Скалли победоносно глянула на Фэрду:
- Но ведь Малдер все-таки выстрелил в Барнета!..
- Да, дважды. - Фэрду закончил сеанс самомассажа. - Он попал Барнету в руку и в плечо. Но уже после того, как тот убил заложника. И агента Стива Уоленберга. - Фэрду открыл глаза и посмотрел на экран. - Малдер так и не простил себя за это. Слышали бы вы, что он выдал на судебном заседании!
Осуждения в голосе Фэрду не прозвучала, но Скалли тем не менее бросилась в контратаку.
- А может, причиной этой выходки была мягкость приговора…
Фэрду словно не слышал ее:
- Никогда не забуду… Малдер как раз покинул свидетельское место, и тут Барнет пообещал, что когда-нибудь пришьет его. - Фэрду натужно вздохнул. - ПО правде говоря, я всегда жалел, что Малдер прострелил Барнету руку и плечо… Уж лучше бы он попал ему в затылок!
Натужный вздох Фэрду открыл Скалли главное - бывший шеф вовсе не осуждал, как ей показалось, бывшего подчиненного. И она почувствовала к этому пожилому усталому человеку самую настоящую симпатию.
Когда Скалли вернулась в отдел, напарник был уже на месте. Стоял возле работающего факса - из недр аппарата как раз выползал край какого-то документа - и выглядел не слишком радостным.
- Ну, что сказала Хендерсон?
- На девяносто пять процентов уверена, что почерк Барнета. - Малдер оторвал выползший из затихшего факса кусок рулона и принялся изучать его содержимое.
- А это что за бумага, Малдер?
- Из Федерального департамента тюрем, - Малдер стал читать вслух: - Свидетельство о смерти. Имя - Барнет Джон Ирвин. Причина смерти - острая сердечная недостаточность. Дата смерти - шестнадцатое сентября восемьдесят девятого года. Смерть засвидетельствована доктором Джозефом Ригли.
Скалли обрадованно воскликнула:
- Значит, ту записку под Барнета сработали!
- Такое объяснение кажется Хендерсон маловероятным.
Малдер отложил полученный факс в сторону и задумался.
- Отпечатки есть?
- Отсутствуют, - пробормотал он.
Скалли вдруг сообразила, что именно пришло напарнику в голову:
- Слушай, почему ты решил, что он жив? Ведь у Барнета было много времени в тюрьме. И времени, и приятелей… Может, он заранее написал записку и попросил кого-нибудь из них? Когда тот освободится…
Малдер понимающе кивнул:
- Месть из могилы? - и тут же замотал головой. - Записка написана не более сорока восьми часов назад. К тому же это было бы слишком!
- Но он же обещал, что убьет тебя… А как он мог сдержать обещание иным способом!
Малдер удивленно вскинул глаза, и Скалли поспешила объяснить:
- Я только что поговорила с агентом Фэрду…
- Он показал тебе видеозапись, где мы берем Барнета? - в голосе Малдера прозвучала что-то, похожее на боль.
Скалли подошла к нему, положила руку на плечо:
- Малдер! Ты тогда поступил абсолютно верно. Ни на что другое ты не имел права.
- Да неужели!? - Малдер стряхнул ее руку. - А тебе известно, моя дорогая, что у Стива Уоленберга осталось двое детей? А тебе известно, что один из его парней сейчас лучший игрок в футбольной команде? - голос Малдера поднимался и натягивался, как струна. - А тебе известно, радость моя, что, нажми я на курок двумя секундами раньше, Уоленберг сегодня пошел бы на стадион болеть за своего сына! - Малдер так хватил кулаком по крышке стола, что подпрыгнул факс. - Но он лежит на кладбище, а какой-то… труп смердящий грабит магазины, убивает людей и оставляет мне идиотские послания! - Малдер еще раз хватил кулаком по столу, смерил Скалли ненавидящим взглядом и выскочил за дверь.
А Скалли, вздохнув, прочитала копию свидетельства о смерти Джона Барнета. И принялась обдумывать ситуацию.
Ситуация сложной ей не представлялась. Малдер, судя по всему, считает, что Барнет каким-то образом остался в живых. Федеральный департамент тюрем считает, что он мертв. Значит, надо определить, кто из них прав.
Этим она и занялась.
Школьный стадион Александрия,
штат Вирджиния
День первый
Два часа спустя
Малдер сидел на трибуне и смотрел на поле стадиона.
Уоленберг-младший, получив от партнера мяч, сделал рывок по правому краю. Его вовсю пытались остановить; соперники в азарте висли на нем гроздьями, но парень неуловимыми движениями освобождался от цепких на вид захватов. Еще пара резких торможений, пара уходов в сторону, и красивым нырком он приземлил мяч в зачетном поле.
Тренер, крепкий, внушительных габаритов мужчина, дал свисток и крикнул:
- Неплохо, Уоленберг! Молодец!
Партнеры хлопали парня по шлему, дружески тыкали кулаками под ребра.
Тренер снова свистнул:
- А теперь давайте-ка проведем еще одну атаку! По варианту «Б», с переходом Уоленберга на левый край…
Футболисты побежали на исходные позиции.
Малдер встал, отряхнул плащ, спустился с трибуны на беговую дорожку.
День был пасмурным, но на сердце у Малдера посветлело, стало тепло.
Он вспомнил, как приехал сюда в первый раз. Ему казалось, он умрет от стыда либо сердце разорвется от жалости к этому пацану.
Однако Уоленберг-младший так азартно боролся с соперниками, подбадривал себя и партнеров столь воинственными воплями, что сразу становилось понятно: если и нужно этому парню что-либо от жизни, то уж никак не стыд и жалость со стороны человека, повинного в смерти отца. А потом Малдер понял и еще одно - какую бы ошибку ты не совершил в жизни, он, жизнь, продолжается. Улетают в прошлое дни, месяцы, годы, и свои ошибки становятся всего лишь фактом твоей личной биографии…
И все-таки время от времени он приезжал сюда; подобный брошенной женщине, сидел одиноко на самом верху; смотрел на сражающихся парней. Неверное, в этом было что-то от мазохизма, но он предпочитал думать, что таким образом отдает некий долг человеку, которому давно уже ничего ни от кого не требуется.
Малдер прошел вдоль трибуны к выходу со стадиона.
Немногочисленные группки взрослых и детей - наверное родители и друзья игроков - азартно болели за своих. Громче всех кричал молодой парень, сидевший в первом ряду. На голове его красовалось бейсболка с надписью «Вашингтон кэпитэлз», и, судя по всему, он переживал за младшего брата.
«Нет, все-таки жизнь продолжается, - подумал Малдер. - А вместе с нею продолжается и работа. И если Барнет жив - а он, что бы там ни говорил Реджи, по-видимому, жив, - то пришло время отдавать старые долги, долги, которые выражаются не в сидении на трибуне…»
Покинув стадион, он направился к машине.
И ощутил, как в беззащитную спину уперся чужой, свинцово-тяжелый, остро ненавидящий взгляд.
Он резко обернулся, быстро осмотрелся.
Чепуха! Никому он тут был неинтересен, никто в его сторону и головы не повернул.
Он подошел к машине. И застыл.
На водительском сиденье лежал бумажный пакет. А дверца оказалась незапертой, хотя он точно ее запирал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14