Она нежно поцеловала сына на прощание.
— Береги себя, мой дорогой, — мягко сказала она. — После смерти Элвина ты у меня теперь младшенький, и я буду думать о тебе и молиться о твоем возвращении.
— Я вернусь, мама, — ответил Уинстон, — и постараюсь сделать это как можно скорее.
— И запомни, что я тебе сказала, — хочу увидеть твоего сына! — со слезами в голосе прокричала она ему вдогонку, когда он уже взялся за ручку двери.
— У тебя и так достаточно мужчин, которые тебя любят, — ответил ей Уинстон, отчего оба они весело рассмеялись, и закрыл за собой дверь ее спальни.
Просматривая список трехсот тридцати двух пассажиров первого класса, Уинстон нашел фамилию, которая привлекла его внимание. Граф и графиня Гленкерн занимали каюту на палубе «Б».
С графом он познакомился несколько лет назад. Это был пожилой пэр, когда-то выдающийся мастер псовой охоты. Будучи уже в возрасте — за семьдесят, — он сломал ногу и с тех пор большую часть времени проводил в инвалидной коляске.
За несколько лет до этого несчастья он вторично женился на очень привлекательной кареглазой француженке.
Ее парижская жизнь представляла собой довольно пеструю картину, но своим вступлением в английскую знать она утерла нос всем, кто осуждал ее за прежнее легкомыслие.
Уинстон познакомился с графиней Гленкерн полгода назад, когда она обедала с его сестрой в великолепном герцогском доме близ Оксфорда. За столом он сидел рядом с ней, и она заигрывала с ним так тонко, что он сразу понял, что они оба — великие мастера этого древнего искусства.
Уинстон Вандерфельд опустил список пассажиров — на губах его играла довольная, слегка циничная усмешка.
Путешествие обещало быть не таким скучным, как он предполагал.
Глава 3
Марине казалось, что сердце ее уже перестало биться.
Она почти физически ощущала, как безвозвратно тают дни, часы и минуты ее жизни, но, понимая, что перед смертью ей необходимо сделать что-то особенное, важное, она не представляла себе, с чего начать.
Воля ее как бы растворилась в этом ожидании конца, и сейчас — больше чем когда-либо в ее прежней жизни — ей нужен был человек, который взял бы все в свои руки и только указывал бы ей, что делать.
И она могла лишь с угасающей надеждой ждать ответа Элвина на свою телеграмму. А вдруг он так болен, что не сможет ответить на ее крик о помощи?
Эта мысль совершенно выводила ее из равновесия, и тогда она брала его письма и читала их, особенно последнее, которое она получила уже из Америки.
Он писал ей, как обрадовалась мама его возвращению, а также о том, что перенес путешествие намного лучше, чем ожидал.
«Думаю, это морской воздух помог мне, — писал Элвин. — Он навевал мне мысли о вас, а пасмурный день напоминал о ваших глазах».
Но письма его были такие короткие, — наверное, у него просто не хватало сил, чтобы написать ей побольше.
И все же он утверждал, что ему лучше. Это уже само по себе внушало надежду, но она и так была уверена, что Элвин жив, — будь что неладно, он дал бы знать о себе другим способом…
Вернувшись в Лондон, она сразу почувствовала жуткое одиночество и попыталась вспомнить все, о чем он ей говорил.
— Как же ты можешь быть одна, если вокруг тебя — жизнь! — говорил он ей.
Гуляя по улицам и убеждая себя, как много должны значить для нее эти слова, когда вокруг — никого и ей не к кому обратиться в своем одиночестве, Марина зашла однажды в Гайд-парк.
Она почувствовала облегчение, что вырвалась наконец из своей маленькой тюрьмы — этого пустого мрачного дома, а свежий резкий ветер сразу напомнил ей живительный воздух Швейцарии.
Марина брела по зеленой траве и незаметно вышла на берег Серпентина, и, хотя день был до этого пасмурный, вдруг проглянуло солнце, и она присела на скамейку возле воды.
Глянув вокруг, она нечаянно увидела, что вовсю цветут бледно-желтые нарциссы, и красные тюльпаны стоят на своих грядках, как гвардейцы.
Все это время Марина была погружена в себя, как в густой туман, и, гуляя по парку, не видела и не осознавала ничего, кроме ужаса перед будущим, а в голове крутилась одна неотвязная мысль: «Как найти работу? »
Сейчас, сидя на берегу озера, она попыталась представить себе, будто Элвин сидит рядом и убеждает ее, что вокруг — жизнь, и она — частица этой жизни.
«О Элвин, Элвин!» — прошептала она. — Помоги мне! Помоги мне!»
Ей показалось, что она выкрикнула эти слова в полный голос. Но ответа не было — только ветер шелестел прошлогодней листвой, еще лежащей под деревьями, да где-то наверху качались ветки с уже набухающими зелеными почками.
От ветра Серпентин покрылся рябью, а бледно-желтые нарциссы преклонили свои головки к земле.
«Я — часть всего этого, а это — часть меня самой», — сказала себе Марина. Но слова оставались словами, и их смысл с трудом доходил до нее.
Внезапно на воде вспыхнул какой-то свет — он почти ослепил Марину, и нарциссы показались ей золотыми, как солнце, и она почти увидела, как у нее под ногами растет трава.
Это было какое-то сильное, волшебное, божественное сияние, осветившее и небо, и ее душу.
Она слилась с ним воедино, и оно было ее частью! Но не успела девушка страстно приникнуть к этой живой красоте, удержать ее, убедиться в ее реальности, как сияние вдруг пропало.
Все произошло настолько быстро, что она на миг подумала: это просто обман чувств. Но нет, сомнений не было — это случилось на самом деле!
«Теперь я понимаю, о чем говорил Элвин», — подумала Марина.
Она попыталась снова уловить это сияние, но, хотя солнце еще освещало воду, это был уже совсем не тот свет, который явился ей в тот потрясающий момент.
«Может быть, я еще научусь», — с надеждой подумала Марина.
Волшебное сияние драгоценным камнем светилось у нее перед глазами, когда она возвращалась домой.
Это немного приободрило ее, но не успокоило. Наоборот, она еще более отчаянно затосковала по Элвину: так хотелось, чтобы он утешал ее, был рядом с ней…
Она снова и снова пыталась вызвать это состояние, но чудо не возвращалось.
Теперь же Марина не могла думать ни о чем другом, кроме как о своем сердце — как оно перестанет биться и ее дыхание остановится…
Она лишь мысленно призывала Элвина, как он ее учил, и умоляла его ответить на телеграмму.
Только Элвин мог спасти ее от того ужаса, который наступит, когда подойдет двадцать первый день.
Если Элвин не смог выехать сразу, уже слишком поздно, но даже если он уже в пути, их свидание будет очень коротким.
Невероятно, но сбылось то, что она сама предсказала себе в Швейцарии.
«Я вполне могу умереть раньше тебя», — сказала она тогда, сама в это не веря.
Тогда это были только слова, но сейчас она узнала, что не переживет Элвина, и оказалась не готова, как он, встретить неизбежную смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42