Затем услышал крик — что-то среднее между стоном и визгом. Он не был уверен, кто это крикнул и почему.
Тьма отступила. Руди снова увидел Ингольда, распятого на стене. Его рука все еще была приколота, а глаза закрыты, лицо блестело от испарины. Рухнувшее напротив него длинное тело уже согнулось, стоя на коленях. Тонкие белые руки прильнули к плечам. Золотая голова Лохиро склонилась рядом с лицом Ингольда. Архимаг медленно сполз вниз и повалился к ногам старика.
Ингольд бросил окровавленный кинжал и потянулся, чтобы освободить руку. К тому времени, как Руди подбежал к ним, Ингольд, встав на колени, поднимал с пола кровоточащую форму Архимага.
Глаза Лохиро открылись и, слабо сощурившись, с выражением изумления посмотрели на склоненное над ним лицо.
— Ингольд? — прошептал он, затем закашлял, и изо рта у него потекла тонкая струйка крови. В магическом свете лицо Лохиро было мертвенно-бледным, все в испарине, оно вдруг стало выглядеть сжавшимся, будто плоть провалилась на кости. Даже при неопытности Руди было очевидно, что рана смертельна.
Ингольд ничего не говорил, только сидел с опущенной головой, спрятав лицо в тени.
Архимаг прошептал:
— ...лгал. Дарки здесь, внизу. — Он попытался вздохнуть, но снова закашлял — отвратительный булькающий звук. Костлявые пальцы неустанно теребили рукав Ингольда. — Ловушка... Лабиринт. Идут, — он с трудом перевел дыхание, подавив удушье, и спазм боли пробежал по худым, как у лисы, чертам. — Лекарь... ты можешь меня вылечить... Они отпускают меня. Свободен.
Старик сказал очень мягко:
— Мне очень жаль, Лохиро.
— Я не хотел... они взяли... заставили меня. — Он снова стал задыхаться, борясь за глоток воздуха, и ужасно хрипел. Его пальцы крепко вцепились в испачканный землей плащ Ингольда, он дергал за него, как ребенок. — Вылечить... ты можешь. Они отпускают меня.
Голос Ингольда перешел в бормотание:
— Прости, понимаешь, они могут снова взять тебя.
— Нет, — Лохиро тяжело вздохнул, на мгновение лицо его опять исказилось от злобы и от боли. Затем это прошло, и он откашлялся еще большим количеством крови.
— Не знаю, — прошептал он, — глупо... Я никогда не мог... одолеть тебя. Они возьмут тебя... но они не знают, — он опять закашлял, пытаясь приподняться. Через плечо Ингольда Руди увидел, что из груди молодого колдуна вытекала темная, искрящаяся река крови.
— Они хотят тебя, — продолжал он слабеющим голосом, — тебя...
— Почему?
Голубые глаза закрылись, и золотые пряди четко выделялись на белой коже, уже становившейся похожей на воск. Лохиро перекатывал голову из стороны в сторону, его лицо конвульсивно дергалось от боли.
— Один из них, — прошептал он. — Стал одним из них. Их не много... они — это один. Они хотят тебя...
— Почему? — настаивал Ингольд.
Лохиро продолжал, будто не слышал:
— Я знаю... Но... глупо. Прости. Я знаю... — прошептал он. — Мох... стада Дарков.
Он снова закашлял, давясь кровью.
— ...лед на севере.
Золотая голова откинулась назад. Минутой позже длинное костлявое тело стало мертвым грузом в руках старца. На время, которого хватило бы, чтобы досчитать до ста, предположил Руди, Ингольд сидел в темноте, держа на руках убитого им друга. Затем он осторожно положил тело на пол и припал к его ногам. Лицо Ингольда было суровым, ужасным и пустым, как у каменного изваяния.
— Успокойся, — сказал он тихо, — если Дарки внизу, они будут теперь нас преследовать.
Он исчез в дверном проеме и вернулся через несколько минут с Че. Он нашел и вложил в ножны свой меч, пока Руди подбирал свое оружие и посох с золотыми зубцами, который носил Лохиро.
На улице бушевала буря. Дождь и ветер обрушивались на город с удвоенным неистовством. Ингольд натянул капюшон, затенявший лицо, а поверх накрылся промокшим шарфом с висящими, как хвосты, концами.
Затем он остановился, обернувшись, и долго смотрел на тело Лохиро. Оно лежало в тени, там, где Архимаг упал. Лужа крови виднелась на устланном листьями полу.
Ингольд долго стоял над убитым другом. Затем совершенно неожиданно тело мертвого Архимага занялось пламенем. Красно-золотой свет ярко освещал лицо с остро выступающими костями, длинные изящные руки и шевелюру, теперь превратившуюся в настоящий огонь. Погребальный костер, высотой до потолка, гудел. Простирающаяся все шире колонна огня лизала стропила, ее ослепительный свет освещал спокойное, почти безразличное лицо Ингольда и его измученные глаза. Руди наблюдал до тех пор, пока тело не начало чернеть, а мясо слезать с костей. Пелена цвета топаза, образованная огнем, окутывала горящее тело. Руди отвернулся, не в силах вынести это зрелище. Комната наполнилась запахом паленого мяса.
Спустя некоторое время он услышал, что Ингольд ведет Че по лестнице, и последовал за ним на улицу, в дождь.
Так они ускользнули из Кво, как воры, под покровом ураганных ветров. Они оставили в этом городе руины всемогущего колдовства и надежды на волшебную помощь человечеству.
К утру они разбили лагерь в сопках над городом, и Руди уснул глубоким сном. Он проснулся после полудня и увидел Ингольда, сидящего все в той же позе: согнув колени и обхватив их руками. Невидящим взором он смотрел на руины внизу, рядом с серым океаном.
Он беззвучно рыдал.
15
Свет костра коснулся скал, арройо* и упал, дрожа, как дождь, на струны арфы. Он с уважением относился к заявлению Ингольда, что не должен играть на ней. Но ночь за ночью в ветреной темноте пустыни его тянуло к ней, и он отвязывал ее и пробовал все двадцать шесть струн. Он изучал их, как изучал руны, каждую ноту в своей последовательности, с ее особой красотой и назначением.
С другой стороны костра сидел Ингольд. Шел пятый день с тех пор, как он умолк.
В общем, Руди предпочитал молчание старика его жесткому сарказму или той надоедливой вежливости, с которой тот отвечал на любое предложение отдохнуть, ссылаясь на то, что произошло в Кво. Если Руди когда-то сомневался, что натуре Ингольда свойственна жестокость (которая, он полагал, была у него в те дни, когда Руди был наивен), то теперь сомнения исчезли. Были дни, когда он не очень боялся старика, посылал его к черту и уходил. Но куда было уйти посреди охваченной зимой равнины?
Зима прочно обосновалась на пустынных землях. Небо и земля были одинаковыми, будто сделанными из металла. Идти приходилось медленно, охота, которая стала занятием Руди, была скудной. Он часами лежал в сплошном кустарнике, чтобы добыть немного мяса, к которому Ингольд редко прикасался. Он отмывал пятна крови Лохиро с плаща Ингольда и ставил заплатки. Если Ингольд все-таки ел, то только потому, что Руди заставлял его. Когда он говорил, в голосе слышалась безликая ожесточенность, граничащая с презрением. Казалось, он все больше и больше удалялся куда-то в самого себя, замуровываясь в ад вины, скорби и боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Тьма отступила. Руди снова увидел Ингольда, распятого на стене. Его рука все еще была приколота, а глаза закрыты, лицо блестело от испарины. Рухнувшее напротив него длинное тело уже согнулось, стоя на коленях. Тонкие белые руки прильнули к плечам. Золотая голова Лохиро склонилась рядом с лицом Ингольда. Архимаг медленно сполз вниз и повалился к ногам старика.
Ингольд бросил окровавленный кинжал и потянулся, чтобы освободить руку. К тому времени, как Руди подбежал к ним, Ингольд, встав на колени, поднимал с пола кровоточащую форму Архимага.
Глаза Лохиро открылись и, слабо сощурившись, с выражением изумления посмотрели на склоненное над ним лицо.
— Ингольд? — прошептал он, затем закашлял, и изо рта у него потекла тонкая струйка крови. В магическом свете лицо Лохиро было мертвенно-бледным, все в испарине, оно вдруг стало выглядеть сжавшимся, будто плоть провалилась на кости. Даже при неопытности Руди было очевидно, что рана смертельна.
Ингольд ничего не говорил, только сидел с опущенной головой, спрятав лицо в тени.
Архимаг прошептал:
— ...лгал. Дарки здесь, внизу. — Он попытался вздохнуть, но снова закашлял — отвратительный булькающий звук. Костлявые пальцы неустанно теребили рукав Ингольда. — Ловушка... Лабиринт. Идут, — он с трудом перевел дыхание, подавив удушье, и спазм боли пробежал по худым, как у лисы, чертам. — Лекарь... ты можешь меня вылечить... Они отпускают меня. Свободен.
Старик сказал очень мягко:
— Мне очень жаль, Лохиро.
— Я не хотел... они взяли... заставили меня. — Он снова стал задыхаться, борясь за глоток воздуха, и ужасно хрипел. Его пальцы крепко вцепились в испачканный землей плащ Ингольда, он дергал за него, как ребенок. — Вылечить... ты можешь. Они отпускают меня.
Голос Ингольда перешел в бормотание:
— Прости, понимаешь, они могут снова взять тебя.
— Нет, — Лохиро тяжело вздохнул, на мгновение лицо его опять исказилось от злобы и от боли. Затем это прошло, и он откашлялся еще большим количеством крови.
— Не знаю, — прошептал он, — глупо... Я никогда не мог... одолеть тебя. Они возьмут тебя... но они не знают, — он опять закашлял, пытаясь приподняться. Через плечо Ингольда Руди увидел, что из груди молодого колдуна вытекала темная, искрящаяся река крови.
— Они хотят тебя, — продолжал он слабеющим голосом, — тебя...
— Почему?
Голубые глаза закрылись, и золотые пряди четко выделялись на белой коже, уже становившейся похожей на воск. Лохиро перекатывал голову из стороны в сторону, его лицо конвульсивно дергалось от боли.
— Один из них, — прошептал он. — Стал одним из них. Их не много... они — это один. Они хотят тебя...
— Почему? — настаивал Ингольд.
Лохиро продолжал, будто не слышал:
— Я знаю... Но... глупо. Прости. Я знаю... — прошептал он. — Мох... стада Дарков.
Он снова закашлял, давясь кровью.
— ...лед на севере.
Золотая голова откинулась назад. Минутой позже длинное костлявое тело стало мертвым грузом в руках старца. На время, которого хватило бы, чтобы досчитать до ста, предположил Руди, Ингольд сидел в темноте, держа на руках убитого им друга. Затем он осторожно положил тело на пол и припал к его ногам. Лицо Ингольда было суровым, ужасным и пустым, как у каменного изваяния.
— Успокойся, — сказал он тихо, — если Дарки внизу, они будут теперь нас преследовать.
Он исчез в дверном проеме и вернулся через несколько минут с Че. Он нашел и вложил в ножны свой меч, пока Руди подбирал свое оружие и посох с золотыми зубцами, который носил Лохиро.
На улице бушевала буря. Дождь и ветер обрушивались на город с удвоенным неистовством. Ингольд натянул капюшон, затенявший лицо, а поверх накрылся промокшим шарфом с висящими, как хвосты, концами.
Затем он остановился, обернувшись, и долго смотрел на тело Лохиро. Оно лежало в тени, там, где Архимаг упал. Лужа крови виднелась на устланном листьями полу.
Ингольд долго стоял над убитым другом. Затем совершенно неожиданно тело мертвого Архимага занялось пламенем. Красно-золотой свет ярко освещал лицо с остро выступающими костями, длинные изящные руки и шевелюру, теперь превратившуюся в настоящий огонь. Погребальный костер, высотой до потолка, гудел. Простирающаяся все шире колонна огня лизала стропила, ее ослепительный свет освещал спокойное, почти безразличное лицо Ингольда и его измученные глаза. Руди наблюдал до тех пор, пока тело не начало чернеть, а мясо слезать с костей. Пелена цвета топаза, образованная огнем, окутывала горящее тело. Руди отвернулся, не в силах вынести это зрелище. Комната наполнилась запахом паленого мяса.
Спустя некоторое время он услышал, что Ингольд ведет Че по лестнице, и последовал за ним на улицу, в дождь.
Так они ускользнули из Кво, как воры, под покровом ураганных ветров. Они оставили в этом городе руины всемогущего колдовства и надежды на волшебную помощь человечеству.
К утру они разбили лагерь в сопках над городом, и Руди уснул глубоким сном. Он проснулся после полудня и увидел Ингольда, сидящего все в той же позе: согнув колени и обхватив их руками. Невидящим взором он смотрел на руины внизу, рядом с серым океаном.
Он беззвучно рыдал.
15
Свет костра коснулся скал, арройо* и упал, дрожа, как дождь, на струны арфы. Он с уважением относился к заявлению Ингольда, что не должен играть на ней. Но ночь за ночью в ветреной темноте пустыни его тянуло к ней, и он отвязывал ее и пробовал все двадцать шесть струн. Он изучал их, как изучал руны, каждую ноту в своей последовательности, с ее особой красотой и назначением.
С другой стороны костра сидел Ингольд. Шел пятый день с тех пор, как он умолк.
В общем, Руди предпочитал молчание старика его жесткому сарказму или той надоедливой вежливости, с которой тот отвечал на любое предложение отдохнуть, ссылаясь на то, что произошло в Кво. Если Руди когда-то сомневался, что натуре Ингольда свойственна жестокость (которая, он полагал, была у него в те дни, когда Руди был наивен), то теперь сомнения исчезли. Были дни, когда он не очень боялся старика, посылал его к черту и уходил. Но куда было уйти посреди охваченной зимой равнины?
Зима прочно обосновалась на пустынных землях. Небо и земля были одинаковыми, будто сделанными из металла. Идти приходилось медленно, охота, которая стала занятием Руди, была скудной. Он часами лежал в сплошном кустарнике, чтобы добыть немного мяса, к которому Ингольд редко прикасался. Он отмывал пятна крови Лохиро с плаща Ингольда и ставил заплатки. Если Ингольд все-таки ел, то только потому, что Руди заставлял его. Когда он говорил, в голосе слышалась безликая ожесточенность, граничащая с презрением. Казалось, он все больше и больше удалялся куда-то в самого себя, замуровываясь в ад вины, скорби и боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82