- Ага, - сказал Бьюкенен. - Медицинская помощь. Он имеет в виду, что мне еще раз врежут вон тем резиновым шлангом за то, что я объяснил вам, в какую большую неприятность попали вы. Подумайте же, Бейли. Вы сами признались, что были пьяны. Почему бы вам не признать, что вероятнее всего, я не тот человек, которого вы видели в Канкуне?
- С меня довольно. - Следователь ткнул Бьюкенена в больное плечо. Каждому дураку ясно, что ты виновен. Как ты объяснишь эту пулевую рану?
Корчась от боли под врезающимися в тело веревками, которыми он был привязан к стулу, Бьюкенен сказал сквозь стиснутые зубы:
- Это не пулевая рана.
- Но врач сказал...
- Откуда ему это известно? Он не исследовал рану на следы пороха. Он только снова зашил ее, вот и все. - Бьюкенен поморщился. - И эту рану, и рану на голове я получил в результате несчастного случая в море. - Он опять почувствовал сильное головокружение и испугался, что потеряет сознание, не успев закончить. - Я свалился за борт яхты моего клиента, когда мы выходили из бухты. Головой ударился о корпус... Одним из винтов мне рассекло плечо... Мне просто повезло, что я не погиб.
- Это выдумка, - отрезал следователь.
- Ладно. - Бьюкенен сделал глотательное движение. - Докажите это. Докажите, что я лгу. Ради всего святого, сделайте то, что я умоляю вас сделать. Пригласите сюда моего клиента. Спросите, знает ли он меня. Попросите его объяснить, как я поранился.
- Да, наверно, это неплохая мысль, - подал голос Бейли.
- Что? - Следователь резко повернулся к массивному техасцу. - Вы хотите сказать, что описание, которое вы дали в Канкуне, что этот сделанный в полиции рисунок - сделанный с вашей помощью - не похож на арестованного? Вы хотите сказать, что опознание, сделанное вами пять минут назад...
- Я только сказал, что он похож на человека, которого я видел. - Бейли задумался, потирая здоровенной мозолистой ручищей свой заросший щетиной подбородок. - А теперь я не так уверен. Память уже не та. Мне нужно время подумать. Тут очень серьезное дело.
- Кто угодно может ошибиться, - заметил Бьюкенен. - Ваше слово против моего. Больше ничего тут не сделаешь, пока не свяжутся с моим клиентом, который поручится за меня.
Бейли покосился на лужу кровавой мочи на полу.
- Я не буду ничего подписывать, пока клиент этого человека не докажет, прав я или нет.
Охваченный радостью Бьюкенен смог, невзирая на боль, выдавить еще несколько слов:
- Чарльз Максуэлл. Его яхта пришвартована возле Колумбова дока в Канкуне.
С этими словами Бьюкенен перестал сопротивляться продолжающемуся головокружению. Он сделал все, что мог. Проваливаясь в забытье, он слышал яростную перебранку между следователем и Большим Бобом Бейли.
6
Его препроводили обратно в камеру. Он брел, пошатываясь, стараясь не толкнуть кого-нибудь, не нарваться на неприятность. Ему бросилось в глаза, что среди злобно взирающих на него физиономий было много новых по сравнению с теми, которые он помнил со времени своего первого появления здесь, хотя и не знал, как давно это было. Он устало подумал, что место протрезвившихся, должно быть, заняли свежие пьянчуги, а ворье и другие хищники остались и будут сидеть здесь до тех пор, пока у кого-нибудь не возникнет достаточно сильного стимула отправить их под суд. Он знал, что, видя его ослабленное состояние, уголовники не станут долго ждать и скоро набросятся на него, поэтому нашел местечко у стены и сел, силясь не уснуть, не отводя глаз под их пристальными взглядами, пряча от них свою боль, рассчитывая, как лучше защитить себя. Он не сразу заметил, что двое охранников открыли дверь камеры и знаками предлагают ему выйти.
Но повели его не в комнату допросов, а в противоположном направлении, в секцию тюрьмы, которой он еще не видел.
Что они собираются делать? Решили, что сейчас самое время мне исчезнуть?
Конвоиры открыли какую-то дверь, и Бьюкенен замигал в растерянности. Он ожидал увидеть следователя, а увидел умывальник, унитаз и душевую кабинку. Ему было приказано раздеться, вымыться, побриться и надеть белые хлопчатобумажные рубашку и брюки, которые лежали на стуле вместе с парой дешевых резиновых сандалий. Сбитый с толку, он повиновался, и от тепловатой воды не только насладился блаженным ощущением чистоты, но и получил даже какой-то заряд энергии. Охранники наблюдали за ним. Позже, когда Бьюкенен заканчивал одеваться, вошел еще один тюремщик и поставил на раковину умывальника поднос. Бьюкенен был поражен. На подносе была тарелка разогретых бобов к маисовых лепешек - первая пища, полученная им за все проведенное здесь время. Слабость и боль притупили его аппетит, и первое, чему он воздал должное, - это была бутылка очищенной воды, также стоявшая на подносе. Он схватил ее, распечатал, отвернул колпачок и сделал несколько больших глотков. Много нельзя, а то может стошнить.
Он внимательно посмотрел на еду, запах которой одновременно притягивал и отталкивал его. Пища может быть отравлена, подумал он, а душ и чистая одежда просто уловка, чтобы усыпить его подозрения и заставить поесть. Но придется рискнуть. Даже если желудок и не хочет, придется себя заставить.
И опять он напомнил себе: нельзя есть сразу слишком много. Он очень долго жевал первую ложку бобов, прежде чем проглотить ее. Убедившись, что желудок не возмутился, он решился выпить еще немного воды и откусить кусок лепешки.
Но закончить трапезу ему так и не удалось. Он держал ложку в правой руке и чуть не выронил ее, потому что пальцы, к его ужасу, опять задергались. Он перехватил ложку левой рукой, но не успел поднести ко рту следующую порцию пищи, потому что пришел еще один охранник, и все четверо с мрачным видом повели его мимо перенаселенной камеры, где он сидел, в ту часть тюрьмы, где располагались комнаты для допросов. Почему, думал Бьюкенен, почему они дали мне вымыться и накормили, если намереваются еще раз дать мне отведать резинового шланга? В этом нет никакого смысла. Разве что...
Конвоиры привели его в комнату, которую Бьюкенен раньше не видел, грязную, захламленную, где за письменным столом в напряженной позе сидел следователь, а напротив него, столь же напряженно, - тонкогубый американец со строгим лицом. При появлении Бьюкенена оба они устремили на него пристальные взгляды, и скрытая радость Бьюкенена, вызванная надеждой на то, что его, может быть, освободят, превратилась в неприятное предчувствие.
Американец, на вид лет сорока пяти, был среднего роста и веса, загорелый, с острым подбородком, тонким носом и густыми темными бровями, контрастировавшими с его выгоревшими на солнце редеющими волосами. На нем был дорогой костюм из легкой голубой ткани, шелковый галстук в красную полоску и сверкающей белизны рубашка, которая подчеркивала и оттеняла его загар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152