Вокруг вершины холма были разбросаны по меньшей мере сотня трупов. С того времени, как я ушел из Дэша, смерть всегда была рядом со мной, хотя я этого не выбирал. Когда пришло время, я похоронил Джиккану, потом Балта, и я считал, что и все остальные честно заслужили свои могилы. Но сто человеческих тел…
— Что мы должны сделать с ними? — спросил я Одноглазого во время холодного ужина, когда мы устало ело черствый хлеб и твердое, прокопченое мясо. — Нам нужно не меньше десяти дней, что вырыть им всем могилы. Мы все умрем от жажды и голода-
Одноглазый нашел что-то очень интересное в своем хлебе и предпочел не услышать меня. Вместо него ответила женщина-офицер.
— Мы оставим их кес'трекелам и другим падальщикам. Сейчас они только мясо , Ману. Давай дадим другим тварям оказать им честь. А мы сами направимся на запад завтра на рассвете — если ты на самом деле хочешь поймать этих троллей.
Так мы и сделали, но не на рассвете. Круглолицый офицер заставил нас подождать себя, пока хоронил своего собственного сына глубоко в земле, где падальщики не могли достать его.
Эти пять офицеров, они держали меня в рабстве, с их твердыми взглядами и слишком охотно предоставляемой помощью. Я знал, что я умнее, чем Балт и все остальные в нашем отряде, но, хотя я и забрал у них мечи, чувствовал себя идиотом по сравнению с ними. Мои ветераны тоже видели разницу и чувствовали мою неуверенность в себе. Оба дня, пока мы шли на запад, все те, кто присоединился ко мне до битвы на вершине холма, и те, которые вступили в отряд после, выполняли мои приказы, но только после того, как бросали взгляд на моего круглолицевого пленника.
— Покажи мне троллей! — потребовал я, сватил его за руку и жестко встряхнул.
Он покачнулся и едва не упал; после моей хватки наверняка на его руке остался синяк. Но он ухитрился сохранить равновение, и не дал боли перекосить свое лицо. — Они там, — сказал он, махнув рукой в сторону высохших прерий.
Земля была плоская, как моя ладонь, на ней не было абсолютно ничего, только далеко на юго-западе из травы поднимались конические вершины гор. Они ничем не напоминали Кригиллы, но тролли были горцы, и я поверил офицеру, когда он сказал, что мы найдем троллей на юго-западе.
— Горы движутся! — пожаловался я позже в этот день. Мне показалось, что эти странные пики стали намного ближе к нам, чем на восходе солнца.
За моей спиной послышались сдавленные смешки. А один из ветеранов проворчал, что вряд ли я был на смотру у Сжигателя-Троллей. Я видел Кригиллы, видел и Центральные Земли, но эти овражные земли — которые офицеры называли прериями — были новыми для меня. Они казались плоскими, но впечатление было обманчиво, и «овражные» было ничем не хуже чем любое другое описание этих земель, через которые мы сейчас шли.
В сухой траве скрывались овраги и каверны, достаточно большие, чтобы проглотить иникса. Эти каверны были не опасны — во всяком случае не тогда, когда впереди медленно идет человек и проверяет землю концом копья в поисках скрытых каверн, обычно покрытых тонкой земляной коркой, не выдерживавшей вес взрослого воина. Но каверны были вовсе не единственной опасностью, таившейся в сухой траве. Прерии были переполнены высохшими руслами ручьев, некоторые из них были шириной и глубиной не больше полушага. Зато другие были такие глубокие, что могли скрыть в себе высокого человека — или тролля — и вдвое шире. На их берега ветер нанес кучи земли, которые рассыпались в пыль под весом человека.
Когда мы подходили к такой расселине, обычно оказывалось, что перейти ее невозможно, и приходилось идти вдоль берега до тех пор, пока она не сужалась — или приходили в такое место, где берега были обрушены раньше прошедшими здесь войсками, и переход оказывался возможен. В некоторых из таких расселин была даже грязная вода, а на берегу следы ног: шестиногие жуки, четырехногие животные с раздвоенными копытами, двуногие птицы с когтями на каждом пальце, и иногда отчетливые выемки от одетой в кожу ноги, по меньшей мере вдвое большей, чем моя.
В такой грязевой расселине легко могла спрятаться не одна банда троллей. Если тролль знал путь через овражную страну — где пересечь эту расселину, а где ту — он мог двигаться намного быстрее нас, и незамеченным.
Когда солнце стало краснее, а тени вытянулись, наш круглолицый офицер предложил разбить лагерь в одном из оврагов. Было не слишком много тех, кто хотел спать в открытой могиле. Что касется меня, то детство в Кригиллах и пять лет с Балтом выработало свои понятия о безопасности: я хотел, чтобы эти странные горы были у меня под ногами. Я хотел увидеть своего врага как можно быстрее, а до него было еще далеко.
И я был Хаману. Я получил то, что хотел.
Мы шли, при свете лун и факелов, я гнал своих ветеранов до тех пор, пока они не устали так, что не могли сделать ни единого шага. Тогда мы разбили лагерь у подножия одного из этих странных холмов. По форме они напомимали жилища муравьев или червей, если бы муравьи или черви были таких размеров, что могли строить холмы для жилья. Их покрытые травой склоны были достаточно крутые, без камней, которые дали бы зацепку для рук или ног.
При свете дня мы легко нашли бы путь наверх; этой ночью, однако, пришлось разбить холодный лагерь у подножия. По крайней мере одна особенность овражных земель была знакома нам: днем, под солнцем, обжигающая жара; ночью, при луне, замораживающий кости холод. И ветераны и офицеры завернулись с плащи и сгрудились вместе, обогревая друг друга своими телами.
Я дежурил первым вместе с еще пятью сильными людьми, поклявшимися что не уснут на посту.
Я стоял лицом к югу; тролли обычно приходили с севера. Первый звук, который я услышал, был человеческий крик, мгновенно прекратившийся. Я знал, что мы в ловушке, но в тот день я не имел понятия, кто расставил эту ловушку: тролли или офицеры Сжигателя-Троллей. Что бы это ни было, это не было битвой — оружие было только у троллей; люди умирали, запутавшись в своих плащах, спящие или только что проснувшиеся и еще вялые.
Я поднял меч, но человеческая рука стиснула мою шею у основания черепа. Вся моя сила вытекла из меня, опустилась к ногам, хотя я не упал и остался стоять. Страх, какого я никогда не испытывал прежде, парализовал меня, мысли о бегстве или сражении исчезли из моей головы. Псионическая атака — сейчас я знаю это — но тогда для меня это была чистая магия, и я, Ману из Дэша, сын фермера, в первый раз столкнулся с Невидимым Путем и понял, что это такое.
Я решил, что я ослеп и оглох, но это была только Серость, холодный нижний мир, выкачивающий звуки из моих ушей и образы их моих глаз, пока меня крепко держала другая рука, другое сознание. В следующий момент я уже стоял на залитой луной земле, далеко от странно-выглядевших холмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96