Вот Элвин совсем другой. Элвин так долго живет с мыслью о смерти — он обязательно бы понял ее. Он смог бы убедить ее, что в смерти нет ничего страшного, это просто освобождение души от телесных оков и человек станет только счастливее, потому что обретет свободу.
«Я хочу верить… я хочу верить!» — шептала Марина, лежа в темноте.
Потом ей пришло в голову, что глупо уже сейчас начинать думать о своей смерти только потому, что она увидела, как Уинстон целует Николь, как он обнимает ее и склоняет к ней голову…
«Может быть, мне тоже попросить Уинстона, чтобы он поцеловал меня, прежде чем я умру?» — Марина подумала об этом и тут же представила, как он будет удивлен и даже, может быть, потрясен.
Она всегда считала, что женщине неприлично просить мужчину поцеловать ее, но ведь Николь сама обняла Уинстона и приблизила его губы к своим! Что она при этом чувствовала? Наверное, это такой восторг, который ей, Марине, еще не приходилось испытывать…
Она долго пролежала так без сна, когда услышала снаружи голоса и звук отъезжающего экипажа.
Они уехали! Было еще совсем не поздно, и Уинстон, возможно, еще ждал, что она вернется в гостиную.
Но ей было даже страшно думать о том, чтобы увидеть его сейчас — с губами, еще влажными от поцелуя Николь.
Она прислушалась. В доме стояла полнейшая тишина. Интересно, где сейчас Уинстон? Может быть, он уехал вместе со своими друзьями, чтобы весело провести остаток вечера?
Мысли Марины совсем перепутались — какие-то совершенно незнакомые чувства нахлынули на нее, заставив сердце учащенно биться; и тут она услышала его шаги по коридору.
Его комната была в другом конце дома — значит, он шел специально к ее двери. Она затаила дыхание. Раздался стук в дверь.
— Кто… там? — спросила она, хотя прекрасно знала ответ.
— У вас все хорошо, Марина?
— Да… вполне!
— Ну тогда спите! Спокойной ночи!
— И вам… спокойной ночи!
Она отвечала так тихо, что он, наверное, с трудом мог разобрать слова.
И когда она услышала, как он удаляется назад, в свою комнату, она разрыдалась.
Она плакала не потому, что умерла ее мать. Она не проронила и слезинки из-за того, что должна скоро умереть сама. Сейчас она беспомощно и отчаянно оплакивала то, что ее жизнь кончается и она так никогда и не узнает, что такое любовь.
Она плакала так, что ее подушка стала мокрой от слез, и чувствовала, что ее покинули все — и Элвин, и Уинстон, и… Аполлон.
Уинстон не сомневался, что Марина пойдет в свою спальню, раз она так сказала.
В то же время ему совершенно не хотелось задерживаться в саду с Николь.
В прошлом году в Риме между ними неожиданно вспыхнула дикая пламенная любовь. Но он уже до отъезда понял, что его пламя гаснет, и, как обычно, почувствовал нарастающую скуку и раздражение.
Он никогда не мог объяснить себе, почему женщина, казавшаяся вначале такой желанной, вдруг становится совершенно ненужной.
Легкая манерность, которая вначале так привлекала его, стала вызывать раздражение — он наперед знал, что она сейчас скажет, прежде чем она успевала произнести хоть слово. Как всегда в своих любовных приключениях, он перестал быть охотником и стал дичью.
Да, случай с Николь не был в этом смысле исключением. Как только она почувствовала его охлаждение, она стала неумолимо его преследовать, и ему было все труднее противостоять ее натиску — Николь умудрялась остаться с ним наедине даже среди веселой сверхгостеприимной итальянской компании.
В какой бы дом его ни приглашали, Николь всегда оказывалась среди гостей и устраивала все так, что он был вынужден принимать ее у себя.
А это значило, что ему не было никакого спасения от ее цепких рук и жадных губ.
Граф, который жил своими собственными интересами, редко бывал дома. У него были поместья на севере Италии, где он и проводил большую часть своего времени.
Николь давно намекала Уинстону, что единственными узами, связывающими ее с мужем, была их католическая вера, запрещающая разводы.
Меньше всего Уинстон ожидал или, точнее, хотел увидеть в Сорренто Николь, и совершенно не собирался отвечать на ее настойчивые приглашения или принимать ее на своей вилле.
Но не было никакой гарантии, что она не пригласит себя сама — так оно и вышло!
Да как же это раздражает и утомляет, когда женщина никак не может или не хочет понять, что веселая любовная интрижка уже закончилась и нет никакой возможности воскресить ее.
Уинстон вздохнул, понимая, что ему придется проявить твердость и ясно дать ей понять, что он не намерен больше ей подчиняться и выполнять ее прихоти.
В прошлом у него было несколько случаев, когда ему пришлось обойтись с женщиной безжалостно, обычно же его любовницы оставались с ним друзьями, и ему нравилась такая дружба, с годами обычно перераставшая в нечто еще более ценное.
Но он знал, что Николь никогда не станет ему другом, и решил отклонить приглашение и дать ей понять раз и навсегда, что это конец их отношений.
Тут он подумал о Марине.
Конечно же, было не очень вежливо вот так выпроваживать ее, чтобы она не встретилась с его гостями, но он знал, что Николь будет называть его настоящей фамилией, что повлечет за собой объяснения, в которые он сейчас не хотел бы вступать.
Где-то в глубине его сознания засели доводы Харви, что Марина приехала за деньгами.
Вне всякого сомнения, она отчаянно хочет видеть Элвина, и все равно — обещал ли он на ней жениться или просто содержать ее — было бы большой ошибкой дать ей понять, насколько богат был Элвин.
Но он никак не мог представить рядом Марину н денежные интересы. Правда, из разговоров с ней Уинстон понял, что они с матерью жили последнее время в очень стесненных материальных условиях. Она рассказала, что они попали в санаторий доктора Генриха — исключительно дорогой санаторий — только потому, что он их принял на особых условиях, как вдову и дочь врача.
Уинстон знал Лондон достаточно хорошо и помнил, что Итон-Террас — это довольно дешевый район в смысле квартирной платы.
У него не было никакого желания причинять Марине боль, но он чувствовал, что все-таки обидел ее, бесцеремонно выставив в сад, и ей оставалось лишь идти к себе наверх и сидеть в спальне, пока он развлекался со своими друзьями.
Когда гости уехали, он подумал, что она, может быть, поднялась к храму. Уинстон прошел по залитому лунным светом саду и стал подниматься по каменным ступеням, которые, казалось, светились призрачным сероватым светом. Луна, обратившая все вокруг в сказочный мир, принесла ему покой и просветление, которые, как он почувствовал, были посланием ему из другого мира.
Такое же спокойствие ощутил он сразу после смерти Элвина. Это было утром, и он был с братом наедине.
Он пришел поговорить с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42