«Да, этот мистер Рассел знал, о чем говорил, это точно!».
Ошибка сестры Мэри могла бы быть замечена второй монашкой, если бы ее в комнате миссис Даулинг все время не отвлекали люди из спецслужб, которые смотрели на нее с постоянно растущей тревогой. Это происходило из-за того, что их натренировали совершенно определенным образом реагировать на людей в широкой одежде и больших головных уборах, вот бедняги и мучались теперь из-за конфликта сигналов. А люди, мучающиеся из-за конфликта сигналов – совсем не самые лучшие люди для держания оружия, особенно если они только что видели деторождение – точно не американский способ прибавления мирового народонаселения. К тому же, они слышали, что в здании полно религиозных фанатиков.
Миссис Янг перевернулась.
– Вы уже выбрали для него имя? – лукаво спросила сестра Мэри.
– Хмм? – отозвался мистер Янг. – А. Еще нет, вообще-то… Была бы девочка, назвали бы Люсиндой в честь матери. Или Жермен – Дейдрин вариант.
– Баламут – неплохое имя, – бросила монашка, вспомнив классику. – Или Дамиэн… Дамиэн – очень популярное сейчас имя.
Анафеме Приббор – ее мать, которая плохо разбиралась в церковных делах, прочла в один прекрасный день это слово и подумала, что оно вполне подходит в качестве женского имени – было восемь с половиной лет, она читала Книгу – под одеялом, с фонариком.
Другие дети учились читать по классическим букварям с красочными картинками яблок, мячей, тараканов и тому подобного. Не так было в семье Приббор – Анафема училась читать по Книге.
Не было в ней ни яблок, ни мячей. Была неплохая гравюра восемнадцатого века с изображением горящей на костре – и весьма радостной по этому поводу – Агнес Безумцер.
Первое слово, которое девочка смогла разобрать, было «прелестные». Очень мало детей в возрасте восьми с половиной лет знало, что, кроме всего прочего, оно значит «совершенно точные». Одной из знающих это была Анафема.
Следующее слово было «аккуратные».
Первым прочитанным ей вслух предложением было:
«Говорю вам сие, и запомните вы слова мои. Поедут Четверо, и еще Четверо, а также Трое покатятся по небу, и Один помчится, огнем окруженный, и ничто остановить не сможет их: ни рыба, ни ливень, ни дороги, ни демон, ни ангел. И тебя они также возьмут с собой, Анафема».
Анафеме нравилось про себя читать.
(Были книги, которые внимательные родители, читающие вполне определенные воскресные газеты, могли приобрести – с именем ребенка как главного героя или героини. Это делалось для повышения интереса к книге. В случае Анафемы, в книге была не только она – на настоящий момент лишь в одном месте – но также ее родители, и их родители, и все – аж до семнадцатого века. На тот момент она была слишком молода и эгоцентрична, чтобы придать должную важность тому, что в книге ни словом не упоминались ее дети, да и что-либо, отстоящее более чем на одиннадцать лет от сегодняшнего дня. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет – целая жизнь, собственно, если верить Книге, так и будет…)
Она была умным ребенком с бледным лицом, черными глазами и черными волосами. Как правило, она заставляла людей чувствовать себя неудобно – семейная способность, унаследованная, вместе с большими, чем ей было нужно, экстрасенсорными способностями, от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки.
Она рано повзрослела и научилась держать себя в руках. Единственная вещь, за которую Анафему осмеливались поругивать учителя, это ее произношение – не ужасное, просто опоздавшее на 300 лет.
Монашки взяли Ребенка А и заменили им Ребенка Б под носом жены атташе и людей из Секретной Службы, воспользовавшись следующим хитрым способом: одного ребенка укатили («взвесить надо, милая, таков закон»), а чуть позже вкатили уже другого.
Самого культатташе, Фаддеуса Дж.Даулинга, за несколько дней до того спешно вызвали в Вашингтон, но он все время, пока жена рождала, был связан с ней по телефону и пытался хоть этим ей помогать.
Но мешало то, что по другой линии он одновременно говорил с советником по вложению денег. Один раз даже вынужден был отвлечься от жены на целых двадцать минут.
Но это было нормально.
Деторождение – самое радостное ощущение из тех, которыми двое могут поделиться, и он ни секунды не собирался упускать.
Один из ребят из спецслужб все для него заснял на видео.
Зло, в целом, не спит – и потому не понимает, зачем сон нужен всем остальным. Но Кроули сон нравился – это один из тех приятных процессов, которые можно испробовать только на Земле. Особенно он приятен, когда плотно наешься. Он, к примеру, весь девятнадцатый век проспал… Не потому, что так было надо, а потому, что так хотелось.
Сон, это всего лишь один из множества процессов, доступных только жителям Земли. Что ж, пора начать по-настоящему наслаждаться и остальными, пока еще есть время.
«Бентли» ревел в ночи, стремясь на восток.
В принципе, Кроули был совсем не против Армагеддона. Если бы его спросили, почему он провел века, играя с человечеством, он бы ответил: «Естественно, чтобы случился Армагеддон, в котором победит Ад». Но одно дело – работа ради него, и совсем другое – видеть, как он неумолимо приближается.
Кроули знал, что после конца света он останется в живых – он же бессмертный, у него нет выбора. Но он всегда надеялся, что конец света будет не скоро…
Потому что он любил людей. Очень крупный недостаток для демона.
Нет, конечно же, он делал все, чтобы сделать их короткие жизни несчастными, такая уж у него была работа, но ни одно его изобретение не было настолько же ужасным, насколько их собственные. Видно, у них был такой талант… Как-то это было в них встроено. Они рождались в мире, который был против них – в тысячах мелочей, – и большую часть своей энергии тратили на то, чтобы сделать его еще хуже. С течением времени Кроули все труднее и труднее становилось сделать что-то демоническое и при этом выделяющееся на фоне человеческих гадостей. За прошедшее тысячелетие он не раз подумывал о том, чтобы послать Вниз письмо со словами типа: «Слушайте, мы прямо сейчас можем сдаться, закрыть Дис, Пандемонеум и все прочие места и придти сюда, мы не сможем сделать с ними ничего такого, чего они сами с собой не могут сделать». А они частенько делают такое, о чем мы и подумать не могли – в основном с помощью электродов. У них есть изобретательность. И, само собой, электричество.
Один из них это написал, верно?… «Ад пуст, и здесь все черти».
Кроули хвалили за Испанскую Инквизицию. Он был тогда в Испании, в основном шлялся в приятных местах вокруг кантин, и ничего об Инквизиции даже не слышал, пока не прибыла похвала. Он сходил посмотреть, вернулся и целую неделю не выходил из запоя…
Иеронимус Босх, этот – просто сумасшедший!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Ошибка сестры Мэри могла бы быть замечена второй монашкой, если бы ее в комнате миссис Даулинг все время не отвлекали люди из спецслужб, которые смотрели на нее с постоянно растущей тревогой. Это происходило из-за того, что их натренировали совершенно определенным образом реагировать на людей в широкой одежде и больших головных уборах, вот бедняги и мучались теперь из-за конфликта сигналов. А люди, мучающиеся из-за конфликта сигналов – совсем не самые лучшие люди для держания оружия, особенно если они только что видели деторождение – точно не американский способ прибавления мирового народонаселения. К тому же, они слышали, что в здании полно религиозных фанатиков.
Миссис Янг перевернулась.
– Вы уже выбрали для него имя? – лукаво спросила сестра Мэри.
– Хмм? – отозвался мистер Янг. – А. Еще нет, вообще-то… Была бы девочка, назвали бы Люсиндой в честь матери. Или Жермен – Дейдрин вариант.
– Баламут – неплохое имя, – бросила монашка, вспомнив классику. – Или Дамиэн… Дамиэн – очень популярное сейчас имя.
Анафеме Приббор – ее мать, которая плохо разбиралась в церковных делах, прочла в один прекрасный день это слово и подумала, что оно вполне подходит в качестве женского имени – было восемь с половиной лет, она читала Книгу – под одеялом, с фонариком.
Другие дети учились читать по классическим букварям с красочными картинками яблок, мячей, тараканов и тому подобного. Не так было в семье Приббор – Анафема училась читать по Книге.
Не было в ней ни яблок, ни мячей. Была неплохая гравюра восемнадцатого века с изображением горящей на костре – и весьма радостной по этому поводу – Агнес Безумцер.
Первое слово, которое девочка смогла разобрать, было «прелестные». Очень мало детей в возрасте восьми с половиной лет знало, что, кроме всего прочего, оно значит «совершенно точные». Одной из знающих это была Анафема.
Следующее слово было «аккуратные».
Первым прочитанным ей вслух предложением было:
«Говорю вам сие, и запомните вы слова мои. Поедут Четверо, и еще Четверо, а также Трое покатятся по небу, и Один помчится, огнем окруженный, и ничто остановить не сможет их: ни рыба, ни ливень, ни дороги, ни демон, ни ангел. И тебя они также возьмут с собой, Анафема».
Анафеме нравилось про себя читать.
(Были книги, которые внимательные родители, читающие вполне определенные воскресные газеты, могли приобрести – с именем ребенка как главного героя или героини. Это делалось для повышения интереса к книге. В случае Анафемы, в книге была не только она – на настоящий момент лишь в одном месте – но также ее родители, и их родители, и все – аж до семнадцатого века. На тот момент она была слишком молода и эгоцентрична, чтобы придать должную важность тому, что в книге ни словом не упоминались ее дети, да и что-либо, отстоящее более чем на одиннадцать лет от сегодняшнего дня. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет – целая жизнь, собственно, если верить Книге, так и будет…)
Она была умным ребенком с бледным лицом, черными глазами и черными волосами. Как правило, она заставляла людей чувствовать себя неудобно – семейная способность, унаследованная, вместе с большими, чем ей было нужно, экстрасенсорными способностями, от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки.
Она рано повзрослела и научилась держать себя в руках. Единственная вещь, за которую Анафему осмеливались поругивать учителя, это ее произношение – не ужасное, просто опоздавшее на 300 лет.
Монашки взяли Ребенка А и заменили им Ребенка Б под носом жены атташе и людей из Секретной Службы, воспользовавшись следующим хитрым способом: одного ребенка укатили («взвесить надо, милая, таков закон»), а чуть позже вкатили уже другого.
Самого культатташе, Фаддеуса Дж.Даулинга, за несколько дней до того спешно вызвали в Вашингтон, но он все время, пока жена рождала, был связан с ней по телефону и пытался хоть этим ей помогать.
Но мешало то, что по другой линии он одновременно говорил с советником по вложению денег. Один раз даже вынужден был отвлечься от жены на целых двадцать минут.
Но это было нормально.
Деторождение – самое радостное ощущение из тех, которыми двое могут поделиться, и он ни секунды не собирался упускать.
Один из ребят из спецслужб все для него заснял на видео.
Зло, в целом, не спит – и потому не понимает, зачем сон нужен всем остальным. Но Кроули сон нравился – это один из тех приятных процессов, которые можно испробовать только на Земле. Особенно он приятен, когда плотно наешься. Он, к примеру, весь девятнадцатый век проспал… Не потому, что так было надо, а потому, что так хотелось.
Сон, это всего лишь один из множества процессов, доступных только жителям Земли. Что ж, пора начать по-настоящему наслаждаться и остальными, пока еще есть время.
«Бентли» ревел в ночи, стремясь на восток.
В принципе, Кроули был совсем не против Армагеддона. Если бы его спросили, почему он провел века, играя с человечеством, он бы ответил: «Естественно, чтобы случился Армагеддон, в котором победит Ад». Но одно дело – работа ради него, и совсем другое – видеть, как он неумолимо приближается.
Кроули знал, что после конца света он останется в живых – он же бессмертный, у него нет выбора. Но он всегда надеялся, что конец света будет не скоро…
Потому что он любил людей. Очень крупный недостаток для демона.
Нет, конечно же, он делал все, чтобы сделать их короткие жизни несчастными, такая уж у него была работа, но ни одно его изобретение не было настолько же ужасным, насколько их собственные. Видно, у них был такой талант… Как-то это было в них встроено. Они рождались в мире, который был против них – в тысячах мелочей, – и большую часть своей энергии тратили на то, чтобы сделать его еще хуже. С течением времени Кроули все труднее и труднее становилось сделать что-то демоническое и при этом выделяющееся на фоне человеческих гадостей. За прошедшее тысячелетие он не раз подумывал о том, чтобы послать Вниз письмо со словами типа: «Слушайте, мы прямо сейчас можем сдаться, закрыть Дис, Пандемонеум и все прочие места и придти сюда, мы не сможем сделать с ними ничего такого, чего они сами с собой не могут сделать». А они частенько делают такое, о чем мы и подумать не могли – в основном с помощью электродов. У них есть изобретательность. И, само собой, электричество.
Один из них это написал, верно?… «Ад пуст, и здесь все черти».
Кроули хвалили за Испанскую Инквизицию. Он был тогда в Испании, в основном шлялся в приятных местах вокруг кантин, и ничего об Инквизиции даже не слышал, пока не прибыла похвала. Он сходил посмотреть, вернулся и целую неделю не выходил из запоя…
Иеронимус Босх, этот – просто сумасшедший!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90