Он указал большим пальцем на ряд кувшинов, выставленных у стены.
– С тех пор как мы приехали, я заготовил сорок семь штук, не считая привезенных из столицы. Этого хватит, чтобы пробить в стене дворца Гоария брешь, в которую пролезет слон, если захотите.
Еще две недели назад магистр ухватился бы за такую возможность. Но сообщение Мирран заставило его задуматься, присмотреться к крепости и проверить ее слова. Он уверился, что она не обманывала. Гоарий, вероятно, еще управлял Аланией, но киргизы управляли им самим. Вожди кочевников вовсю хозяйничали в городе, а на улицах Дарьяла кочевников становилось все больше и больше. Само по себе это говорило лишь о предполагаемом союзе, но иные признаки указывали на другое. Киргизские вожди смотрели на солдат и придворных Гоария с растущим презрением, так что даже Цхинвали, при всей его чрезмерной самонадеянности, жаловался Аргиросу на их наглость. С торговцами на рынках степняки обращались как со своими слугами.
Такое положение вещей могло сохраняться лишь временно. Аланы – гордый народ, а подвластные им грузины долго помнили любую обиду и поколениями придерживались кровной мести. Дарьял не производил впечатления города, которому предстояло стать столицей завоевателей мира. По мнению Аргироса, город напоминал кувшин с адским порошком Евстафия Рангабе за две секунды до того, как к фитилю поднесут огонь.
Магистр желал встретиться с Мирран. Отчасти, чтобы узнать о положении во дворце, а отчасти просто потому, что хотел ее увидеть. Он старался не думать, какое из этих желаний преобладало. В любом случае он не мог произвольно назначить свидание любовнице царя. Она сама должна была устроить встречу.
Время от времени он хотел изменить положение вещей и передать Гоарию ее записку. И всякий раз откладывал. Это был бы опасный и, что еще хуже, неисправимый поступок. Тем более что при неизмеримо больших возможностях она не предала Аргироса. И все же он ежедневно терзался оттого, что не имел достоверной информации о происходящем.
Все переменилось неожиданно и без помощи Мирран. У Василия сломалась бронзовая пряжка на сандалии, и он отправился на рынок. В основном жестами он попытался договориться с медником-грузином, чтобы тот выковал новую застежку. Перед торговцем за соседним прилавком были расставлены лотки с ножами.
Мимо проезжали верхом полдюжины киргизов. Один из них с привычной для кочевников ловкостью наклонился в седле, схватил с лотка нож и заткнул себе за пояс. Его товарищи расхохотались.
Ножовщик закричал с досады и бросился за киргизом. Вор, куражась над гневом кузнеца, подождал его и с силой дернул за бороду. Кочевники расхохотались еще громче. А потом тот, кто стащил нож, заорал от боли – ножовщик до крови укусил его.
Степняк лягнул торговца обутой в сапог ногой. Кузнец отлетел в сторону, задыхаясь и хватаясь за живот. Все киргизы поскакали дальше; теперь они посмеивались над своим товарищем.
Будь кузнец-грузин уступчивее, инцидент на том бы и завершился. Но торговец, шатаясь, добрался до прилавка.
– Киргиз! – крикнул он, схватив нож. Кочевник оглянулся. Грузин хорошо разбирался в оружии. Он бросил нож, и тот вонзился прямо в грудь вора. На лице кочевника отобразилось изумление, а затем он медленно сполз с седла.
Остальные киргизы в смятении посмотрели сначала на своего товарища, а потом на ножовщика. Быстро, но расчетливо один из кочевников натянул лук и пустил стрелу в лицо грузину. Тот от боли испустил громкий вопль, заставивший всех на площади обернуться. Торговец пробежал несколько шагов, держась за увязшее в щеке древко, и упал. Его ноги забились в пыли.
Аргирос осмотрелся вокруг, рассчитывая поймать испуганный взгляд медника, но тот исчез. Магистр отметил, что медник не глуп. Местные кинулись к киргизам, точно морская волна под напором зловещего ветра. Аргирос услышал истошный крик – толпа напала на пешего кочевника. Те киргизы, что были верхом, приготовили луки.
Магистр ускользнул, пока его не заметили. Он прошагал полквартала от площади, а гвалт за его спиной все усиливался. Аргирос побежал. Однажды его уже застиг мятеж на улицах Константинополя. Одного раза достаточно.
Беспорядки еще не распространились до гостиницы, где остановился Аргирос со своими людьми. И все же Корипп крадучись ходил по внутреннему двору, будто волк, почуявший незнакомый запах.
– Плохи дела? – спросил он, когда Аргирос поведал, что случилось.
– При таком числе кочевников в городе? Плохи, – ответил Аргирос. – Грузины их ненавидят, аланы их ненавидят, а они ненавидят всех. Думаю, нам надо самим о себе позаботиться – люди Гоария будут слишком заняты охраной царя и его вельмож, чтобы обращать особое внимание на что-то еще.
– Скорее всего, люди Гоария спрячутся под кроватями, – усмехнулся Корипп. Холодным взглядом он оценил окружавшую двор стену и презрительно крякнул. – Чересчур низкая и убогая. Как нам здесь удержаться?
Он окликнул двух конюхов и обругал их, когда они возмутились. Однако они помогли ему запереть ворота на засов.
Хозяин гостиницы Супса выбежал на звук скрипучих петель и закричал на корявом греческом:
– Что вы делать?
– Он пытается спасти вас от смерти, – бросил Аргирос; офицерская нотка в его голосе заставила Супсу выпрямиться, точно в лицо держателю гостиницы плеснули ледяной водой. Магистр добавил: – На рыночной площади вспыхнула смута, и она охватила город.
Супса уже через мгновение уловил смысл слов Аргироса.
– У меня есть перекладина тяжелее, – сказал он. – Я показать.
Когда крепкий засов был уже в воротах, Аргирос вызвал из дома всю свою команду, кроме Евстафия Рангабе. Как и Корипп, все они были из лучших боевых солдат. Некоторые – императорские гвардейцы, другие, как и сам командир, – бывшие военные из корпуса магистров. И все отлично владели луком, копьем и мечом.
– Несите скамьи, – велел Корипп Супсе, – чтобы можно было стрелять через стену.
На этот раз Супса и его работники подчинились беспрекословно. Выскочили и другие купцы с попавшимся под руки оружием. Корипп и их расставил вдоль стены. Кто знает, чего ожидать? Чем больше людей, тем лучше.
Проверка на стойкость состоялась через несколько минут. Общими усилиями внутренний двор гостиницы постепенно превращался в крепость, а снаружи уже приближался шум и гам. Побледневшие конюхи как раз подтащили к стене последнюю скамью, когда из-за угла высыпала толпа.
Супса влез на скамью и поднялся на цыпочках, чтобы мятежники его узнали. Он выкрикнул что-то на родном грузинском языке, рассчитывая, что его сочтут местным и оставят в покое.
Мимо него полетели камни, кирпичи и комья конского помета. Что-то попало Супсе в плечо, он упал и покатился по земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– С тех пор как мы приехали, я заготовил сорок семь штук, не считая привезенных из столицы. Этого хватит, чтобы пробить в стене дворца Гоария брешь, в которую пролезет слон, если захотите.
Еще две недели назад магистр ухватился бы за такую возможность. Но сообщение Мирран заставило его задуматься, присмотреться к крепости и проверить ее слова. Он уверился, что она не обманывала. Гоарий, вероятно, еще управлял Аланией, но киргизы управляли им самим. Вожди кочевников вовсю хозяйничали в городе, а на улицах Дарьяла кочевников становилось все больше и больше. Само по себе это говорило лишь о предполагаемом союзе, но иные признаки указывали на другое. Киргизские вожди смотрели на солдат и придворных Гоария с растущим презрением, так что даже Цхинвали, при всей его чрезмерной самонадеянности, жаловался Аргиросу на их наглость. С торговцами на рынках степняки обращались как со своими слугами.
Такое положение вещей могло сохраняться лишь временно. Аланы – гордый народ, а подвластные им грузины долго помнили любую обиду и поколениями придерживались кровной мести. Дарьял не производил впечатления города, которому предстояло стать столицей завоевателей мира. По мнению Аргироса, город напоминал кувшин с адским порошком Евстафия Рангабе за две секунды до того, как к фитилю поднесут огонь.
Магистр желал встретиться с Мирран. Отчасти, чтобы узнать о положении во дворце, а отчасти просто потому, что хотел ее увидеть. Он старался не думать, какое из этих желаний преобладало. В любом случае он не мог произвольно назначить свидание любовнице царя. Она сама должна была устроить встречу.
Время от времени он хотел изменить положение вещей и передать Гоарию ее записку. И всякий раз откладывал. Это был бы опасный и, что еще хуже, неисправимый поступок. Тем более что при неизмеримо больших возможностях она не предала Аргироса. И все же он ежедневно терзался оттого, что не имел достоверной информации о происходящем.
Все переменилось неожиданно и без помощи Мирран. У Василия сломалась бронзовая пряжка на сандалии, и он отправился на рынок. В основном жестами он попытался договориться с медником-грузином, чтобы тот выковал новую застежку. Перед торговцем за соседним прилавком были расставлены лотки с ножами.
Мимо проезжали верхом полдюжины киргизов. Один из них с привычной для кочевников ловкостью наклонился в седле, схватил с лотка нож и заткнул себе за пояс. Его товарищи расхохотались.
Ножовщик закричал с досады и бросился за киргизом. Вор, куражась над гневом кузнеца, подождал его и с силой дернул за бороду. Кочевники расхохотались еще громче. А потом тот, кто стащил нож, заорал от боли – ножовщик до крови укусил его.
Степняк лягнул торговца обутой в сапог ногой. Кузнец отлетел в сторону, задыхаясь и хватаясь за живот. Все киргизы поскакали дальше; теперь они посмеивались над своим товарищем.
Будь кузнец-грузин уступчивее, инцидент на том бы и завершился. Но торговец, шатаясь, добрался до прилавка.
– Киргиз! – крикнул он, схватив нож. Кочевник оглянулся. Грузин хорошо разбирался в оружии. Он бросил нож, и тот вонзился прямо в грудь вора. На лице кочевника отобразилось изумление, а затем он медленно сполз с седла.
Остальные киргизы в смятении посмотрели сначала на своего товарища, а потом на ножовщика. Быстро, но расчетливо один из кочевников натянул лук и пустил стрелу в лицо грузину. Тот от боли испустил громкий вопль, заставивший всех на площади обернуться. Торговец пробежал несколько шагов, держась за увязшее в щеке древко, и упал. Его ноги забились в пыли.
Аргирос осмотрелся вокруг, рассчитывая поймать испуганный взгляд медника, но тот исчез. Магистр отметил, что медник не глуп. Местные кинулись к киргизам, точно морская волна под напором зловещего ветра. Аргирос услышал истошный крик – толпа напала на пешего кочевника. Те киргизы, что были верхом, приготовили луки.
Магистр ускользнул, пока его не заметили. Он прошагал полквартала от площади, а гвалт за его спиной все усиливался. Аргирос побежал. Однажды его уже застиг мятеж на улицах Константинополя. Одного раза достаточно.
Беспорядки еще не распространились до гостиницы, где остановился Аргирос со своими людьми. И все же Корипп крадучись ходил по внутреннему двору, будто волк, почуявший незнакомый запах.
– Плохи дела? – спросил он, когда Аргирос поведал, что случилось.
– При таком числе кочевников в городе? Плохи, – ответил Аргирос. – Грузины их ненавидят, аланы их ненавидят, а они ненавидят всех. Думаю, нам надо самим о себе позаботиться – люди Гоария будут слишком заняты охраной царя и его вельмож, чтобы обращать особое внимание на что-то еще.
– Скорее всего, люди Гоария спрячутся под кроватями, – усмехнулся Корипп. Холодным взглядом он оценил окружавшую двор стену и презрительно крякнул. – Чересчур низкая и убогая. Как нам здесь удержаться?
Он окликнул двух конюхов и обругал их, когда они возмутились. Однако они помогли ему запереть ворота на засов.
Хозяин гостиницы Супса выбежал на звук скрипучих петель и закричал на корявом греческом:
– Что вы делать?
– Он пытается спасти вас от смерти, – бросил Аргирос; офицерская нотка в его голосе заставила Супсу выпрямиться, точно в лицо держателю гостиницы плеснули ледяной водой. Магистр добавил: – На рыночной площади вспыхнула смута, и она охватила город.
Супса уже через мгновение уловил смысл слов Аргироса.
– У меня есть перекладина тяжелее, – сказал он. – Я показать.
Когда крепкий засов был уже в воротах, Аргирос вызвал из дома всю свою команду, кроме Евстафия Рангабе. Как и Корипп, все они были из лучших боевых солдат. Некоторые – императорские гвардейцы, другие, как и сам командир, – бывшие военные из корпуса магистров. И все отлично владели луком, копьем и мечом.
– Несите скамьи, – велел Корипп Супсе, – чтобы можно было стрелять через стену.
На этот раз Супса и его работники подчинились беспрекословно. Выскочили и другие купцы с попавшимся под руки оружием. Корипп и их расставил вдоль стены. Кто знает, чего ожидать? Чем больше людей, тем лучше.
Проверка на стойкость состоялась через несколько минут. Общими усилиями внутренний двор гостиницы постепенно превращался в крепость, а снаружи уже приближался шум и гам. Побледневшие конюхи как раз подтащили к стене последнюю скамью, когда из-за угла высыпала толпа.
Супса влез на скамью и поднялся на цыпочках, чтобы мятежники его узнали. Он выкрикнул что-то на родном грузинском языке, рассчитывая, что его сочтут местным и оставят в покое.
Мимо него полетели камни, кирпичи и комья конского помета. Что-то попало Супсе в плечо, он упал и покатился по земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84