И пожалуйста, скажите мне правду.
— Конечно! Я… всегда говорю… правду!
— Тогда посмотрите мне в глаза!
Оливия молча повиновалась. Взглянув ему в глаза, она увидела в них какое-то странное и непонятное выражение.
— Скажите мне, почему вы спасли меня и не дали мне умереть?
«Что за дикий вопрос», — мелькнуло у нее в голове. Но прежде, чем она нашла слова для ответа, она уже знала его. Сердце подсказало ей правду.
Невероятно! Невозможно! Она боялась даже мысленно произнести эти слова. Она любит его! Да, она любит его! И поэтому она так отчаянно боролась за его жизнь, недосыпала ночами, нянчилась с ним как с младенцем. Она любит его!
А ведь вначале он пробудил в ней только ужас, и она возненавидела его всеми фибрами души. Но потом, когда он лежал беспомощный, истекающий кровью и, казалось, жизнь ускользала от него на глазах, она бросилась, чтобы удержать ее. Она не оставляла борьбу со смертью ни на минуту, даже тогда, когда у всех — и у Бесси, и у Хиггинса опустились руки. Да, это любовь придала ей нечеловеческие силы, и она победила! Победила! Правда сверкнула как молния. Но как сказать о ней? Как выразить ее словами?
Оливия молчала, беспомощно прижимая руки к груди.
— Я так и знал! — сказал герцог негромко. — Я тоже люблю вас! Так что же нам делать со всем этим?
— Вы — в-вы… любите меня? — пересохшими губами повторила Оливия. Голос казался чужим и звучал настолько слабо, словно доносился из подземелья.
— Я люблю вас! Но, как и вы, я не подозревал, что это любовь!
— Но… к-как вы догадались?
— Все очень просто! Я давно уже должен был догадаться об этом. Не раз в бреду мне казалось, что сама любовь убаюкивает меня на своих руках. Вы говорили со мной, и ваш голос был исполнен любви, вы нежно приподнимали голову мне, чтобы напоить своими целебными травами, и в ваших руках я опять ощущал любовь и ласку. И зачем мне слушать людей? — голос герцога стал глубже и нежнее. Я послушал свое сердце, и оно сказало мне правдивее всех, что это вы спасли меня, и не с помощью лекарств, а своей любовью!
Оливия издала невнятный звук и сделала шаг навстречу. Или это герцог сделал этот шаг? Но уже в следующий миг она была в его объятиях, прижавшись щекой к его плечу. И по мере того, как он все крепче и крепче прижимал ее к своей груди, отступал ее страх, ее волнение и переживания последних недель. Впервые за долгое время Оливия поняла, что ей больше ничего не грозит, что ей не надо ничего бояться, что отныне она в полной безопасности и под надежной защитой.
Герцог снова обратился к ней, и в его голосе было столько нежности и любви, что трудно было узнать его.
— Когда ты прибежала ко мне, ища защиты от этого наглеца, который пытался поцеловать тебя, я понял, что должен оберегать и защищать тебя!
— Да! Я… искала у тебя… защиты! Но я не знала, что ты… любишь меня!
— Я люблю тебя! И единственное, что мне нужно, это твоя любовь. И если ты не отдашь навсегда мне свое сердце, то… то лучше бы я умер!
— Нет… не говори так! Ты… не должен говорить такие слова!
Она подняла голову и заглянула ему в глаза. И вдруг снова ощутила вкус его губ на своих губах. Его поцелуй был нежным и легким, как дуновение ветерка. Слезы выступили на глазах Оливии. Боже мой! Как она могла знать, что этот человек, который так напугал ее при первой встрече, станет для нее тем единственным и желанным, о котором она мечтала все эти годы.
А она хотела бежать от него, боялась его, волновалась за свое будущее.
В следующее мгновение губы их вновь соприкоснулись. Его поцелуи становились все смелее, но были так нежны, что Оливия забыла обо всем на свете. Закрыв глаза, она вся отдалась его ласкам, охваченная неописуемым счастьем. Оливия глубоко вздохнула:
— Я люблю тебя! — прошептала она, трепеща всем телом в его объятиях. — Люблю! И как только я раньше не догадалась об этом! Я так боялась, что ты выгонишь нас из дома!
— Разве я смог бы поступить так жестоко, так несправедливо по отношению к тебе.
Она не ответила и, обвив его шею руками, еще крепче прижалась к нему.
— Ты должна помочь мне, — сказал он, не отрываясь от ее губ, — ты должна научить меня любить все так, как любишь ты.
— Я люблю тебя, потому что ты — это ты, и я нужна тебе. И потом, ты должен верить, что люди не хотят тебе зла. Наоборот, все желают тебе только добра. Понимаешь?
Герцог ничего не ответил. Он просто так горячо поцеловал ее, что она чуть не потеряла сознание. Наконец он произнес:
— Когда мы поженимся? Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне. Я не хочу делить тебя ни с кем!
Оливия застенчиво улыбнулась:
— С кем?
— С Джерри, например. Она нежно провела рукой по его щеке.
— Не думай о Джерри! Он сейчас упивается собственным счастьем. Я хотела сказать тебе сегодня утром, но не решилась. Так вот, Джерри собирается жениться! — На Люсинде Шелтон?
— Да. А откуда ты знаешь?
— Хиггинс как-то сказал мне, что не удивится, если это произойдет. А я так боялся, что он послушается меня и женится на тебе.
— Я же говорила тебе, что Джерри мне как брат! А сегодня он сообщил мне, что женится незамедлительно.
— И мы поступим также, — решительно сказал герцог.
Наступила тишина, которую нарушила Оливия:
— Ты… вполне уверен, что хочешь жениться на мне? Ты потом… не будешь жалеть об этом… думать, что… ты поторопился… что я… тебе неровня…?
— А ты как думаешь? Видишь ли, до сих пор я не делал предложения ни одной женщине, и у меня не возникало желания жениться ни на ком. А потом встретил тебя… Ты принадлежишь мне. Ты — моя… Я читаю твои мысли как открытую книгу и, если ты найдешь другого человека и полюбишь его сильнее, чем меня, то я сразу же почувствую это, ибо нас с тобой связывает незримая нить, и, порвав ее, мы только причиним друг другу страдания и боль.
— О каком другом человеке ты говоришь? Я люблю только тебя! И только ты царишь в моих мыслях и моем сердце! И как же я сразу не поняла это! … Когда увидела тебя в первый раз.
— Ты, наверное, думала в это время о своем сказочном принце! — с улыбкой произнес герцог.
— Вэнди рассказала тебе? — смутилась девушка.
— Да, и мне стало стыдно, когда она сравнила меня со злым волшебником, а не с юным принцем, который творит добро и несет радость людям.
— Ты… мой принц! И это правда. Ты тот, о котором я мечтала!
— Боже мой! Какая мука для меня было думать все эти последние дни, что ты любишь Джерри и только о нем все твои мысли!
Не дожидаясь ответа, он снова поцеловал ее, отчего по телу Оливии пробежал сладостный озноб. Она издала невнятный звук и спрятала свое лицо у него на груди.
— Родная моя, желанная моя! Что ты сделала со мной? Я думал, что я хладнокровный человек с большим самообладанием. А перед тобой я таю словно воск и делаюсь беспомощным, как тогда, когда лежал раненый у тебя дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Конечно! Я… всегда говорю… правду!
— Тогда посмотрите мне в глаза!
Оливия молча повиновалась. Взглянув ему в глаза, она увидела в них какое-то странное и непонятное выражение.
— Скажите мне, почему вы спасли меня и не дали мне умереть?
«Что за дикий вопрос», — мелькнуло у нее в голове. Но прежде, чем она нашла слова для ответа, она уже знала его. Сердце подсказало ей правду.
Невероятно! Невозможно! Она боялась даже мысленно произнести эти слова. Она любит его! Да, она любит его! И поэтому она так отчаянно боролась за его жизнь, недосыпала ночами, нянчилась с ним как с младенцем. Она любит его!
А ведь вначале он пробудил в ней только ужас, и она возненавидела его всеми фибрами души. Но потом, когда он лежал беспомощный, истекающий кровью и, казалось, жизнь ускользала от него на глазах, она бросилась, чтобы удержать ее. Она не оставляла борьбу со смертью ни на минуту, даже тогда, когда у всех — и у Бесси, и у Хиггинса опустились руки. Да, это любовь придала ей нечеловеческие силы, и она победила! Победила! Правда сверкнула как молния. Но как сказать о ней? Как выразить ее словами?
Оливия молчала, беспомощно прижимая руки к груди.
— Я так и знал! — сказал герцог негромко. — Я тоже люблю вас! Так что же нам делать со всем этим?
— Вы — в-вы… любите меня? — пересохшими губами повторила Оливия. Голос казался чужим и звучал настолько слабо, словно доносился из подземелья.
— Я люблю вас! Но, как и вы, я не подозревал, что это любовь!
— Но… к-как вы догадались?
— Все очень просто! Я давно уже должен был догадаться об этом. Не раз в бреду мне казалось, что сама любовь убаюкивает меня на своих руках. Вы говорили со мной, и ваш голос был исполнен любви, вы нежно приподнимали голову мне, чтобы напоить своими целебными травами, и в ваших руках я опять ощущал любовь и ласку. И зачем мне слушать людей? — голос герцога стал глубже и нежнее. Я послушал свое сердце, и оно сказало мне правдивее всех, что это вы спасли меня, и не с помощью лекарств, а своей любовью!
Оливия издала невнятный звук и сделала шаг навстречу. Или это герцог сделал этот шаг? Но уже в следующий миг она была в его объятиях, прижавшись щекой к его плечу. И по мере того, как он все крепче и крепче прижимал ее к своей груди, отступал ее страх, ее волнение и переживания последних недель. Впервые за долгое время Оливия поняла, что ей больше ничего не грозит, что ей не надо ничего бояться, что отныне она в полной безопасности и под надежной защитой.
Герцог снова обратился к ней, и в его голосе было столько нежности и любви, что трудно было узнать его.
— Когда ты прибежала ко мне, ища защиты от этого наглеца, который пытался поцеловать тебя, я понял, что должен оберегать и защищать тебя!
— Да! Я… искала у тебя… защиты! Но я не знала, что ты… любишь меня!
— Я люблю тебя! И единственное, что мне нужно, это твоя любовь. И если ты не отдашь навсегда мне свое сердце, то… то лучше бы я умер!
— Нет… не говори так! Ты… не должен говорить такие слова!
Она подняла голову и заглянула ему в глаза. И вдруг снова ощутила вкус его губ на своих губах. Его поцелуй был нежным и легким, как дуновение ветерка. Слезы выступили на глазах Оливии. Боже мой! Как она могла знать, что этот человек, который так напугал ее при первой встрече, станет для нее тем единственным и желанным, о котором она мечтала все эти годы.
А она хотела бежать от него, боялась его, волновалась за свое будущее.
В следующее мгновение губы их вновь соприкоснулись. Его поцелуи становились все смелее, но были так нежны, что Оливия забыла обо всем на свете. Закрыв глаза, она вся отдалась его ласкам, охваченная неописуемым счастьем. Оливия глубоко вздохнула:
— Я люблю тебя! — прошептала она, трепеща всем телом в его объятиях. — Люблю! И как только я раньше не догадалась об этом! Я так боялась, что ты выгонишь нас из дома!
— Разве я смог бы поступить так жестоко, так несправедливо по отношению к тебе.
Она не ответила и, обвив его шею руками, еще крепче прижалась к нему.
— Ты должна помочь мне, — сказал он, не отрываясь от ее губ, — ты должна научить меня любить все так, как любишь ты.
— Я люблю тебя, потому что ты — это ты, и я нужна тебе. И потом, ты должен верить, что люди не хотят тебе зла. Наоборот, все желают тебе только добра. Понимаешь?
Герцог ничего не ответил. Он просто так горячо поцеловал ее, что она чуть не потеряла сознание. Наконец он произнес:
— Когда мы поженимся? Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне. Я не хочу делить тебя ни с кем!
Оливия застенчиво улыбнулась:
— С кем?
— С Джерри, например. Она нежно провела рукой по его щеке.
— Не думай о Джерри! Он сейчас упивается собственным счастьем. Я хотела сказать тебе сегодня утром, но не решилась. Так вот, Джерри собирается жениться! — На Люсинде Шелтон?
— Да. А откуда ты знаешь?
— Хиггинс как-то сказал мне, что не удивится, если это произойдет. А я так боялся, что он послушается меня и женится на тебе.
— Я же говорила тебе, что Джерри мне как брат! А сегодня он сообщил мне, что женится незамедлительно.
— И мы поступим также, — решительно сказал герцог.
Наступила тишина, которую нарушила Оливия:
— Ты… вполне уверен, что хочешь жениться на мне? Ты потом… не будешь жалеть об этом… думать, что… ты поторопился… что я… тебе неровня…?
— А ты как думаешь? Видишь ли, до сих пор я не делал предложения ни одной женщине, и у меня не возникало желания жениться ни на ком. А потом встретил тебя… Ты принадлежишь мне. Ты — моя… Я читаю твои мысли как открытую книгу и, если ты найдешь другого человека и полюбишь его сильнее, чем меня, то я сразу же почувствую это, ибо нас с тобой связывает незримая нить, и, порвав ее, мы только причиним друг другу страдания и боль.
— О каком другом человеке ты говоришь? Я люблю только тебя! И только ты царишь в моих мыслях и моем сердце! И как же я сразу не поняла это! … Когда увидела тебя в первый раз.
— Ты, наверное, думала в это время о своем сказочном принце! — с улыбкой произнес герцог.
— Вэнди рассказала тебе? — смутилась девушка.
— Да, и мне стало стыдно, когда она сравнила меня со злым волшебником, а не с юным принцем, который творит добро и несет радость людям.
— Ты… мой принц! И это правда. Ты тот, о котором я мечтала!
— Боже мой! Какая мука для меня было думать все эти последние дни, что ты любишь Джерри и только о нем все твои мысли!
Не дожидаясь ответа, он снова поцеловал ее, отчего по телу Оливии пробежал сладостный озноб. Она издала невнятный звук и спрятала свое лицо у него на груди.
— Родная моя, желанная моя! Что ты сделала со мной? Я думал, что я хладнокровный человек с большим самообладанием. А перед тобой я таю словно воск и делаюсь беспомощным, как тогда, когда лежал раненый у тебя дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30