— насмешливо заметила Фиона.
— Ты знаешь, как дьявольски трудно говорить с ним! — воскликнул кузен. — А кроме того, я буду вынужден пресмыкаться перед ним, чтобы он оплатил мои долги!
— О, Джослин, неужели дела опять так плохи?
— Хуже! — отрезал ее гость. — Но Шелдону придется раскошелиться. Иначе случится превеликий скандал, а этого он не захочет!
— Ты знаешь, дорогой, что я помогла бы тебе, если б могла, и когда стану женой Шелдона, я уж постараюсь сделать его более щедрым, чем теперь.
Герцог сжал кулаки.
Сколько же денег он отдал своему кузену!
И все это было выброшено на артисток, проституток, на разгульных друзей.
И после всего обвинять его в скупости!
А между тем ему приходилось уже экономить на нуждах поместья!
Потому что огромные суммы, растрачиваемые Джослином, могли бы использоваться для обеспечения большего числа служащих заработком и пенсиями.
И тут он услышал Фиону.
— Не будем говорить о такой скучной материи, как деньги, когда мы так близки друг другу!
— Ты права, — согласился Джослин, — никто не может сравниться с тобой, такой нежной, восхитительной, возбуждающей до сумасшествия!
Наступила тишина, и герцог понял, Джослин целует ее.
Медленно, осторожно, чтобы не произвести ни малейшего звука, он спустился по лестнице и вышел в холл.
Надел пальто, взял шляпу и перчатки и вышел в ночь.
По дороге домой он был объят ужасным гневом; казалось, будто все его тело пожирает безжалостный огонь.
Будучи честным с самим собой, он сознавал, причиной этого гнева является не только неверность Фионы.
Самым непростительным было то, что из всех мужчин она выбрала именно Джослина.
Ведь он говорил ей, — конечно же, говорил, — как отвратительно ведет себя кузен.
Она же сочувствовала Джослину, понимала его, становилась подобной ему.
Однако, поступая так, она, видимо, представляла себе выход из проблемы, перед которой стоял герцог.
Если б он женился и у него появился наследник, кузен не смог бы долее шантажировать его, как делал это теперь.
Ведь, заставляя оплачивать его долги, Джослин буквально спекулировал на общественном положении герцога.
Но, как сказал однажды кузен, он не смог бы допустить банкротства наследника герцога, если б он появился.
Шелдон Мур прошел через парадную дверь.
Оказавшись в своем доме, он уже знал определенно, что никогда не женится на Фионе Ночной лакей в холле, явно удивленный столь быстрым возвращением герцога, принял от него пальто.
Герцог поднялся в спальню.
Позвонил в колокольчик, камердинер Дженкинз помог ему раздеться, и он, не произнеся ни слова, лег в постель.
Он лежал в темноте с открытыми глазами.
Он чувствовал себя так, будто потолок обрушился на его голову, когда он меньше всего этого ожидал.
Он был сражен не столько изменой Фионы, сколько проявлением глупости, вовсе не свойственной ему.
В конце концов, пытался успокоить он себя, она имела полное право сделать это.
Они не были связаны ничем.
И в то же время он почему-то верил ее постоянным признаниям в любви к нему.
Она убеждала его вновь и вновь, что он единственный мужчина в ее жизни.
Она тысячи раз повторяла, что никогда не испытывала такого любовного экстаза, какой он дарил ей.
И он верил ей; а как же иначе — ведь он хотел верить этому.
Да и многие другие женщины говорили ему то же самое.
Теперь он понял, каким глупцом был, принимая эти слова за чистую монету.
Муж Фионы слыл волокитой и распутником, таким же, как и Джослин.
Можно ли было поверить, что она осталась несведущим ребенком, которым притворялась?
Герцог мог гордиться своим умом.
Он был незаменимым помощником королевы не только благодаря своему титулу и своей привлекательности.
Многие знали, что королеву Викторию очаровывают красивые мужчины.
И она, конечно, испытывает к нему слабость.
Но она всегда ценила и его ум.
Она часто превозносила его способность в случае необходимости так умело повлиять на иностранного дипломата, что тот соглашался на ее условия.
Когда лорд Биконсфилд был премьер-министром, он говорил то же самое.
— Я всегда могу положиться на вас, ваша светлость, — разоткровенничался он однажды, — зная, что вы добиваетесь того, что нужно вам, а значит, добьетесь того, что нужно мне, — и я очень благодарен вам за это.
Шелдон Мур также доверял своей интуиции, когда шла речь о поиске истины.
Он умел распознавать фальшь и ложь.
И все же Фионе удалось обмануть его.
Он казался себе глупым, неотесанным мужиком.
Что ж, теперь необходимо что-то делать с этим.
Прежде всего не следует подавать виду Фионе или Джослину, что он пробрался в дом и подслушивал у двери ее спальни.
Это было бы в духе лакейской прихожей.
Это выглядело бы ничтожно, а он предстал бы еще большим глупцом, нежели казался самому себе.
Несколько ночных часов ушло на то, чтобы окончательно выработать будущую линию поведения.
Самое главное — не дать заподозрить ни Фионе, ни Джослину, что их связь была обнаружена.
Затем необходимо постепенно, без резких движений вытеснить Фиону из своей жизни.
Ему хватит ума сделать это в достаточной мере тонко.
У нее не будет причин сетовать на его жестокость, а значит, и повода развязать язык охочей до сплетен знати, проживающей рядом с ними в районе Мэйфэйр.
Он пока не решил, каким образом сделает это.
Однако намерение его было неколебимым.
По крайней мере он знал, что не в состоянии будет видеть ее следующим вечером, как они договаривались.
Если они будут ужинать вместе, она наверняка захочет вознаградить его за те ночи, которые он провел без нее.
Ему пришлось бы оказаться в той же кровати, которую сейчас занимает Джослин.
Сама мысль об этом вызывала у него отвращение.
Этого следует избежать любой ценой.
Наконец, прежде чем погрузиться в сон, он вспомнил, что поручил Дженкинзу разбудить его в семь часов.
Когда утром в спальню вошел камердинер, герцог сразу же велел ему сообщить мистеру Уотсону, секретарю, что он отправляется в поместье.
— В Мур-парк, ваша светлость? — изумился Дженкинз.
— Упакуйте все, что мне понадобится, — распорядился герцог. — Мы отъезжаем в десять часов.
К тому времени как он оделся и сошел вниз, мистер Уотсон уже ожидал его.
— Доброе утро, ваша светлость! — сказал он. — Мне передали, что вы намерены выехать в деревню.
— Да, я так решил» — ответил герцог, устремляясь к комнате для завтраков.
— Я уже послал моего помощника в Мур-парк, предупредить о прибытии вашей светлости, — доложил мистер Уотсон. — Но я не имею представления, кого вы, ваша светлость, желаете пригласить туда.
— Я еду один, — заявил герцог.
Ему показалось, что мистер Уотсон с трудом скрывает изумление, и он прибавил, как будто вспомнив что-то:
— Я хочу взглянуть на мой театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Ты знаешь, как дьявольски трудно говорить с ним! — воскликнул кузен. — А кроме того, я буду вынужден пресмыкаться перед ним, чтобы он оплатил мои долги!
— О, Джослин, неужели дела опять так плохи?
— Хуже! — отрезал ее гость. — Но Шелдону придется раскошелиться. Иначе случится превеликий скандал, а этого он не захочет!
— Ты знаешь, дорогой, что я помогла бы тебе, если б могла, и когда стану женой Шелдона, я уж постараюсь сделать его более щедрым, чем теперь.
Герцог сжал кулаки.
Сколько же денег он отдал своему кузену!
И все это было выброшено на артисток, проституток, на разгульных друзей.
И после всего обвинять его в скупости!
А между тем ему приходилось уже экономить на нуждах поместья!
Потому что огромные суммы, растрачиваемые Джослином, могли бы использоваться для обеспечения большего числа служащих заработком и пенсиями.
И тут он услышал Фиону.
— Не будем говорить о такой скучной материи, как деньги, когда мы так близки друг другу!
— Ты права, — согласился Джослин, — никто не может сравниться с тобой, такой нежной, восхитительной, возбуждающей до сумасшествия!
Наступила тишина, и герцог понял, Джослин целует ее.
Медленно, осторожно, чтобы не произвести ни малейшего звука, он спустился по лестнице и вышел в холл.
Надел пальто, взял шляпу и перчатки и вышел в ночь.
По дороге домой он был объят ужасным гневом; казалось, будто все его тело пожирает безжалостный огонь.
Будучи честным с самим собой, он сознавал, причиной этого гнева является не только неверность Фионы.
Самым непростительным было то, что из всех мужчин она выбрала именно Джослина.
Ведь он говорил ей, — конечно же, говорил, — как отвратительно ведет себя кузен.
Она же сочувствовала Джослину, понимала его, становилась подобной ему.
Однако, поступая так, она, видимо, представляла себе выход из проблемы, перед которой стоял герцог.
Если б он женился и у него появился наследник, кузен не смог бы долее шантажировать его, как делал это теперь.
Ведь, заставляя оплачивать его долги, Джослин буквально спекулировал на общественном положении герцога.
Но, как сказал однажды кузен, он не смог бы допустить банкротства наследника герцога, если б он появился.
Шелдон Мур прошел через парадную дверь.
Оказавшись в своем доме, он уже знал определенно, что никогда не женится на Фионе Ночной лакей в холле, явно удивленный столь быстрым возвращением герцога, принял от него пальто.
Герцог поднялся в спальню.
Позвонил в колокольчик, камердинер Дженкинз помог ему раздеться, и он, не произнеся ни слова, лег в постель.
Он лежал в темноте с открытыми глазами.
Он чувствовал себя так, будто потолок обрушился на его голову, когда он меньше всего этого ожидал.
Он был сражен не столько изменой Фионы, сколько проявлением глупости, вовсе не свойственной ему.
В конце концов, пытался успокоить он себя, она имела полное право сделать это.
Они не были связаны ничем.
И в то же время он почему-то верил ее постоянным признаниям в любви к нему.
Она убеждала его вновь и вновь, что он единственный мужчина в ее жизни.
Она тысячи раз повторяла, что никогда не испытывала такого любовного экстаза, какой он дарил ей.
И он верил ей; а как же иначе — ведь он хотел верить этому.
Да и многие другие женщины говорили ему то же самое.
Теперь он понял, каким глупцом был, принимая эти слова за чистую монету.
Муж Фионы слыл волокитой и распутником, таким же, как и Джослин.
Можно ли было поверить, что она осталась несведущим ребенком, которым притворялась?
Герцог мог гордиться своим умом.
Он был незаменимым помощником королевы не только благодаря своему титулу и своей привлекательности.
Многие знали, что королеву Викторию очаровывают красивые мужчины.
И она, конечно, испытывает к нему слабость.
Но она всегда ценила и его ум.
Она часто превозносила его способность в случае необходимости так умело повлиять на иностранного дипломата, что тот соглашался на ее условия.
Когда лорд Биконсфилд был премьер-министром, он говорил то же самое.
— Я всегда могу положиться на вас, ваша светлость, — разоткровенничался он однажды, — зная, что вы добиваетесь того, что нужно вам, а значит, добьетесь того, что нужно мне, — и я очень благодарен вам за это.
Шелдон Мур также доверял своей интуиции, когда шла речь о поиске истины.
Он умел распознавать фальшь и ложь.
И все же Фионе удалось обмануть его.
Он казался себе глупым, неотесанным мужиком.
Что ж, теперь необходимо что-то делать с этим.
Прежде всего не следует подавать виду Фионе или Джослину, что он пробрался в дом и подслушивал у двери ее спальни.
Это было бы в духе лакейской прихожей.
Это выглядело бы ничтожно, а он предстал бы еще большим глупцом, нежели казался самому себе.
Несколько ночных часов ушло на то, чтобы окончательно выработать будущую линию поведения.
Самое главное — не дать заподозрить ни Фионе, ни Джослину, что их связь была обнаружена.
Затем необходимо постепенно, без резких движений вытеснить Фиону из своей жизни.
Ему хватит ума сделать это в достаточной мере тонко.
У нее не будет причин сетовать на его жестокость, а значит, и повода развязать язык охочей до сплетен знати, проживающей рядом с ними в районе Мэйфэйр.
Он пока не решил, каким образом сделает это.
Однако намерение его было неколебимым.
По крайней мере он знал, что не в состоянии будет видеть ее следующим вечером, как они договаривались.
Если они будут ужинать вместе, она наверняка захочет вознаградить его за те ночи, которые он провел без нее.
Ему пришлось бы оказаться в той же кровати, которую сейчас занимает Джослин.
Сама мысль об этом вызывала у него отвращение.
Этого следует избежать любой ценой.
Наконец, прежде чем погрузиться в сон, он вспомнил, что поручил Дженкинзу разбудить его в семь часов.
Когда утром в спальню вошел камердинер, герцог сразу же велел ему сообщить мистеру Уотсону, секретарю, что он отправляется в поместье.
— В Мур-парк, ваша светлость? — изумился Дженкинз.
— Упакуйте все, что мне понадобится, — распорядился герцог. — Мы отъезжаем в десять часов.
К тому времени как он оделся и сошел вниз, мистер Уотсон уже ожидал его.
— Доброе утро, ваша светлость! — сказал он. — Мне передали, что вы намерены выехать в деревню.
— Да, я так решил» — ответил герцог, устремляясь к комнате для завтраков.
— Я уже послал моего помощника в Мур-парк, предупредить о прибытии вашей светлости, — доложил мистер Уотсон. — Но я не имею представления, кого вы, ваша светлость, желаете пригласить туда.
— Я еду один, — заявил герцог.
Ему показалось, что мистер Уотсон с трудом скрывает изумление, и он прибавил, как будто вспомнив что-то:
— Я хочу взглянуть на мой театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31