! Месяц назад ты заявил, будто тварь обратилась к тебе "с любовью". А сегодня он тебя ненавидит. Что изменилось-то?
Вопрос был в точку.
– Понятия не имею. Слова. Погода. Сегодня он был свободен от власти твоего камня. – Голова у меня разболелась от вони дракона, падали и огнеупорной смазки доспехов. Вонь… – Он нас чует! – Я бы закричал, но голова болела слишком сильно.
– Чего?!
– Вот в чем разница! Ну мы с тобой и придурки – совсем об этом не подумали! Он же запахи различает – лошадей, кабанов, баранов… и Всадников тоже.
– Мы никогда не замечали, чтобы он различал запахи. Драконы просто жгут все, что движется, если у него нет камня.
– А у любого Всадника с камнем, от которого драконы теряют разум, есть доспехи, а доспехи все пахнут одинаково. – Я сунул перчатки Ларе под нос. – Кто посмеет сказать, что дракон станет жечь человека, если Всадник ему не прикажет?
– И как ты это докажешь? Ты же ничего не знаешь про драконов!
– Нет у нас времени ничего доказывать. – Я скинул жилет, штаны, башмаки и перчатки. – Давай буди его еще раз.
– Ты что, обалдел?!
– Погоди, надо смыть с себя запах. – Я спрыгнул со скалы, едва не угодив в груду обглоданных костей. Стоя по пояс в пруду, я отчаянно оттирал кожу и одежду песком, а Лара сидела на берегу, с недоумением и раздражением глядя на мои выкрутасы.
– Сбрендил. Безнадежно. Если бы не доспехи, твои косточки еще дымились бы, а вопли слышали бы аж в Кор-Талайт.
– Если бы не доспехи, я бы сейчас разговаривал с Келдаром.
– Не стану его будить. – Она вскочила на ноги и застыла.
– Лара, вот-вот настанет третий день. – Я вылез из пруда, отряхиваясь и дрожа, хотя в пещере было отнюдь не холодно. – Твой брат приведет сюда отряд с минуты на минуту. Если это должно случиться и если богам, кто бы они ни были, угодно, чтобы драконы получили свободу, надо ухитриться сделать это сейчас. Помоги мне.
Она не шелохнулась, а я подошел к ней близко, совсем близко, так близко, что почувствовал, что тело ее под кожаными доспехами – как натянутый лук. Лицо ее стало розовой гранитной маской, но каштановые волосы сияли, и в ту минуту мне хотелось лишь зарыться в них лицом и забыть обо всем на свете.
Лара, конечно, быстренько спустила меня с небес на землю. Она с приглушенным проклятием пожала плечами и, повернувшись ко мне спиной, снова полезла на скалу. Я смотрел ей вслед и направился совсем в другую сторону, обходя дымящиеся колодцы и перепрыгивая через трещины. Дойдя до края темного пруда в двадцати шагах от драконьей головы, я остановился. По трубам, которые проложил Нарим, в пруд стекала вода – вода из озера моих грез. Я влез на камень и взглянул вверх, на чешуйчатую голову. Она была так близко, что горячий воздух, вырвавшийся из багровых ноздрей, взметнул мне волосы. Оборачиваться я не стал – к чему? Я поднял руку, опустил ее и… приготовился.
Почти сразу зазвенел Ларин голос.
– Проснись, дитя ветра и огня. Испей воды из озера пламени и жизни. Пусть не печалит тебя больше камень, пробуждающий в тебе постыдную злобу. И пожалуйста, пощади дураков, которые молят тебя о милости.
Я улыбнулся про себя и стал ждать гибели.
Глава 20
Лара
По рождению я – воин. Мой отец – Всадник Клана, седьмой звеньевой Первого Семейства, и на протяжении девяти поколений Всадники нашего рода имели чин не ниже десятого флангового. В самых отдаленных провинциях Элирии – в Гондаре, в Эсконии, во Флориане – род Говина приносил Клану только славу и победу. Сколько себя помню, я была уверена, что в моих жилах течет чистая кровь Клана и что со временем я пойду по стопам предков.
Мы жили не так, как живут слабосильные народы. Моя семья – мать, брат, две бабки, два дяди, тетя и три кузена – спала в палатке размером двенадцать на двенадцать шагов. Нам было позволено владеть только тем имуществом, которое во время перемещений легиона из одного грязного вонючего лагеря в другой помещалось в заплечный мешок. Воину не положены удобства – удобства порождают слабость. В детстве я не понимала, как тот, кто проводит ночи в доме из дерева или камня, может без стыда глядеть другим в глаза.
Отец жил при драконе. Раз в год он приходил к нам, чтобы переспать с матерью и подтвердить таким образом свои права на нее. И конечно, он появлялся всякий раз, когда ему докладывали о том, что Седрик или я проявляли непочтительность или непослушание. Всякий раз, когда над нашей палаткой пролетал дракон, я думала, что это отец, и преисполнялась гордости.
Очень рано стало ясно, что я превосходный боец. Ни брату, ни любому другому ребенку из Клана я не спускала ни одной обиды. Дети других народов не стоили моего внимания: я просто грозила им хлыстом, и они повиновались мне. В грязи между палатками я играла в стратегию и тактику; моими воинами и отрядами были булыжники и деревяшки, а врагами, если не удавалось найти никого получше, – бродячие собаки и бездомные кошки.
В день, когда Седрик стал учиться всадническим искусствам, чтобы занять место Всадника, подобающее члену нашего семейства, я тоже заявила о себе. Я сказала наставнику, что тоже готова учиться, хотя мне было всего шесть, а не положенных восемь: я знаю наизусть клятву Всадника и Двенадцать Законов, могу, цепляясь рукоятью хлыста, взобраться куда угодно, помню имена наших героев за десять поколений и имена наших врагов с начала времен и могу рассказать о горестях, терзающих наши сердца. Но в тот день я узнала то, о чем никто не позаботился известить меня раньше: женщинам позволялось служить Клану как угодно, но летать на драконах им было запрещено.
Три дня я заходилась в плаче всякий раз, когда видела, как Седрик снимает с крюка хлыст и отправляется учиться.
– Хватит визжать, – рассердился в конце концов отец, – а то выдам замуж в Двенадцатое Семейство, где можно иметь много жен. Тебе нельзя будет слово сказать без позволения мужа и показываться на людях с открытым лицом – для них это срамота.
А мать наградила меня увесистым шлепком и добавила:
– Настоящему воину зверь ни к чему – враги и так его страшатся. Женщины нашего Клана сражаются с мечом в руках наравне с мужчинами, которые не родились Всадниками. Этого довольно.
К восьми годам я была уверена, что главное достояние Клана – его непоколебимая честь. Радости мне это не приносило, но жить с этим было можно.
Тогда-то в наш лагерь и прибыл Эйдан Мак-Аллистер, "любимец богов". Его музыка – прославленная его музыка, музыка самого Ванира, как считали мои родичи, – совсем вскружила мне голову. Я поверила всему, о чем он пел той ночью. В мечтах я взмывала к небу, в облака, к звездам, к солнцу, и ветер играл у меня в волосах, и с той поры я думала только о том, как бы полететь. Ни один воин не может спать спокойно, если командир отнял у него оружие, которым он владел с рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Вопрос был в точку.
– Понятия не имею. Слова. Погода. Сегодня он был свободен от власти твоего камня. – Голова у меня разболелась от вони дракона, падали и огнеупорной смазки доспехов. Вонь… – Он нас чует! – Я бы закричал, но голова болела слишком сильно.
– Чего?!
– Вот в чем разница! Ну мы с тобой и придурки – совсем об этом не подумали! Он же запахи различает – лошадей, кабанов, баранов… и Всадников тоже.
– Мы никогда не замечали, чтобы он различал запахи. Драконы просто жгут все, что движется, если у него нет камня.
– А у любого Всадника с камнем, от которого драконы теряют разум, есть доспехи, а доспехи все пахнут одинаково. – Я сунул перчатки Ларе под нос. – Кто посмеет сказать, что дракон станет жечь человека, если Всадник ему не прикажет?
– И как ты это докажешь? Ты же ничего не знаешь про драконов!
– Нет у нас времени ничего доказывать. – Я скинул жилет, штаны, башмаки и перчатки. – Давай буди его еще раз.
– Ты что, обалдел?!
– Погоди, надо смыть с себя запах. – Я спрыгнул со скалы, едва не угодив в груду обглоданных костей. Стоя по пояс в пруду, я отчаянно оттирал кожу и одежду песком, а Лара сидела на берегу, с недоумением и раздражением глядя на мои выкрутасы.
– Сбрендил. Безнадежно. Если бы не доспехи, твои косточки еще дымились бы, а вопли слышали бы аж в Кор-Талайт.
– Если бы не доспехи, я бы сейчас разговаривал с Келдаром.
– Не стану его будить. – Она вскочила на ноги и застыла.
– Лара, вот-вот настанет третий день. – Я вылез из пруда, отряхиваясь и дрожа, хотя в пещере было отнюдь не холодно. – Твой брат приведет сюда отряд с минуты на минуту. Если это должно случиться и если богам, кто бы они ни были, угодно, чтобы драконы получили свободу, надо ухитриться сделать это сейчас. Помоги мне.
Она не шелохнулась, а я подошел к ней близко, совсем близко, так близко, что почувствовал, что тело ее под кожаными доспехами – как натянутый лук. Лицо ее стало розовой гранитной маской, но каштановые волосы сияли, и в ту минуту мне хотелось лишь зарыться в них лицом и забыть обо всем на свете.
Лара, конечно, быстренько спустила меня с небес на землю. Она с приглушенным проклятием пожала плечами и, повернувшись ко мне спиной, снова полезла на скалу. Я смотрел ей вслед и направился совсем в другую сторону, обходя дымящиеся колодцы и перепрыгивая через трещины. Дойдя до края темного пруда в двадцати шагах от драконьей головы, я остановился. По трубам, которые проложил Нарим, в пруд стекала вода – вода из озера моих грез. Я влез на камень и взглянул вверх, на чешуйчатую голову. Она была так близко, что горячий воздух, вырвавшийся из багровых ноздрей, взметнул мне волосы. Оборачиваться я не стал – к чему? Я поднял руку, опустил ее и… приготовился.
Почти сразу зазвенел Ларин голос.
– Проснись, дитя ветра и огня. Испей воды из озера пламени и жизни. Пусть не печалит тебя больше камень, пробуждающий в тебе постыдную злобу. И пожалуйста, пощади дураков, которые молят тебя о милости.
Я улыбнулся про себя и стал ждать гибели.
Глава 20
Лара
По рождению я – воин. Мой отец – Всадник Клана, седьмой звеньевой Первого Семейства, и на протяжении девяти поколений Всадники нашего рода имели чин не ниже десятого флангового. В самых отдаленных провинциях Элирии – в Гондаре, в Эсконии, во Флориане – род Говина приносил Клану только славу и победу. Сколько себя помню, я была уверена, что в моих жилах течет чистая кровь Клана и что со временем я пойду по стопам предков.
Мы жили не так, как живут слабосильные народы. Моя семья – мать, брат, две бабки, два дяди, тетя и три кузена – спала в палатке размером двенадцать на двенадцать шагов. Нам было позволено владеть только тем имуществом, которое во время перемещений легиона из одного грязного вонючего лагеря в другой помещалось в заплечный мешок. Воину не положены удобства – удобства порождают слабость. В детстве я не понимала, как тот, кто проводит ночи в доме из дерева или камня, может без стыда глядеть другим в глаза.
Отец жил при драконе. Раз в год он приходил к нам, чтобы переспать с матерью и подтвердить таким образом свои права на нее. И конечно, он появлялся всякий раз, когда ему докладывали о том, что Седрик или я проявляли непочтительность или непослушание. Всякий раз, когда над нашей палаткой пролетал дракон, я думала, что это отец, и преисполнялась гордости.
Очень рано стало ясно, что я превосходный боец. Ни брату, ни любому другому ребенку из Клана я не спускала ни одной обиды. Дети других народов не стоили моего внимания: я просто грозила им хлыстом, и они повиновались мне. В грязи между палатками я играла в стратегию и тактику; моими воинами и отрядами были булыжники и деревяшки, а врагами, если не удавалось найти никого получше, – бродячие собаки и бездомные кошки.
В день, когда Седрик стал учиться всадническим искусствам, чтобы занять место Всадника, подобающее члену нашего семейства, я тоже заявила о себе. Я сказала наставнику, что тоже готова учиться, хотя мне было всего шесть, а не положенных восемь: я знаю наизусть клятву Всадника и Двенадцать Законов, могу, цепляясь рукоятью хлыста, взобраться куда угодно, помню имена наших героев за десять поколений и имена наших врагов с начала времен и могу рассказать о горестях, терзающих наши сердца. Но в тот день я узнала то, о чем никто не позаботился известить меня раньше: женщинам позволялось служить Клану как угодно, но летать на драконах им было запрещено.
Три дня я заходилась в плаче всякий раз, когда видела, как Седрик снимает с крюка хлыст и отправляется учиться.
– Хватит визжать, – рассердился в конце концов отец, – а то выдам замуж в Двенадцатое Семейство, где можно иметь много жен. Тебе нельзя будет слово сказать без позволения мужа и показываться на людях с открытым лицом – для них это срамота.
А мать наградила меня увесистым шлепком и добавила:
– Настоящему воину зверь ни к чему – враги и так его страшатся. Женщины нашего Клана сражаются с мечом в руках наравне с мужчинами, которые не родились Всадниками. Этого довольно.
К восьми годам я была уверена, что главное достояние Клана – его непоколебимая честь. Радости мне это не приносило, но жить с этим было можно.
Тогда-то в наш лагерь и прибыл Эйдан Мак-Аллистер, "любимец богов". Его музыка – прославленная его музыка, музыка самого Ванира, как считали мои родичи, – совсем вскружила мне голову. Я поверила всему, о чем он пел той ночью. В мечтах я взмывала к небу, в облака, к звездам, к солнцу, и ветер играл у меня в волосах, и с той поры я думала только о том, как бы полететь. Ни один воин не может спать спокойно, если командир отнял у него оружие, которым он владел с рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99