- Бьюкенен постарался, чтобы это прозвучало непринужденно.
- Я тоже так подумал. Кстати, после ленча мне нужно будет съездить в контору. Надо кое-что проверить. Если ты чувствуешь себя нормально, может, составишь мне компанию?
- Джек, он же должен отдыхать, а не работать, - вмешалась Синди.
Бьюкенен прожевал и проглотил кусок.
- Не надо беспокоиться. Правда. Я поспал я чувствую себя намного лучше. Я съезжу с тобой.
- Прекрасно. - Дойл начал наконец есть, потом остановился и, нахмурившись, посмотрел на Синди. - С тобой все будет нормально, пока мы обернемся?
- А что может со мной случиться? - Синди через силу улыбнулась.
- Отличный суп, - похвалил Дойл.
- Я рада, что тебе нравится. - Улыбка Синди стала еще более вымученной.
5
- Что-то не так, - констатировал Бьюкенен. Дойл не ответил, делая вид, что внимательно следит за движением.
Бьюкенен решил форсировать события.
- Ваша жена так благожелательна, что создается впечатление, будто она над этим работает. И очень старательно. Она не задаст вопросов, но улавливает скрытый смысл слов и событий - как в случае с этим телефонным звонком, например. Если ее улыбка станет хоть чуточку старательней, то у нее лицо треснет. Она ни на минуту не поверила, что мы с вами друзья. Да, она старается делать вид, что все в порядке, но истина состоит в том, что ей от меня не по себе, и во время ленча она уже просто не могла этого скрывать. Если ее нервозность усилится, то мне, наверно, придется уйти.
Дойл продолжал смотреть вперед. Машина то и дело проскакивала по мостам, переброшенным через каналы, вдоль которых, возле пальм и дорогих домов, стояли на приколе прогулочные катера. Солнце светило нещадно. Дойл надел темные очки, но его явно беспокоил не столько солнечный свет, сколько предмет разговора.
Тогда Бьюкенен оставил Дойла в покое, перестал на него давить, предоставил ему реагировать на ситуацию естественным для него путем. Но и после этого Дойл так долго молчал, что Бьюкенен начал думать, собирается ли тот вообще отвечать, если не подтолкнуть его снова.
Но этого делать не пришлось.
- Проблема не в вас, - произнес Дойл сухо. - Как бы я хотел, чтобы все было так просто. Синди рада принимать вас в нашем доме как гостя. Это действительно так. Она хочет, чтобы вы пожили у нас, сколько потребуется. Когда дело касается оказываемых мной услуг, ее нервы бывают невероятно крепкими. Помню, как однажды... Я служил тогда в Коронадо, в Калифорнии... Мы с Синди жилы вне базы. Утром я с ней попрощался, уехал на службу, и вдруг моей группе объявили состояние боевой готовности. Никаких контактов с внешним миром. Естественно, я не мог сообщить ей, что вылетаю на задание. Могу представить себе, что она чувствовала, когда я не вернулся домой в тот вечер. Растерянность. Тревога. Никакой моральной подготовки к тому, что утром мы, возможно, виделись с ней в последний раз. - Голос Дойла стал жестче. Он мельком взглянул на Бьюкенена. - Меня не было шесть месяцев. - Бьюкенен заметил, что Дойл не сказал, куда его посылали, а сам Бьюкенен никогда бы этого не спросил. И Дойл продолжал: - Как потом оказалось, какой-то репортер пронюхал, что я из тех самых "тюленей" и что Синди - моя жена. Он явился к нам на квартиру и стал добиваться, чтобы Синди сказала ему, куда меня послали. Ну, в тот момент Синди еще даже не знала, что я уехал, а тем более куда - конечно, что касается "куда", то она бы этого в любом случае не узнала. Но женщина послабее Синди была бы просто застигнута врасплох появлением репортера, который обрушивает на нее лавину вопросов и объявляет ей, что меня послали на задание. Естественным для нее в этой ситуации было бы страшно удивиться, признать, что я действительно "тюлень", и спросить у него, очень ли опасна моя миссия. Но с Синди такое не проходит. Она сделала большие глаза, заявив, что понятия не имеет, о чем те толкует. Приходили и другие репортеры, и все упирались в ту же самую стенку. Их ждал всегда один и тот же ответ: "Я не понимаю, о чем вы говорите". Поразительно. Она ни разу не позвонила на базу, чтобы узнать, где я и что со мной. Она вела себя так, будто все идет нормально, с понедельника по пятницу ходила в свой офис - она работала секретарем по приему посетителей в одной страховой компании, - а когда я наконец вернулся, она крепко поцеловала меня и сказала, что соскучилась. Не спросила: "Где ты был?", а просто сказала, что соскучилась по мне. Я уходил на множество заданий и никогда ни на секунду не сомневался, что она оставалась верна мне.
Бьюкенен кивнул, хотя и не получил ответа на свои незаданный вопрос: если Синди нервничала не из-за его присутствия, то в чем причина напряженности, которую он ощущал?
- У Синди рак, - сказал Дойл.
Пораженный, Бьюкенен молча смотрел на него.
- Белокровие. - Голос Дойла звучал напряженно. - Вот почему она повязывает голову платком. Чтобы спрятать голый череп. От химиотерапии у нее выпали все волосы.
Бьюкенен ощутил стеснение в груди. Теперь он понимал, почему у Синди на щеках такой румянец, а кожа кажется прозрачной. Это химические препараты, которые она принимает, в сочетании с изнуряющим влиянием болезни создают эффект в ее телесности, эфирности.
- Вчера она как раз вышла из больницы после своего очередного трехдневного курса лечения, - сказал Дойл. - Вся эта возня с едой сегодня во время ленча... Она же почти ничего не может есть. А этот пирог, который она затеяла... Химиотерапия как-то влияет на ее вкусовые ощущения. Она не выносит сладкого. Когда вы спали, ее вырвало.
- Господи, - прошептал Бьюкенен.
- Она во что бы то ни стало хочет, чтобы вы чувствовали себя как дома.
- У вас и без меня своих бед предостаточно. Почему вы не отказались от этого задания? Мои начальники наверняка могли бы найти кого-нибудь другого.
- Очевидно, не смогли, - пожал плечами Дойл. - Иначе не просили бы меня об этом.
- А вы им сказали?..
- Да, - ответил Дойл с горечью. - Это не помешало им настоять на своей просьбе. Неважно, что Синди о многом догадывается, мне все равно запрещено говорить ей, что речь идет о задании. Однако она и так знает. Я в этом абсолютно уверен, как и в том, что она твердо намерена сделать все как следует. Это отвлекает ее от мыслей о болезни...
- Что говорят врачи? - спросил Бьюкенен. Дойл свернул на шоссе, идущее вдоль берега, и ничего не ответил.
- А это ее лечение дает ожидаемый результат? - не отступал Бьюкенен.
Дойл с трудом проговорил:
- Вы хотите спросить, выкарабкается ли она?
- Да... Наверно, это я и хочу спросить.
- Я не знаю. - Дойл выдохнул воздух. - Врачи ободряют меня, но ничего определенного не говорят. Одну неделю ей лучше. Другую неделю ей хуже. Третью неделю... Это как прилив и отлив. Но если надо ответить "да" или "нет"... Да, я думаю, что она умирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
- Я тоже так подумал. Кстати, после ленча мне нужно будет съездить в контору. Надо кое-что проверить. Если ты чувствуешь себя нормально, может, составишь мне компанию?
- Джек, он же должен отдыхать, а не работать, - вмешалась Синди.
Бьюкенен прожевал и проглотил кусок.
- Не надо беспокоиться. Правда. Я поспал я чувствую себя намного лучше. Я съезжу с тобой.
- Прекрасно. - Дойл начал наконец есть, потом остановился и, нахмурившись, посмотрел на Синди. - С тобой все будет нормально, пока мы обернемся?
- А что может со мной случиться? - Синди через силу улыбнулась.
- Отличный суп, - похвалил Дойл.
- Я рада, что тебе нравится. - Улыбка Синди стала еще более вымученной.
5
- Что-то не так, - констатировал Бьюкенен. Дойл не ответил, делая вид, что внимательно следит за движением.
Бьюкенен решил форсировать события.
- Ваша жена так благожелательна, что создается впечатление, будто она над этим работает. И очень старательно. Она не задаст вопросов, но улавливает скрытый смысл слов и событий - как в случае с этим телефонным звонком, например. Если ее улыбка станет хоть чуточку старательней, то у нее лицо треснет. Она ни на минуту не поверила, что мы с вами друзья. Да, она старается делать вид, что все в порядке, но истина состоит в том, что ей от меня не по себе, и во время ленча она уже просто не могла этого скрывать. Если ее нервозность усилится, то мне, наверно, придется уйти.
Дойл продолжал смотреть вперед. Машина то и дело проскакивала по мостам, переброшенным через каналы, вдоль которых, возле пальм и дорогих домов, стояли на приколе прогулочные катера. Солнце светило нещадно. Дойл надел темные очки, но его явно беспокоил не столько солнечный свет, сколько предмет разговора.
Тогда Бьюкенен оставил Дойла в покое, перестал на него давить, предоставил ему реагировать на ситуацию естественным для него путем. Но и после этого Дойл так долго молчал, что Бьюкенен начал думать, собирается ли тот вообще отвечать, если не подтолкнуть его снова.
Но этого делать не пришлось.
- Проблема не в вас, - произнес Дойл сухо. - Как бы я хотел, чтобы все было так просто. Синди рада принимать вас в нашем доме как гостя. Это действительно так. Она хочет, чтобы вы пожили у нас, сколько потребуется. Когда дело касается оказываемых мной услуг, ее нервы бывают невероятно крепкими. Помню, как однажды... Я служил тогда в Коронадо, в Калифорнии... Мы с Синди жилы вне базы. Утром я с ней попрощался, уехал на службу, и вдруг моей группе объявили состояние боевой готовности. Никаких контактов с внешним миром. Естественно, я не мог сообщить ей, что вылетаю на задание. Могу представить себе, что она чувствовала, когда я не вернулся домой в тот вечер. Растерянность. Тревога. Никакой моральной подготовки к тому, что утром мы, возможно, виделись с ней в последний раз. - Голос Дойла стал жестче. Он мельком взглянул на Бьюкенена. - Меня не было шесть месяцев. - Бьюкенен заметил, что Дойл не сказал, куда его посылали, а сам Бьюкенен никогда бы этого не спросил. И Дойл продолжал: - Как потом оказалось, какой-то репортер пронюхал, что я из тех самых "тюленей" и что Синди - моя жена. Он явился к нам на квартиру и стал добиваться, чтобы Синди сказала ему, куда меня послали. Ну, в тот момент Синди еще даже не знала, что я уехал, а тем более куда - конечно, что касается "куда", то она бы этого в любом случае не узнала. Но женщина послабее Синди была бы просто застигнута врасплох появлением репортера, который обрушивает на нее лавину вопросов и объявляет ей, что меня послали на задание. Естественным для нее в этой ситуации было бы страшно удивиться, признать, что я действительно "тюлень", и спросить у него, очень ли опасна моя миссия. Но с Синди такое не проходит. Она сделала большие глаза, заявив, что понятия не имеет, о чем те толкует. Приходили и другие репортеры, и все упирались в ту же самую стенку. Их ждал всегда один и тот же ответ: "Я не понимаю, о чем вы говорите". Поразительно. Она ни разу не позвонила на базу, чтобы узнать, где я и что со мной. Она вела себя так, будто все идет нормально, с понедельника по пятницу ходила в свой офис - она работала секретарем по приему посетителей в одной страховой компании, - а когда я наконец вернулся, она крепко поцеловала меня и сказала, что соскучилась. Не спросила: "Где ты был?", а просто сказала, что соскучилась по мне. Я уходил на множество заданий и никогда ни на секунду не сомневался, что она оставалась верна мне.
Бьюкенен кивнул, хотя и не получил ответа на свои незаданный вопрос: если Синди нервничала не из-за его присутствия, то в чем причина напряженности, которую он ощущал?
- У Синди рак, - сказал Дойл.
Пораженный, Бьюкенен молча смотрел на него.
- Белокровие. - Голос Дойла звучал напряженно. - Вот почему она повязывает голову платком. Чтобы спрятать голый череп. От химиотерапии у нее выпали все волосы.
Бьюкенен ощутил стеснение в груди. Теперь он понимал, почему у Синди на щеках такой румянец, а кожа кажется прозрачной. Это химические препараты, которые она принимает, в сочетании с изнуряющим влиянием болезни создают эффект в ее телесности, эфирности.
- Вчера она как раз вышла из больницы после своего очередного трехдневного курса лечения, - сказал Дойл. - Вся эта возня с едой сегодня во время ленча... Она же почти ничего не может есть. А этот пирог, который она затеяла... Химиотерапия как-то влияет на ее вкусовые ощущения. Она не выносит сладкого. Когда вы спали, ее вырвало.
- Господи, - прошептал Бьюкенен.
- Она во что бы то ни стало хочет, чтобы вы чувствовали себя как дома.
- У вас и без меня своих бед предостаточно. Почему вы не отказались от этого задания? Мои начальники наверняка могли бы найти кого-нибудь другого.
- Очевидно, не смогли, - пожал плечами Дойл. - Иначе не просили бы меня об этом.
- А вы им сказали?..
- Да, - ответил Дойл с горечью. - Это не помешало им настоять на своей просьбе. Неважно, что Синди о многом догадывается, мне все равно запрещено говорить ей, что речь идет о задании. Однако она и так знает. Я в этом абсолютно уверен, как и в том, что она твердо намерена сделать все как следует. Это отвлекает ее от мыслей о болезни...
- Что говорят врачи? - спросил Бьюкенен. Дойл свернул на шоссе, идущее вдоль берега, и ничего не ответил.
- А это ее лечение дает ожидаемый результат? - не отступал Бьюкенен.
Дойл с трудом проговорил:
- Вы хотите спросить, выкарабкается ли она?
- Да... Наверно, это я и хочу спросить.
- Я не знаю. - Дойл выдохнул воздух. - Врачи ободряют меня, но ничего определенного не говорят. Одну неделю ей лучше. Другую неделю ей хуже. Третью неделю... Это как прилив и отлив. Но если надо ответить "да" или "нет"... Да, я думаю, что она умирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152