Павек ринулся вперед, схватил в охапку мальчишку-человека и вытащил его для свет, чтобы получше рассмотреть.
— Оставь ее в покое! — прорыдал мальчишка, безуспешно молотя его своими маленькими кулачками.
— Я не могу. Она была убита. Возникают вопросы, на них нужно ответить. Человек, который сделал это, не сможет помочь. Он потерял свой ум прежде, чем его убили.
Мальчишка обмяк в руках темплара, как если бы вся его сила ушла в потоки слез. Павек подумал, что понимает его. Он сам никогда не знал своего отца. Мать делала для него все, что было в ее силах, и купила ему кровать в темпларском приюте для детей когда ему было пять лет. Он никогда не видел ее после этого, но заплакал во весь голос, когда ему сказали, что ее тело нашли около основания самой высокой стены квартала. Именно клок ее черных волос Павек носил под кожаной рукояткой своего стального ножа.
Но Павек забыл все слова утешения, даже если и знал их когда-то. Десять лет в приюте, а потом еще десять лет в бараках, и такие простые вещи выветрились из его ума. Он прижал парня к груди и погладил по голове. Он вспомнил, что его мать так делала, один раз, а может два, и действительно мальчик успокоился.
— Дай мне руку. Мы принесем ее в гражданское бюро, а потом я найду тебе место-
— Бюро! — Потрясенный мальчишка перестал плакать, и рывком освободился из обьятий темплара. — Ты кто?
— Павек. Просто Павек. Регулятор-
— Темплар!
Мальчишка резко ударил кулаком с зажатым в нем небольшим тяжелым предметом прямо в пах Павека. Тот невольно согнулся от боли, едва устояв на ногах, а мальчик скользнул обратно в темноту. Недалеко. Шаги не растаяли вдали, а просто остановились. Павек негромко выругался, с трудом выпрямляясь.
— Парень, вернись. Урик не место для беспризорного пацана.
Павек знал, что он прав, но слова, вырываясь через сжатые от боли зубы, как-то потеряли свою убедительность, и сирота оставался там, где был. Когда Павек покрепче встал на ноги и перестал качаться, он вынул из своего кошелька несколько керамических монет и поднял их повыше, что бледный свет звезд осветил их.
— Взгляни — они тебе пригодятся.
Парнишка не пошевелился. Хорошо, Павек понимал, что он сам поступил бы так же в похожих обстоятельствах. Он бросил монеты в грязь, где мальчишка смог бы подобрать их позже, потом, все еще чувствуя боль в паху и громко ругаясь, закинул труп женщины на плечи и пошел обратно тем же путем, как и пришел.
Вторая Глава
Жаркие, наполненные солнцем дни пришли и ушли. Постепенно исчез и синяк размером с маленький кулак на паху Павека. Впрочем он не помнил даже кто поставил ему этот синяк и почему. Его память хорошо хранила все архивные записи, но не мрачные подробности собственной жизни.
Сегодня утром Павек был дежурным на огромной таможне, надо было переместить оставленные в залог пакеты соли из одного бочонка в другой, групируя их по пять и отмечая в рабочем журнале. И естественно он разозлился, когда девчонка-посланник прервала его. Девчонка даже встала на колени. Ее худые, трепещущие руки высунулись из простых желтых рукавов ее одежда и потянулись через пол, чтобы коснуться его колен.
— Прости меня, великий.
Павек был высокий, здоровый мужчина, с большими руками и ногами, а его мускулы были не меньше, чем у гладиатора, но никак не великий.
Сиан, его мать, однажды сказала, что он унаследовал внешность своего отца, из чего Павек заключил, что его в остальном неизвестный ему отец был здоровенным и уродливым человеком. Он не мог проклинать нос на лице своего отца, но зато ему сильно не нравился свой собственный. А для того, чтобы как-то совладать со своим упрямством, тоже доставшимся ему по наследству, понадобилось больше времени, чем он мог вспомнить. Шрам на его верхней губе, который придавал ему вид, будто он постоянно улыбается, был воспоминанием о приюте: обычная полуночная дружеская потасовка переросла в жуткую, чуть ли не смертельную драку. Он тогда хорошо получил, но и ответил не менее хорошо. Потом и он и другой мальчик утверждали, что свалились с кровати.
Кто знает, что сказала бы Сиан, если бы увидела своего собственного сына сейчас? Его друзья шутили, что единственное ожидающее его звание было Устрашитель, для которого он, очевидно, так подходил.
Устрашитель. Темплар восьмого ранга. Ему не стать им, даже если бы он прожил тысячи лет, как Король Хаману. Он был просто Павек, темплар третьего ранга, ограниченный дурак, и он никогда не станет чем-либо большим.
— Вставай, девочка.
Он попытался помочь ей, но она ловко отползла назад.
— Метиса хочет вас видеть. — Посланница спрятала свои рук под длинным передником своего платья и смотрела на Павека взглядом одновременно дерзким и смущенным.
Павек бросил три пакета соли, которые он держал в левой руке в бочонок, который он наполнял. Он сделал ногтем пометку на своей вощаной дощещке, и отбросил в сторону опустошенный бочонок. Не обращая внимания на девчонку, он взялся за другую порцию пакетов.
— Один…Два…Три.. — Он кидал их внутрь, одновременно считая.
— Она сказала 'сейчас'.
— Четыре. Пять. — Я считаю, девочка. 'Сейчас' случится когда я закончу. — Еще одна отметка ногтем по воску, еще кучка пакетов соли.
— Я могу сосчитать вместо вас.
— Да — вместо меня и кого-то еще? Вместо Рокка? Дованны? Самой Метисы? Я сейчас пойду к ней и окажется, что она вообще не хочет видеть мое уродливое лицо, потом я вернусь сюда и обнаружу, что половина бочонков испарилась — вместе с моей отметкой на списке. Нет, спасибо, детка. — Павек продолжал бросать пакеты соли, пока говорил. — Эту дорогу я уже проходил.
— Метиса сказала 'сейчас', великий, и мне достанется как следует, если вы опоздаете. Я просто сосчитаю, клянусь. Я клянусь всем, чем вы захотите. И не скажите ли вы обо мне доброе слово, великий?
— Пять. Павек. Просто Павек, или Павек Праворукий — и если ты думаешь, что мое доброе слово поможет тебе с Метисой, ты еще большая дура, чем я. — Он стряхнул соль со своих рук и передал ей восковые дощечки. — Если их будет меньше, чем две сотни, когда я вернусь обратно, я найду тебя, девчонка, и тогда ты пожалеешь, что вообще родилась на свет.
Она откинула назад тяжелые, вьющиеся коричневые волосы, под линией волос показалось горло с кровавыми полосами на нем. — Придумай что-либо получше, Павек, если хочешь испугать меня.
Соляной склад освещался только одной тусклой масляной лампой. Было трудно сказать, была она чистокровным человеком или полуэльфом. Павек решил, что полуэльфом. Какое бы очарование не сводило вместе людей и эльфов, их детям обычно нечем было похвастаться. Он никогда не встречал полуэльфа, который был бы хотя бы отдаленно так же красив, как его отец или мать. Они все были сироты, и искали покровительства в любом месте, где только могли найти, в точности как и он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Оставь ее в покое! — прорыдал мальчишка, безуспешно молотя его своими маленькими кулачками.
— Я не могу. Она была убита. Возникают вопросы, на них нужно ответить. Человек, который сделал это, не сможет помочь. Он потерял свой ум прежде, чем его убили.
Мальчишка обмяк в руках темплара, как если бы вся его сила ушла в потоки слез. Павек подумал, что понимает его. Он сам никогда не знал своего отца. Мать делала для него все, что было в ее силах, и купила ему кровать в темпларском приюте для детей когда ему было пять лет. Он никогда не видел ее после этого, но заплакал во весь голос, когда ему сказали, что ее тело нашли около основания самой высокой стены квартала. Именно клок ее черных волос Павек носил под кожаной рукояткой своего стального ножа.
Но Павек забыл все слова утешения, даже если и знал их когда-то. Десять лет в приюте, а потом еще десять лет в бараках, и такие простые вещи выветрились из его ума. Он прижал парня к груди и погладил по голове. Он вспомнил, что его мать так делала, один раз, а может два, и действительно мальчик успокоился.
— Дай мне руку. Мы принесем ее в гражданское бюро, а потом я найду тебе место-
— Бюро! — Потрясенный мальчишка перестал плакать, и рывком освободился из обьятий темплара. — Ты кто?
— Павек. Просто Павек. Регулятор-
— Темплар!
Мальчишка резко ударил кулаком с зажатым в нем небольшим тяжелым предметом прямо в пах Павека. Тот невольно согнулся от боли, едва устояв на ногах, а мальчик скользнул обратно в темноту. Недалеко. Шаги не растаяли вдали, а просто остановились. Павек негромко выругался, с трудом выпрямляясь.
— Парень, вернись. Урик не место для беспризорного пацана.
Павек знал, что он прав, но слова, вырываясь через сжатые от боли зубы, как-то потеряли свою убедительность, и сирота оставался там, где был. Когда Павек покрепче встал на ноги и перестал качаться, он вынул из своего кошелька несколько керамических монет и поднял их повыше, что бледный свет звезд осветил их.
— Взгляни — они тебе пригодятся.
Парнишка не пошевелился. Хорошо, Павек понимал, что он сам поступил бы так же в похожих обстоятельствах. Он бросил монеты в грязь, где мальчишка смог бы подобрать их позже, потом, все еще чувствуя боль в паху и громко ругаясь, закинул труп женщины на плечи и пошел обратно тем же путем, как и пришел.
Вторая Глава
Жаркие, наполненные солнцем дни пришли и ушли. Постепенно исчез и синяк размером с маленький кулак на паху Павека. Впрочем он не помнил даже кто поставил ему этот синяк и почему. Его память хорошо хранила все архивные записи, но не мрачные подробности собственной жизни.
Сегодня утром Павек был дежурным на огромной таможне, надо было переместить оставленные в залог пакеты соли из одного бочонка в другой, групируя их по пять и отмечая в рабочем журнале. И естественно он разозлился, когда девчонка-посланник прервала его. Девчонка даже встала на колени. Ее худые, трепещущие руки высунулись из простых желтых рукавов ее одежда и потянулись через пол, чтобы коснуться его колен.
— Прости меня, великий.
Павек был высокий, здоровый мужчина, с большими руками и ногами, а его мускулы были не меньше, чем у гладиатора, но никак не великий.
Сиан, его мать, однажды сказала, что он унаследовал внешность своего отца, из чего Павек заключил, что его в остальном неизвестный ему отец был здоровенным и уродливым человеком. Он не мог проклинать нос на лице своего отца, но зато ему сильно не нравился свой собственный. А для того, чтобы как-то совладать со своим упрямством, тоже доставшимся ему по наследству, понадобилось больше времени, чем он мог вспомнить. Шрам на его верхней губе, который придавал ему вид, будто он постоянно улыбается, был воспоминанием о приюте: обычная полуночная дружеская потасовка переросла в жуткую, чуть ли не смертельную драку. Он тогда хорошо получил, но и ответил не менее хорошо. Потом и он и другой мальчик утверждали, что свалились с кровати.
Кто знает, что сказала бы Сиан, если бы увидела своего собственного сына сейчас? Его друзья шутили, что единственное ожидающее его звание было Устрашитель, для которого он, очевидно, так подходил.
Устрашитель. Темплар восьмого ранга. Ему не стать им, даже если бы он прожил тысячи лет, как Король Хаману. Он был просто Павек, темплар третьего ранга, ограниченный дурак, и он никогда не станет чем-либо большим.
— Вставай, девочка.
Он попытался помочь ей, но она ловко отползла назад.
— Метиса хочет вас видеть. — Посланница спрятала свои рук под длинным передником своего платья и смотрела на Павека взглядом одновременно дерзким и смущенным.
Павек бросил три пакета соли, которые он держал в левой руке в бочонок, который он наполнял. Он сделал ногтем пометку на своей вощаной дощещке, и отбросил в сторону опустошенный бочонок. Не обращая внимания на девчонку, он взялся за другую порцию пакетов.
— Один…Два…Три.. — Он кидал их внутрь, одновременно считая.
— Она сказала 'сейчас'.
— Четыре. Пять. — Я считаю, девочка. 'Сейчас' случится когда я закончу. — Еще одна отметка ногтем по воску, еще кучка пакетов соли.
— Я могу сосчитать вместо вас.
— Да — вместо меня и кого-то еще? Вместо Рокка? Дованны? Самой Метисы? Я сейчас пойду к ней и окажется, что она вообще не хочет видеть мое уродливое лицо, потом я вернусь сюда и обнаружу, что половина бочонков испарилась — вместе с моей отметкой на списке. Нет, спасибо, детка. — Павек продолжал бросать пакеты соли, пока говорил. — Эту дорогу я уже проходил.
— Метиса сказала 'сейчас', великий, и мне достанется как следует, если вы опоздаете. Я просто сосчитаю, клянусь. Я клянусь всем, чем вы захотите. И не скажите ли вы обо мне доброе слово, великий?
— Пять. Павек. Просто Павек, или Павек Праворукий — и если ты думаешь, что мое доброе слово поможет тебе с Метисой, ты еще большая дура, чем я. — Он стряхнул соль со своих рук и передал ей восковые дощечки. — Если их будет меньше, чем две сотни, когда я вернусь обратно, я найду тебя, девчонка, и тогда ты пожалеешь, что вообще родилась на свет.
Она откинула назад тяжелые, вьющиеся коричневые волосы, под линией волос показалось горло с кровавыми полосами на нем. — Придумай что-либо получше, Павек, если хочешь испугать меня.
Соляной склад освещался только одной тусклой масляной лампой. Было трудно сказать, была она чистокровным человеком или полуэльфом. Павек решил, что полуэльфом. Какое бы очарование не сводило вместе людей и эльфов, их детям обычно нечем было похвастаться. Он никогда не встречал полуэльфа, который был бы хотя бы отдаленно так же красив, как его отец или мать. Они все были сироты, и искали покровительства в любом месте, где только могли найти, в точности как и он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96