Тогда Мириамель плеснула волы на лицо, а нагом намочила волосы и попыталась распутать их. Теперь, когда они снова начали отрастать, с ними ухе нельзя было обращаться так небрежно, как она делала это все последнее время.
Когда Мирнамель подвязывала пояском свою грязную рясу, при этом тихонько ворча на себя за то, что не догадалась захватить из «Чаши Пелиппы» что-нибудь на смену — шелест листьев у нее над головой внезапно усилился. Мириамель подняла глаза, охидая увидеть большую птицу или одну из болотных обезьян, и задохнулась от страха и отвращения.
Тварь, висевшая на ветке, была размером с маленького ребенка, но и это было неприятно велико. Она немного напоминала краба и немного наука, но, насколько могла разглядеть Мириамель, имела только четыре суставчатых конечности, каждая из которых оканчивалась кривым когтем. Туловище существа покрывал серовато-коричневый роговой панцирь, забрызганный чернильно-черным и в некоторых местах заросший полосками лишайника. Но хуже всего были глаза существа — несмотря на неправильной формы голову и хитиновое тело, они казались странно разумными. Это заставило принцессу, спотыкаясь, попятиться. Она остановилась только тогда, когда убедилась, что тварь уже никак не может дотянуться до нее, какой бы невероятной прыгуньей она ни оказалась.
Животное не шевельнулось. В том, как оно наблюдало за девушкой, было что-то тревожаще человеческое, но в остальном существо ничем не напоминало человека; у него не было даже рта, который могла бы разглядеть принцесса, — разве что ртом были маленькие щелкающие усики, торчащие из щели в нижней части его тупой головы.
Мириамель содрогнулась от отвращения.
— Пошел вон! — закричала она, замахав руками, словно прогоняя непослушную собаку. В блестящих глазах застыло выражение, которое показалось ей чем-то вроде насмешливой злобы.
Но у него нет лица, сказала она себе. Как же у него могут быть чувства?! Это просто животное, опасное или нет. Глупо было думать, что у обычного насекомого, пусть даже такого огромного, могут быть какие-нибудь чувства. Тем не менее тварь пугала ее. Хотя она и не сделала ни одного угрожающего движения, Мириамель далеко обошла дерево, выбираясь из маленькой ложбинки. Существо не пыталось следовать за девушкой; оно медленно повернулось и долго смотрело ей вслед.
— Гант, — объяснял Тиамак, когда они снова залезали в лодку. — Очень жаль, что он испугал вас, леди Мириамель. Это безобразные существа, но они крайне редко нападают на людей и почти никогда на кого-нибудь, кто крупнее маленького ребенка.
— Но он смотрел как человек! — Мириамель содрогнулась. — Не знаю точно почему, но это было ужасно.
Тиамак кивнул.
— Они не просто насекомые, леди, по крайней мере я так не считаю, хотя многие другие полагают, что ганты не умнее речных раков. Я видел огромные сложные гнезда, которые они строят, видел, как они ловят рыбу и даже ставят ловушки на птиц.
— Так вы полагаете, что они разумны? — сухо спросил Кадрах. — Это было бы неприятной, новостью для отцов Матери Церкви. В таком случае есть ли у них души? Чего доброго, Наббану пришлось бы посылать во Вранн миссионеров, чтобы наставить этих самых гантов на путь истинный.
— Хватит глупых насмешек, эрнистириец, — проворчал Изгримнур. — Помоги мне лучше столкнуть с отмели эту проклятую лодку.
Путь до Деревенской Рощи был недолгим, по крайней мере так говорил Тиамак. Утро выдалось ясное и теплое, но все же ганту удалось полностью испортить настроение Мириамели. Он напомнил ей, насколько своеобразна и чужда сухоземельцам природа страны болот. Это был не ее дом. Может быть, Тиамак и мог счастливо жить здесь, хотя принцесса и в этом глубоко сомневалась, но уж сама она — никогда.
Вранн, действуя веслом как шестом, ловко вел маленькую лодку через лабиринт переплетающихся проток и ручейков, каждый из которых был надежно укрыт зелеными стенами растительности, покрывавшей неустойчивые песчаные берега — плотные стены бледных камышей и темных стеблей, на которых красовались яркие, но тем не менее какие-то болезненные цветы — так что каждый раз, когда лодка сворачивала, предыдущий ручей скрывался из виду почти так же быстро, как корма лодки переходила в новое русло.
Вскоре по обеим сторонам протоки стали появляться первые дома деревни. Некоторые были построены на деревьях, как и дом Тиамака, другие стояли на сваях из древесных стволов. Миновав несколько домов, Тиамак подвел лодку к причалу одной из больших свайных хижин и позвал:
— Роахог!
Когда ответа не последовало, вранн принялся стучать рукояткой весла по одной из свай; грохот спугнул нескольких ярких птиц, которые с криком поднялись в воздух, но в доме никто не отвечал. Тиамак позвал еще раз и огорченно пожал плечами.
— Горшечника нет дома, — сказал он. — В других домах, кажется, тоже никого не было. Может быть, на пристани собрание?
Они двинулись дальше. Теперь дома стояли ближе друг к другу. Некоторые строения казались составленными из множества домиков, самых разнообразных размеров и форм, которые когда-то пристроили к основной хижине. В стенах этих безумных сооружений зияли грубо прорубленные окна, и все это походило на гнездовья скальных сов. Около некоторых домов Тиамак останавливал лодку и звал, но ни разу никто не откликнулся.
— Пристань, — твердо сказал вранн, но Мириамель подумала, что он выглядит сильно встревоженным. — Они должны быть на пристани.
Пристань оказалась огромным плоским доком, доходящим до середины протоки в самой широкой ее части. Дома тесно сгрудились вокруг нее, и даже насамой пристани кое-где виднелись камышовые крыши. Мириамель подумала, что в базарный день это местомогло использоваться как конюшня у горожан. Были и другие приметы того, что недавно здесь кипела жизнь — в тени листвы стояли ярко раскрашенные корзины, на концах привязей раскачивались лодки — но нигде не было видно ни одного человека.
Тиамак явно был потрясен.
— О, Те Кто Наблюдают и Творят! — выдохнул он. — Что здесь могло произойти?
— Они пропали? — Мириамель огляделась. — Как может пропасть целая деревня?
— Ты не видела севера в этом году, моя леди, — сурово сказал Изгримнур. — На Фростмарше полно домов, похожих на прохудившиеся кастрюли.
— Но тех людей выгнала война! А здесь ведь нет никакой войны, во всяком случае пока что.
— Кое-кто на севере действительно был изгнан войной, — пробормотал Кадрах. — Других заставило покинуть дом нечто иное, и об этом труднее говорить. Страх в наши дни гуляет повсюду.
— Я не понимаю, — Тиамак потрясенно покачал головой, как будто все еще не мог поверить. — Мой народ никуда не стал бы убегать, даже если бы боялся войны — хотя я сомневаюсь, что они хоть когда-нибудь слышали о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Когда Мирнамель подвязывала пояском свою грязную рясу, при этом тихонько ворча на себя за то, что не догадалась захватить из «Чаши Пелиппы» что-нибудь на смену — шелест листьев у нее над головой внезапно усилился. Мириамель подняла глаза, охидая увидеть большую птицу или одну из болотных обезьян, и задохнулась от страха и отвращения.
Тварь, висевшая на ветке, была размером с маленького ребенка, но и это было неприятно велико. Она немного напоминала краба и немного наука, но, насколько могла разглядеть Мириамель, имела только четыре суставчатых конечности, каждая из которых оканчивалась кривым когтем. Туловище существа покрывал серовато-коричневый роговой панцирь, забрызганный чернильно-черным и в некоторых местах заросший полосками лишайника. Но хуже всего были глаза существа — несмотря на неправильной формы голову и хитиновое тело, они казались странно разумными. Это заставило принцессу, спотыкаясь, попятиться. Она остановилась только тогда, когда убедилась, что тварь уже никак не может дотянуться до нее, какой бы невероятной прыгуньей она ни оказалась.
Животное не шевельнулось. В том, как оно наблюдало за девушкой, было что-то тревожаще человеческое, но в остальном существо ничем не напоминало человека; у него не было даже рта, который могла бы разглядеть принцесса, — разве что ртом были маленькие щелкающие усики, торчащие из щели в нижней части его тупой головы.
Мириамель содрогнулась от отвращения.
— Пошел вон! — закричала она, замахав руками, словно прогоняя непослушную собаку. В блестящих глазах застыло выражение, которое показалось ей чем-то вроде насмешливой злобы.
Но у него нет лица, сказала она себе. Как же у него могут быть чувства?! Это просто животное, опасное или нет. Глупо было думать, что у обычного насекомого, пусть даже такого огромного, могут быть какие-нибудь чувства. Тем не менее тварь пугала ее. Хотя она и не сделала ни одного угрожающего движения, Мириамель далеко обошла дерево, выбираясь из маленькой ложбинки. Существо не пыталось следовать за девушкой; оно медленно повернулось и долго смотрело ей вслед.
— Гант, — объяснял Тиамак, когда они снова залезали в лодку. — Очень жаль, что он испугал вас, леди Мириамель. Это безобразные существа, но они крайне редко нападают на людей и почти никогда на кого-нибудь, кто крупнее маленького ребенка.
— Но он смотрел как человек! — Мириамель содрогнулась. — Не знаю точно почему, но это было ужасно.
Тиамак кивнул.
— Они не просто насекомые, леди, по крайней мере я так не считаю, хотя многие другие полагают, что ганты не умнее речных раков. Я видел огромные сложные гнезда, которые они строят, видел, как они ловят рыбу и даже ставят ловушки на птиц.
— Так вы полагаете, что они разумны? — сухо спросил Кадрах. — Это было бы неприятной, новостью для отцов Матери Церкви. В таком случае есть ли у них души? Чего доброго, Наббану пришлось бы посылать во Вранн миссионеров, чтобы наставить этих самых гантов на путь истинный.
— Хватит глупых насмешек, эрнистириец, — проворчал Изгримнур. — Помоги мне лучше столкнуть с отмели эту проклятую лодку.
Путь до Деревенской Рощи был недолгим, по крайней мере так говорил Тиамак. Утро выдалось ясное и теплое, но все же ганту удалось полностью испортить настроение Мириамели. Он напомнил ей, насколько своеобразна и чужда сухоземельцам природа страны болот. Это был не ее дом. Может быть, Тиамак и мог счастливо жить здесь, хотя принцесса и в этом глубоко сомневалась, но уж сама она — никогда.
Вранн, действуя веслом как шестом, ловко вел маленькую лодку через лабиринт переплетающихся проток и ручейков, каждый из которых был надежно укрыт зелеными стенами растительности, покрывавшей неустойчивые песчаные берега — плотные стены бледных камышей и темных стеблей, на которых красовались яркие, но тем не менее какие-то болезненные цветы — так что каждый раз, когда лодка сворачивала, предыдущий ручей скрывался из виду почти так же быстро, как корма лодки переходила в новое русло.
Вскоре по обеим сторонам протоки стали появляться первые дома деревни. Некоторые были построены на деревьях, как и дом Тиамака, другие стояли на сваях из древесных стволов. Миновав несколько домов, Тиамак подвел лодку к причалу одной из больших свайных хижин и позвал:
— Роахог!
Когда ответа не последовало, вранн принялся стучать рукояткой весла по одной из свай; грохот спугнул нескольких ярких птиц, которые с криком поднялись в воздух, но в доме никто не отвечал. Тиамак позвал еще раз и огорченно пожал плечами.
— Горшечника нет дома, — сказал он. — В других домах, кажется, тоже никого не было. Может быть, на пристани собрание?
Они двинулись дальше. Теперь дома стояли ближе друг к другу. Некоторые строения казались составленными из множества домиков, самых разнообразных размеров и форм, которые когда-то пристроили к основной хижине. В стенах этих безумных сооружений зияли грубо прорубленные окна, и все это походило на гнездовья скальных сов. Около некоторых домов Тиамак останавливал лодку и звал, но ни разу никто не откликнулся.
— Пристань, — твердо сказал вранн, но Мириамель подумала, что он выглядит сильно встревоженным. — Они должны быть на пристани.
Пристань оказалась огромным плоским доком, доходящим до середины протоки в самой широкой ее части. Дома тесно сгрудились вокруг нее, и даже насамой пристани кое-где виднелись камышовые крыши. Мириамель подумала, что в базарный день это местомогло использоваться как конюшня у горожан. Были и другие приметы того, что недавно здесь кипела жизнь — в тени листвы стояли ярко раскрашенные корзины, на концах привязей раскачивались лодки — но нигде не было видно ни одного человека.
Тиамак явно был потрясен.
— О, Те Кто Наблюдают и Творят! — выдохнул он. — Что здесь могло произойти?
— Они пропали? — Мириамель огляделась. — Как может пропасть целая деревня?
— Ты не видела севера в этом году, моя леди, — сурово сказал Изгримнур. — На Фростмарше полно домов, похожих на прохудившиеся кастрюли.
— Но тех людей выгнала война! А здесь ведь нет никакой войны, во всяком случае пока что.
— Кое-кто на севере действительно был изгнан войной, — пробормотал Кадрах. — Других заставило покинуть дом нечто иное, и об этом труднее говорить. Страх в наши дни гуляет повсюду.
— Я не понимаю, — Тиамак потрясенно покачал головой, как будто все еще не мог поверить. — Мой народ никуда не стал бы убегать, даже если бы боялся войны — хотя я сомневаюсь, что они хоть когда-нибудь слышали о ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136