Но сдержалась.
Николай Николаевич еще раз глотнул уже выдохшегося нарзана. И, подкрепившись, продолжал:
-- Первым этот столь близкий сейчас нашему коллективу сюжет обработал Мазуччо. Это было примерно...
Патов запнулся.
-- Во второй половине пятнадцатого века, -- сказал Андрей.
-- Как на экзамене! -- воскликнула Зина.
Патов взглянул на нее, как смотрят на зрителя, вдруг заговорившего во время спектакля. Остальные зрители молчали. Хотя по всему было видно, что и Валентине Степановне очень хотелось заговорить: она несколько раз приподнималась со стула.
Патов не обращал на это внимания.
-- Но у героев Мазуччо были другие имена и фамилии, -- продолжал он. --А вот у Луиджи да Порто в "Истории двух благородных любовников" мы уже встречаемся с Ромео и Джульеттой. Представляете себе, если бы сегодня в двух пьесах были не только одинаковые сюжеты, но и одни и те же имена у действующих лиц?!
-- Не представляю себе, -- сказал Андрей.
-- А раньше это было возможно! В силу того, о чем я уже говорил... У Данте же, как вы все помните, фамилии враждующих семей -- Монтекки и Капулетти! Это в "Чистилище"... Ну, разумеется, как и почти во всякой истории с бродячими сюжетами, не обошлось без курьезов. Джироламо делла Корта в своей известной "Истории Вероны" выдал старый сюжет за подлинный. Или, как сейчас говорят, за документальный! А потом уж в Вероне соорудили явно фальшивую гробницу Ромео и Джульетты. Никто из вас не был в Вероне?
Валентина Степановна не выдержала.
-- Лично я не была, -- сказала она.
-- И я, как ни странно, тоже, -- добавила Зина.
-- Ну зачем вы иронизируете? Сейчас столько зарубежных поездок! Мне довелось... Так вот, всем туристам показывают эту гробницу. Я видел Верону! И потом расскажу вам, Андрей, и художнику спектакля о своих непосредственных впечатлениях.
-- Это замечательно! -- воскликнул Андрей.
-- А уж потом сюжет добрался до Англии. Появилась поэма Артура Брука "Ромео и Джульетта". Представляете, если б сейчас... Да что говорить! Существуют разные мнения о том, откуда заимствовал сюжет Вильям Шекспир. Но я-то уверен, что он взял его из поэмы Брука. Известно, однако, что из одного и того же камня один высекает безделушки, а другой -- чудеса! Когда вы, Андрей, читали поэму Брука, то, наверно, заметили...
-- Я ее не читал.
-- И ничего, как говорится, не потеряли. Но вот интересно: у Брука действие продолжается в течение девяти месяцев, а у Шекспира -- с воскресенья до пятницы. То есть всего пять дней. Как вы думаете, почему он так сократил время действия?
-- А вы как думаете? -- спросила Зина.
-- Я думаю, он хотел, чтобы напряженность и стремительность событий были под стать напряженности юных чувств!
-- Может быть, -- сказал Андрей. Он обвел своими добродушными, доверчивыми глазами всех присутствующих, как бы советуясь с ними.
"Чем-то он похож на Зину Балабанову, -- подумал Иван Максимович. -- Но чем именно? -- И ответил себе: -- В нем тоже есть что-то детское! И улыбается безмятежно, как наши зрители младшего возраста..."
Андрей вернулся взглядом к Николаю Николаевичу:
-- Но все равно эта любовь должна казаться зрителям вечной. Не имеющей конца и начала... -- Он обратился к Валентине Степановне: -- Как вы думаете?
"Недавно тот же самый вопрос -- "Как вы думаете?" -- задал Николай Николаевич. Но Патов экзаменует, -- размышляла Зина. -- Хотя ему не нужен ничей ответ. Он все сам знает заранее. А этот советуется... Ему интересно мнение Валентины Степановны!"
-- Я думаю, -- сказала заведующая педагогической частью, -- что тюзовский вариант трагедии должен быть прежде всего гимном первой любви, которую именно сейчас, в это самое время, испытывают наши зрители старшего возраста. Нельзя научить их любить. Нельзя заставить их подражать чужим чувствам, но восхититься силой и красотой этих чувств они просто обязаны!
-- Да... -- задумчиво произнес Андрей, -- хотелось бы, чтоб они восхитились!
-- Ваша задача облегчается тем, что наши зрители старшего возраста очень восприимчивы, -- сказала Валентина Степановна. -- Хотя в отличие от малышей они стесняются проявлять это.
Почувствовав, что он перестает быть центром беседы, Николай Николаевич поднялся -- статный, элегантный, красивый. И все опять повернулись к нему.
-- Вы знаете, что Белинский и Пушкин писали об этой трагедии?
Зина, как на уроке, подняла руку:
-- Можно мне?
-- Пожалуйста, -- осторожно, предвидя подвох, проговорил Николай Николаевич.
-- Я не знаю, что писал Пушкин, но я знаю, что есть опера Гуно "Ромео и Джульетта", а также фантазия Чайковского и балет Прокофьева того же названия.
-- Ну, это уже какое-то детство!... -- с досадой воскликнул Патов. -- У нас идет серьезный, профессиональный разговор...
-- Может быть, ты пойдешь на репетицию? -- шепнул Зине Костя Чичкун.
-- Его одного я тут не оставлю!
-- Я уверен, -- сказал Иван Максимович, привстав из-за стола и примиряюще разводя руки в стороны, -- абсолютно уверен: во всем, что касается сути будущего спектакля, вы, Андрей, найдете с Николаем Николаевичем общий язык.
Патов решил высказаться о сути будущего спектакля немедленно.
-- Мне видится все это... как рассказ о смелой и гордой личности, порывающей с оковами косных средневековых норм.
-- Это, видимо, совпадает и с вашей, Андрей, точкой зрения, а? -- с надеждой спросил Иван Максимович. Его взгляд просил Николая Николаевича и Андрея: "Ну, подойдите друг к другу!"
-- Мне кажется, что оковы средневековья не тяготят сегодняшних зрителей, -- сказал Андрей. -- И вопрос о косности средних веков их не волнует.
"Ну что ты будешь делать!" Это восклицание не вырвалось у Ивана Максимовича, но как бы возникло у него на лице. Директор опустился в кресло.
-- А что такого? -- с добродушным удивлением спросил Андрей. -- В великом произведении каждый открывает что-то свое.
-- И что же открыли вы? -- устало проведя рукой по тяжелым, густым волосам, спросил Николай Николаевич.
-- Я хотел бы поставить спектакль современно.
-- Новое прочтение?... Это сейчас модный термин. Но добавлять себя к Шекспиру... Удобно ли это?
-- А разве только в средневековье могла быть такая битва истинного и мнимого? Такая схватка любви и добра с ненавистью, ханжеством и лицемерием?
-- Любовь и ненависть -- это я помню. Но ханжество? Лицемерие?... Кто же там является носителем этих качеств?
-- Кто?... -- Андрей обвел всех своим добродушным взглядом, как бы спрашивая: "И вы тоже не помните?"
Зина тут же откликнулась на этот вопрос.
-- А враждующие семьи?! -- воскликнула она. -- Которые даже не помнят, из-за чего возникла их ссора, но делают вид, что в своей злобе ужасно принципиальны!
-- Я думаю, что нашим зрителям старшего возраста такой аспект действительно ближе, -- сказала Валентина Степановна.
-- Может быть, мы зря затеяли этот разговор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20