрел, как она в этих битвах достигала спазматических оргазмов, сотрясавших ее с головы до ног, как соски ее увеличивались и становились твердыми, словно камни (ах да, она также била меня мешочком с камнями, чуть не забыл), – в такие моменты она была красива, как никогда, – и в итоге получалось, что физическое наказание возбуждало меня.
Получив удовольствие, максимум, что она позволяла мне, – это положить свой возбужденный конец между ее потрясающих грудей, потереться о них и кончить ей на красивую шею, украшенную на многие миллионы.
А когда выигрывал я, мой приз ограничивался тем, что она позволяла мне трахать ее не более чем в четырех позициях и только половиной члена; она заставляла меня надевать на основание члена что-то вроде резинового пончика, сделанного по размеру, чтобы он выполнял род препятствия.
Она всегда вела себя пассивно, ненавидела оральный секс (я даже вспомнил с некоторой тоской о старательном горле Кресенсио), и даже речи не могло быть об анальном проникновении.
Кроме того, я должен был кончать не в нее. Она не хотела принимать никаких контрацептивов, а я не мог найти презервативов на свой размер.
Думаю, больше всего в наших коитусах ей нравилась моя скороспелая эякуляция.
У нее была еще одна мания, несколько выводившая меня из себя. В душе, на кухне (она иногда сама готовила какое-то ужасное месиво), а порой даже тогда, когда я ее пялил, она вдруг принималась петь во весь голос и всегда одно и то же – арию безумия Лючии ле Ламмермур Доницетти, ставшую популярной благодаря Марии Каллас, которая, кстати, умерла за год до того, как мне сообщила Бланка с нескрываемой радостью.
Но я принимал такое обращение и все равно получал от него удовлетворение. Я хотел ее страстно, как идиот, и, несмотря на то что она отдавалась мне столь часто, я с ума сходил от желания, как в первый день.
Кроме того, в определенном смысле я в нее влюбился.
Она что-то заблокировала во мне, и я не мог устранить эту блокировку. Я поклялся убить ее и не то что не искал подходящего момента, чтобы сделать это, дело в том, что большую часть времени я даже и не думал об убийстве.
Такое положение не могло продолжаться бесконечно. Кроме того, хотя у меня все еще оставалось достаточно денег из моих невольных сбережений, жизнь в Мадриде на протяжении стольких месяцев обходилась мне слишком дорого. Не говоря уже о съемной квартире, которая была недешевой, частые обеды и ужины с Бланкой в ресторанах, учитывая, сколько она сжирала, стоили мне целое состояние. Хоть она и разбогатела на опере, она понимала отношения между мужчиной и женщиной на старомодный лад и не участвовала даже в чаевых.
Благодаря сексуальной удовлетворенности и обжорству она еще больше растолстела, к моей радости. Но она начинала этим тяготиться и страстно желала похудеть. В конце мая, который был уже на носу, она должна была петь Аиду (критики считали ее лучшим сопрано в мире для женских партий Верди) в «Метрополитен-опера», и не желала ехать в Нью-Йорк, превратившись в кита.
Она отдалась в руки эндокринолога и безуспешно пыталась придерживаться шоковой низкокалорийной диеты. У нее не было силы воли, и она осаждала холодильники (свой и мой) при первом удобном случае.
Она попросила у меня помощи, чтобы похудеть, и предложила мне одну идею: ехать вместе в Соединенные Штаты. Она отправит дочь в интернат в Англии и обойдется на этот раз без горничной. Мы совершим путешествие без спешки, на роскошном лайнере (удивительно, но она согласна была раскошелиться на заоблачную стоимость билета в первом классе), чтобы недельку отъесться, прежде чем серьезно сесть на диету. Был конец марта, оставалось ровно два месяца до выступления в Нью-Йорке. Мы проведем их в уединенном сельском домике, который имелся у нее среди полей Коннектикута, только вдвоем. Мы сможем беспрестанно посвящать себя нашим эротическим играм, а я стану строго следить за ней, как любовник-полицейский, чтобы она соблюдала диету.
На случай, если не хватало чего-то еще, чтобы убедить меня, она в первый и единственный раз и без предварительной жеребьевки взяла на себя инициативу в сексе. Она забыла о своих ломаниях, засунула в себя мой член по самые яйца и позволила мне кончить внутрь. Я все еще помню об этом и все еще возбуждаюсь, это было потрясающе. Как я мог сказать ей «нет»?
А меня посетила еще одна отличная идея: обманув себя, я несколько успокою свою мстительную совесть. Забавно, что на самом деле это предприятие помогло ускорить развязку главы «Бланка Эреси».
Я знаю, что это должно было свершиться, но предпочел бы по крайней мере, чтобы все случилось в другой форме; я раскаиваюсь в произошедшем.
В ходе своего беспорядочного чтения я наткнулся на книгу, где излагался и поносился, ввиду опасности, возникавшей в середине срока лечения, метод похудания, который один американский врач в шестидесятых годах практиковал среди звезд с проблемами лишнего веса в голливудской колонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59