– Это неотложное дело! – продолжал увещевать его Торис.
За все время их разговора Казимир не сделал ни одного движения, никак не проявив своего отношения к тому, что говорил Торис. Казалось, он целиком погрузился в созерцание садовника, который трудился внизу со своими подручными. Только когда молодой жрец приблизился и потянул его за рукав, Казимир процедил сквозь зубы:
– Неотложных дел больше нет, Торис. Выпустив подол своей длинной рясы. Торис положил руку на плечо товарища.
– Ты всегда находил для меня время, Кас. Прошу тебя, не отворачивайся от меня теперь.
Мейстерзингер в крайнем раздражении
Посмотрел на него, оставив созерцание сада. Его тонкие пальцы нервно теребили подбородок.
– Ну хорошо, – кивнул он. – Что у тебя за срочное дело?
– Может быть, мы хотя бы присядем? – предложил Торис, указывая на несколько кресел, стоявших у окна.
Казимир коротко кивнул и с мрачным видом уселся в ближайшее.
– Выкладывай! – повторил он.
– Понимаешь ли, Казимир… Я услышал в храме голоса…
Взгляд серебристо-серых глаз Казимира, устремленный на жреца, был мудр и внимателен, а говорил Мейстерзингер низким, напоминающим глухое ворчание голосом.
– И теперь ты хочешь запирать двери храма после наступления темноты?
– Нет, – ответил с легкой улыбкой Торис. – Эти голоса говорили со мной.
Мейстерзингер некоторое время сидел неподвижно, обдумывая услышанное. Наконец он повторил с озадаченным выражением лица:
– Ты слышал голоса, которые разговаривали с тобой?
– Да, – кивнул Торис. Потом он добавил:
– Если быть точным, то я слышал один особенный голос, который обратился ко мне.
– И что же сказал этот голос? – отрывисто спросил Казимир.
– Он сказал, – а это был действительно он, не она и не оно… – Прежде чем продолжить, Торис опустил глаза и принялся разглядывать богато украшенный вышивкой коврик под ногами. – Он сказал, что ты солгал мне.
На лоб Казимира упала прядь иссиня-черных волос, закрывая глаза, но он не спешил отвести их в сторону.
– Я солгал тебе? Кто же этот таинственный “он”, который называет меня лжецом? Сказал ли он, в чем я тебя обманул?
– Я не знаю, кому принадлежит этот голос, – твердо ответил Торис, не обращая внимания на сарказм, прозвучавший в голосе Казимира. – Достаточно того, что я услышал о тебе. Голос сказал, что ты остался оборотнем, волколаком.
Губы Казимира сами собой вытянулись в тонкой, язвительной улыбке. Он даже сделал попытку засмеяться, однако смех у него вышел сухим, неискренним. Странно прозвучал он в огромной и пустой зале, повторенный эхом и сопровождаемый чуть слышным дребезжанием оконных стекол. Торис молча ждал ответа.
– Что заставило тебя подумать об этом, дружище? – спросил в конце концов Казимир.
– Что? Голос, разумеется, – холодно отозвался Торис.
Казимир перестал смеяться и наклонился к Торису.
– Так значит ты черпаешь информацию из сумасшедших голосов, которые то ли есть, то ли их нет? – спросил он с улыбкой.
Торис поднялся с кресла и, заложив руки за спину, в задумчивости отступил ближе к окну.
– Вне зависимости от того, живет ли это проклятье в твоей крови или нет, оно не отпускает тебя. Я вижу зверя даже сейчас – в твоих глазах, в чертах твоего лица. Это похоже на яд, который медленно разъедает кожные покровы твоего тела, стараясь попасть в кровь и добраться до сердца.
– А как насчет проповедей, которые я читаю в храме? – возразил Казимир, так-же поднимаясь. – Разве они ничего не значат? Как насчет усилий на благо бедных, которые я прилагаю? Как насчет моих праздников, моих указов и распоряжений? Разве это не имеет никакого значения?
– Ты пытаешься оправдать одно другим, – сказал Торис, поворачиваясь к Казимиру всем телом. – Ты пытаешься уравновесить свое проклятье своими добрыми делами. Но объясни, Казимир, зачем оправдываться, если проклятье побеждено?
– Оно побеждено! – выкрикнул Казимир.
– Разве? Даже Юлианна заметила, что с тобой творится что-то неладное. В глазах Казимира полыхнул гнев:
– Держись подальше от Юлианны! Не смей говорить ей о моем проклятье и не пытайся увезти ее от меня. Я убью всякого, кто встанет между мной и ею!
– Именно это я и имею в виду, – кивнул Торис. – Ты только послушай самого себя!
Казимир стремительно шагнул к Торису и прорычал прямо ему в лицо:
– Мое проклятье оставило меня. Но если бы это было не так, что бы предпринял ты, жрец Милила?
Стараясь сохранить спокойствие Торис рассматривал покрасневшее от гнева лицо друга.
– Как жрец Милила я попробовал бы еще раз очистить тебя от греха.
– Напрасная трата времени, – отмахнулся Казимир, отходя в сторону и отворачиваясь к окну. – Я уже один раз прошел через этот обряд, и он мне не помог. Милила либо не существует, либо он мертв. Даже если он все еще существует где-то, я не могу надеяться на него. Что он за бог? Что за безжалостный и жестокий идол? Даже ты, Торис, – слабый и смертный человек, как и все мы, – даже ты жалеешь меня! Ты не отказываешь мне в спасении! Неужели Милил слабее тебя?
Торис прогудел себе под нос коротенькую молитву, отводя в сторону богохульство.
– Ты говоришь, Милил мертв?
– Возможно.
– И ты считаешь так только потому, – продолжал Торис, наступая на своего друга, – что Милил не избавил тебя от проклятья?…
– О каком проклятье речь? – донесся от дверей залы приятный глубокий баритон.
Геркон Люкас.
Улыбаясь обычной своей хитрой улыбкой, бард шагнул в комнату. Темная накидка колыхалась за его плечами словно сложенные крылья. Сдернув с головы свою темную широкополую шляпу, он низко поклонился, и Торис неуверенно попятился. Лицо его покраснело. Геркон Люкас тем временем выпрямился и легким шагом направился к жрецу и Мейстерзингеру.
– Позвольте мне повторить мой вопрос, почтенные господа. О каком именно проклятье вы говорили?
Торис открыл было рот, однако Казимир опередил его.
– Проклятье состоит в том, что мне постоянно мешают посторонние, – сказал он сердито.
Люкас пожал плечами с таким видом, словно все сказанное к нему не относилось.
– Да, это действительно неприятно, – заметил он.
– Чему я обязан честью видеть вас? – коротко и официально спросил Казимир.
Люкас демонстративно покосился в сторону Ториса, намекая что хотел бы поговорить с Мейстерзингером конфиденциально.
– Эта информация носит довольно секретный характер, господин.
– Мой жрец или я – это одно и то же, – ледяным голосом парировал Казимир.
Уголки рта Люкаса слегка опустились, придав ему выражение смиренного всепрощения, которое бывает у взрослых при виде закапризничавшего малыша.
– Может быть, мне все-таки следует отложить этот вопрос до тех пор, пока мы не останемся вдвоем? – продолжал настаивать он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95