Ему пришлось ударить дважды, прежде чем в доме послышалась какое-то движение по направлению к двери. Но даже и тогда он не был уверен, что женщина идет открывать ему дверь, или ищет ребенка, который носится по вестибюлю. Без всяких сверхъестественных чувств было понятно, что дом Павека был один из самых шумных в квартале темпларов. Хаману уже собирался достучаться до Павека через золотой медальон, когда, наконец, он услышал шаги по внутренней лестнице и дверь открылась.
Это была та сама женщина, шаги которой он слышал раньше, и, широко раздвинув ноги, она держала на руках мокрого и извивающегося ребенка. Она не была рабыней — Павек не держал рабов — но она не была и одной из тех служанок, которых Хаману нанял, чтобы привести в порядок дом прежде, чем Павек вернется в Урик из Квирайта. Она не была и друидом Квирайта, тоже; друидство оставляет особый отпечаток на тех, кто им занимается, как и занятия магией или Невидимым Путем — на ней ничего такого не было. Тихонько коснувшись ее мыслей, Хаману был поражен, обнаружив, что она самая обыкновенная женщина, чей муж был призван, вторым призывом, у ней не хватало средств, чтобы прокормить себя и своего ребенка, и она сделал судьбоносную ошибку, предложив себя в услужение человеку со шрамом на лице.
Судя по виду и звукам дома, она была очередным случайным человеком, которого Павек привел сюда.
— Я хочу поговорить с высшим темпларом, Павеком, — сказал Хаману.
Он приготовился направить ее мысли в нужное русло, если она не подчинится, но оказалось, что в этом нет никакой необходимости. Похоже, что незнакомцы стучали в эту дверь все время, а так как он, как Ману, был одет в одежду слуги, женщина решила, что он такой же посторонний в этом доме, как она.
— Лорд-темплар в атриуме. Я провожу тебя туда-
Хаману поднял руку, чтобы остановить ее. В этом месте было намного больше жизни, чем он хотел бы видеть вокруг себя сегодня ночью. — У меня есть кое-что для него. Если ты пригласишь его сюда, я отдам это ему и уйду.
Он пожала плечами и поправила малыша, ерзавшего чуть выше бедра. — Как тебя зовут?
Он заколебался, потом сказал, — Ману. Скажи Лорду Павеку, что Ману здесь и хочет увидеть его.
Это имя было достаточно частым в городе Хаману. Она повторила его вслух и исчезла, поднявшись вверх по лестнице, ведущей в жилые комнаты. Хаману закрыл дверь — работа раба, но в этом доме не было рабов — и в ожидании Павека уселся на скамью, предназначенную для бродячих торговцев.
Павек появился через несколько мгновений на верхушке лестницы. Он был один. Его правая рука была засунута под край туники, пальцы небрежно касались рукоятки стального ножа.
— Немного запоздалая предосторожность, Павек, — заметил Хаману не поднимая головы. — Пол-города может пройти через твою неохраняемую дверь. Остальная половина уже была здесь.
— Ману? — Павек спустился на несколько ступенек. — Ману? А тебя знаю? Немедленно выйди на свет.
Хаману подчинился. Его иллюзия была совершенна, как всегда, и хотя Павек не мог скрыть свою метку новичка-друида от одного из Доблестного Воинов Раджаата, не было совершенно ничего магического в ауре, окружавшей иллюзорного Ману. Вообще в облике этого Ману не было ничего, что Павек мог бы узнать, включая ящичек для свитков, сделанный из простой и крепкой, хотя и потертой кожи.
Детский мячик вылетел из двери за спиной Павека, а немедленно вслед за ним ребенок, его потерявший. Мячик запрыгал по ступенькам, остановившись только у ног Хаману. Павек не глядя вытянул руку, чтобы остановить ребенка, грязное маленькое существо неопределенного пола, возраста и расы. Он нагнулся и что-то прошептал в детское ухо. Потом было обьятие и громкий смешок, ребенок исчез, а Павек медленно спустился по лестнице к Хаману.
Некоторые мужчины просто рождаются отцами, и Павек был одним из них. Просто жаль, что у него самого нет детей. Но жалость исчезла, когда Хаману подумал о том, что будет завтра, и об огромном числе отцов, неспособных защитить своих детей.
Хаману поднял игрушку и протянул ее Павеку, когда тот встал на последнюю ступеньку. Их глаза встретились при свете факела. Глаза Ману были коричневыми, просто коричневыми — даже Дорин, которая любила любую часть тела Ману, говорила, что глаза у него самые обыкновенные, незаметные. Глаза Хаману, глаза, которые Раджаат дал ему, были обсидиановыми зрачками, плававшими в расплавленной сере. Когда Хаману создавал свои иллюзии, он всегда выбирал подходящие глаза, и тем не менее, когда Павек взглянул в его глаза и не отвел взора.
— Великий, — сказал он, пытаясь — неудачно — встать на колени на последней ступеньке входной лестницы собственного дома. — Великий.
Павек потерял равновесие. Хаману подхватил его, когда он уже падал, и держал до тех пор, пока ноги друида-темплара не перестали дрожать.
Где-то закричал ребенок, как умеют кричать только дети; в ответ раздался утешающий хор.
Помогая своему темплару Хаману отбросил мячик в воздух, где он и остался порхать. Хаману взглянул на него и внезапно решил остаться здесь на ночь. — В этом доме найдется комната еще на одного человека? — спросил он, опуская игрушку в руки Павека.
— Весь этот дом ваш, Великий. Все, что у меня есть-
— Ману, — сказал Король-Лев, хватая Павека за руку, чтобы тот не попытался опять грохнуться на колени.
Павек кивнул. — Как хотите, Великий… Ману.
Они поднялись по лестнице, вместе. Ребенок, который потерял игрушку ждал в холле вместе с двумя другими, один из которых был совершенно точно дварф, а еще один совершенно точно девочкой. Они тихо и вежливо поблагодарили, когда Павек отдал им мячик. А потом они унеслись прочь, завывая за гарпии.
— Ты что, собираешь всех отверженных и чужих Урика?
— Им некуда больше идти, Ве-, — Павек прервал сам себя. — Я нашел одного…но никогда не бывает, чтобы был только один. Всегда есть сестра, или друг, или еще кто-то. — Он показал рукой на потолок. — Это место, оно очень большое. Как я могу сказать нет?
— Я не могу принять этого, Павек. Народ может подумать, что наши бюро называются иначе.
Павек бросил на Хаману такой же озабоченный взгляд, каким глядел на его Энвер по меньшей мере раз в день. Но Павек — по Прихоти Льва — всегда знал, когда король проверяет его чувство юмора.
— Не беспокойся…Ману. Соседи думают, что я откармливаю их, чтобы продать на рынке.
Они засмеялись. Смех накануне смерти — это как-то подбадривало. Ману, на голову ниже, чем Павек, размахнулся и влепил огромному улыбающемуся темплару дружеский, удар между лопаток, такой силы, что тот покачнулся и едва устоял на ногах. На удар сердца воцарилось молчание — слово сомнения в мыслях Павека — а потом он опустил на плечо Ману свою тяжелую руку и рассмеялся — испытующе — опять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96