Даника отлично удерживала равновесие, опираясь на здоровую ногу, и, защищаясь, размахивала руками. Друзил снова и снова наносил удары хвостом, но Даника парировала их, а затем снова поймала бесенка. Друзил зарычал и зашевелил когтистыми пальцами. Зеленоватые стрелы магической энергии сорвались с их кончиков и принялись жалить Данику.
– Ты не можешь навредить мне, – дразнил Друзил.
Но бесенок не мог равняться в скорости с Даникой. Она резко дернула его за хвост, раскручивая его, а потом схватила по крылу в каждую руку, не выпуская и хвоста. Вертя и поворачивая, Даника связала эти три конца – крыло, крыло и хвост – в тугой узел за спиной Друзила и запустила обескураженным бесом, как мячиком, прямо в ближайшую стену.
– Надежный узел, – заверила она.
Друзил покатился по полу. Он изрыгал проклятия, не признавая своего поражения, а Даника тем временем повернула к двери.
Перед ней стоял Кьеркан Руфо, кажется, позабавленный расправой с бесенком. В дальнем углу застыла на четвереньках, опустив глаза, жестоко избитая Хистра; почти вся ее кожа уже валялась на полу.
– Отлично, – поздравил Руфо, снова переводя взгляд на Данику.
Та ударила его кулаком в лицо.
Руфо, не торопясь, даже с ленцой повернулся к ней, ожидая и принимая второй удар, и третий, и четвертый, и все последующие. Наконец вампир решил, что с него хватит, и с нечеловеческим ревом, от которого мурашки побежали по спине Даники, вскинул руку, мгновенно лишив девушку равновесия, и перехватил очередной удар.
Даника знала, как легко разорвать подобную ненадежную хватку, только вот все, кто проводил такой прием прежде, не обладали силой вампира! Да, она была поймана и боялась, что локоть ее сейчас раскрошится в этих тисках.
Она ухитрилась прикрыться свободной рукой от затрещины Руфо, но его мощь пробила защиту девушки и жесткая ладонь крепко ударила ее по голове. Оглушенная Даника не могла оказать сопротивления Руфо, когда он поволок ее обратно в постель и взгромоздился сверху, вцепившись сильными пальцами в беззащитное горло. Даника схватила Руфо за кисть и крутанула, но вновь без всякого толка.
Потом Даника прекратила бороться, преодолев свой инстинкт самосохранения и не делая ничего, чтобы оторвать руки Руфо от своей шеи, ничего, чтобы втянуть воздух в опустевшие легкие. В этот момент Даника надеялась, что вампир убьет ее, предпочитая смерть любой другой возможности.
А потом наступила тьма.
Тропинка была настолько извилиста, что иногда перекрещивалась сама с собой; петляя между окружающих ее каменных склонов. Временами отсюда открывался величественный и волшебный вид, а временами трое путников чувствовали себя так, словно шагают по узким подземным коридорам.
По воле рока Кэддерли не видел столба черного дыма, поднимающегося над южным крылом Библиотеки Назиданий, поскольку обзор ему преградила последняя на дороге высокая гора. Если бы молодой жрец заметил этот дым, он обратился бы к Песни своего бога, своей магии, и остаток пути пролетел вместе с ветром. Но так или иначе, а Кэддерли все равно торопился, стремясь помочь бою, который, как он думал, ведет сейчас Дори-ген, но не слушал Песнь Денира, не желая использовать энергию, крайне истощившуюся в его сражении с Абаллистером и Замком Тринити.
Пайкел и Айвэн вприпрыжку поспешали за Кэддерли, забыв вообще обо всех неприятностях, – разве что Айвэн вконец устал от путешествия и страшно хотел опять попасть домой, на свою знакомую до мелочей кухню. Пайкел все еще наслаждался ношением широкополой голубой шляпы Кэддерли, думая, что она весьма идет к его ярко-зеленой косе из волос и бороды:
Айвэн, однако, считал, что брат выглядит просто глупо.
Некоторое время они двигались в тишине, и в одном месте Кэддерли остановился: ему показалось, что где-то слышна песня. Он обратился ухом к ветру: похоже на полуденный гимн брата Чонтиклира. Кэддерли оглянулся, оценивая расстояние, которое еще надо пройти, и понял, что даже при очень сильном ветре он ни за что не услышал бы пения Чонтиклира – до Библиотеки оставалось еще добрых пять миль.
Нагоняя оживленных дворфов, Кэддерли догадался, что музыка звучит у него не в ушах, а в мозгу.
Чонтиклир пел – а это был определенно голос Чонтиклира, – и Кэддерли слышал его так же, как он слышал Денира.
Что бы это значило?
Кэддерли не пришло в голову, что сладостное пение Чонтиклира может служить защитой против ужасного зла. Он решил, что его разум настроен на Денира, как и песнопение Чонтиклира, вот они и встретились в гармонии с богом.
Кэддерли полагал, что песня – вещь хорошая. Он не слышал мелодию постоянно, но она возникала в его сознании достаточно часто, чтобы молодой жрец сообразил, что брат Чонтиклир продолжает возносить хвалы куда дольше, чем обычно. И все же юноша не придал этому зловещего скрытого смысла, предположив, что жреца, должно быть, сегодня охватило особое благочестие – или, может, Чонтиклир вообще и не поет, и Кэддерли слышит лишь мысленное отражение напевного восхваления богов.
– Ты хочешь устроить еще один привал? – спросил немного позже мрачнеющий не по дням и даже не по часам рыжебородый Айвэн, отвлекая Кэддерли от музыки и ее непостижимого смысла.
Кэддерли взглянул на каменистую тропу впереди и попытался припомнить поточнее, где они находятся.
– Осталось еще, по крайней мере, миль пять, – отозвался он, – и дорога будет нелегкой.
Айвэн фыркнул. Снежные Хлопья, по его мнению, были не так уж труднопроходимы, даже когда зима еще цеплялась за эти горы. Айвэн был родом из места куда севернее, из дикой Ваасы и зазубренных Гэйлинских Гор, где гоблинов было больше, чем булыжников, а зимний ветер с Великого Ледника мог за минуту превратить человека в звонкую ледышку.
Дворф еще раз с отвращением взглянул на Пайкела, хихикнувшего в ответ, затем протопал мимо Кэддерли и возглавил шествие.
– Вечером, – объяснил Айвэн. – Мы пройдем через парадные двери прежде, чем звезды покажутся на небе!
Кэддерли вздохнул и приноровился к быстрому шагу Айвэна. Все еще хихикающий Пайкел запрыгал следом.
– Дай мне это, – бросил Кэддерли, видя источник раздражения Айвэна.
Он сдернул шляпу с головы Пайкела, отряхнул ее и водрузил на собственную макушку. Затем извлек из своего мешка кухонный котелок, который зеленобородый дворф приспособил в качестве импровизированного шлема, и нахлобучил его на Пайкела.
Хихиканье Пайкела сменилось горестным: «О-о».
В нескольких милях к северо-западу, среди деревьев, скребущийся звук в ветвях над головой вывел Шейли из Дремления. Поза сидящей в развилке меж толстых сучьев старого вяза эльфийки неосведомленному наблюдателю показалась бы неуклюжей и опасной. Но проворная эльфийка, одним легким движением почти перекувырнулась, плотно прижалась спиной к ветке и вскинула свой длинный лук, кое-как найдя просвет в спутанном клубке ветвей и листьев, изготовившись стрелять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67