Евстафий соскочил с нее и побежал в укрытие за скальным выступом, где, как предположил Аргирос, двое солдат караулили Мирран. Магистр надеялся, что Рангабе тщательно рассчитал длину свечи, которую зажег и оставил над одним из горшков в повозке. В голове мелькнула мысль, что надежды тут мало. Лошадь Аргироса неслась галопом, и из-за бешеной тряски молитва Василия была беззвучна, но искренна.
Вокруг повозки заманчиво расставлены откупоренные кувшины с вином. Римляне на них не обратили никакого внимания. Киргизы же восторженно закричали, заметив знакомые кувшины. Большинство степняков потянули удила, чтобы остановить лошадей. Пить проще и веселее, чем гнаться за сумасшедшими разбойниками, которые еще и стреляют.
Несколько римских всадников уже ныряли за скалу, где нашел пристанище Рангабе; другие спешивались и бежали за ними. Аргирос остановился, соскочил с лошади. В землю на расстоянии ладони от его ноги вонзилась стрела. На беду, не все кочевники задержались ради выпивки.
Магистр выглянул из-за валуна и через головы нескольких отставших римлян послал стрелу в преследователей. Он определил на ощупь, что в колчане осталось только три стрелы, и достал еще одну. Нет смысла беречь их, если с повозкой будет что-то не так.
– Еще долго? – крикнула Мирран.
– А что ты меня спрашиваешь? – ответил он с раздражением. – Это Рангабе зажег свечку – почему бы не спросить…
Потом он уже не помнил, сказал ли он «у него» или нет. Он считал громким и устрашающим взрыв пары кувшинов; но теперешний звук вызвал в его воображении картину конца света. Земля под ногами задрожала. Василий бросился наземь лицом вниз, глазами в пыль и зажав уши руками. И ему не было стыдно; остальные римляне поступили точно так же.
Однако он был командиром. Чувство собственного достоинства заставило его вскочить на ноги без промедления – он не желал, чтобы солдаты видели его распростертым в пыли. Он стряхнул землю с кольчуги и стал карабкаться на скалы, чтобы взглянуть на результаты взрыва.
Аргирос заметил, что двое уже наблюдали сверху. Один – Евстафий-Рангабе. Это не задевало магистра; если кто и мог принимать адский порошок как должное, так это тот, кто уже несколько лет занимался этим веществом. Но второй оказалась Мирран.
Однако досада владела им всего мгновение. Мирран бросилась в его объятия и одарила поцелуем, который поразил Василия почти так же, как адский порошок. Губы коснулись его уха. То была не ласка; он чувствовал движения губ – она что-то говорила. Аргирос встряхнул головой. По крайней мере в эту минуту он был глух. Он пожалел, когда Мирран отстранилась от него, но она не отодвинулась далеко. Просто она хотела, чтобы он мог прочесть по губам, что она говорила.
– Получилось! – кричала она снова и снова. – Получилось!
Это помогло ему прийти в себя.
– Я хочу посмотреть, – сказал он, как и Мирран, преувеличенно артикулируя звуки: очевидно, она сейчас слышала вряд ли лучше его.
Аргирос выглянул из-за груды камней, за которой он скрывался.
– Матерь Божья, помилуй! – прошептал он. Его рука непроизвольно коснулась лба и скользнула к груди в крестном знамении.
Аргирос был солдатом; он прекрасно знал, что война – это вовсе не приукрашенное драматическое и достославное приключение, как ее рисуют эпические поэты. И все же он не ожидал увидеть зрелище, показавшееся из-под завесы едкого дыма.
Далеко не все киргизы погибли от грандиозного взрыва. Подавляющее большинство их скакало на север. По тому, как они отчаянно пришпоривали и хлестали лошадей, Аргирос решил, что они уже не сунутся на эту сторону прохода. Теперь магистр смог оценить свой поразительный успех.
Когда Аргирос обдумывал план, который эфталиты применили против царя царей, он пришел к выводу, что нужно заставить киргизов сгрудиться плотнее, чем обычно. Эту задачу выполнили заряды – они вывели кочевников к повозке.
Вблизи воронки, на месте которой стояла телега, можно было опознать несколько фрагментов человеческих и лошадиных трупов. Как ни странно, но один из кувшинов с вином, которое помогло завлечь кочевников на их погибель, остался цел. Правда, он был забрызган красным, как и почти все вокруг.
Аргирос предвидел, что сам взрыв и сопровождавший его грохот устрашат киргизов, если они окажутся рядом, и надеялся на это. Он не подумал о том, что из-за взрыва адского порошка вокруг с ужасной скоростью разлетятся осколки повозки и кувшинов, и о том, к каким последствиям это приведет.
Результат, в особенности если смотреть сверху и под увеличением подзорной трубы, напоминал разве что сюрреалистическую картину ада в проповеди монаха-фанатика. Люди и лошади, изуродованные и истекавшие кровью, корчились и беззвучно кричали. Эта тишина почему-то казалась страшнее всего; шли минуты, и она начала отступать: к Аргиросу постепенно возвращался слух.
Несмотря на этот ужас, магистр понимал восторг Мирран перед открывшейся панорамой. Еще никогда два десятка человек не побеждали и не уничтожали вражеских армий. Подвиг спартанцев при Фермопилах померк перед этим.
Люди Аргироса один за другим собирались с силами, чтобы взглянуть на плоды своих трудов. Большинство реагировало с тем же смешанным чувством трепета, страха и гордости, какое испытывал магистр. Другие старались подражать бесстрастному виду Рангабе. Ремесленник взирал на жуткое зрелище, как на конечный этап какого-нибудь сложного геометрического построения, доказательство которого уже превратилось в некую абстракцию.
Со своей стороны, Корипп как будто сожалел, что кровавая бойня не достигла больших масштабов.
– Некоторые из них будут умирать долго, – крикнул он в сторону Аргироса с нескрываемым наслаждением.
Взгляд Кориппа сейчас не казался холодным.
«Он такой же дикарь, как и киргизы, – подумал Аргирос, – единственная разница – в выборе хозяев».
Из Кориппа вышел бы страшный враг, и магистр радовался, что он с ним сражался на одной стороне.
Эта мысль заставила Василия вновь обратить внимание на стоявшую рядом женщину. Мирран, должно быть, обладала способностью проникать в его мозг.
– Теперь, когда с ними покончено, как ты собираешься поступить со мной?
Ее интонация изменилась. И это было связано не только с волнением о собственной судьбе. Она уже несколько минут рассматривала последствия взрыва, а длительное созерцание такого зрелища могло отрезвить любого, кто не обладал черствой душой Кориппа.
Магистр так долго не отвечал, что Мирран глянула на него в сомнении, расслышал ли он ее вопрос. Она сжала губы, когда поняла, что он слышал.
– Если ты намерен убить меня, убей сразу – не отдавай на забаву твоим солдатам. Если бы мы, пленник и хозяин положения, поменялись местами, я бы сделала для тебя то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Вокруг повозки заманчиво расставлены откупоренные кувшины с вином. Римляне на них не обратили никакого внимания. Киргизы же восторженно закричали, заметив знакомые кувшины. Большинство степняков потянули удила, чтобы остановить лошадей. Пить проще и веселее, чем гнаться за сумасшедшими разбойниками, которые еще и стреляют.
Несколько римских всадников уже ныряли за скалу, где нашел пристанище Рангабе; другие спешивались и бежали за ними. Аргирос остановился, соскочил с лошади. В землю на расстоянии ладони от его ноги вонзилась стрела. На беду, не все кочевники задержались ради выпивки.
Магистр выглянул из-за валуна и через головы нескольких отставших римлян послал стрелу в преследователей. Он определил на ощупь, что в колчане осталось только три стрелы, и достал еще одну. Нет смысла беречь их, если с повозкой будет что-то не так.
– Еще долго? – крикнула Мирран.
– А что ты меня спрашиваешь? – ответил он с раздражением. – Это Рангабе зажег свечку – почему бы не спросить…
Потом он уже не помнил, сказал ли он «у него» или нет. Он считал громким и устрашающим взрыв пары кувшинов; но теперешний звук вызвал в его воображении картину конца света. Земля под ногами задрожала. Василий бросился наземь лицом вниз, глазами в пыль и зажав уши руками. И ему не было стыдно; остальные римляне поступили точно так же.
Однако он был командиром. Чувство собственного достоинства заставило его вскочить на ноги без промедления – он не желал, чтобы солдаты видели его распростертым в пыли. Он стряхнул землю с кольчуги и стал карабкаться на скалы, чтобы взглянуть на результаты взрыва.
Аргирос заметил, что двое уже наблюдали сверху. Один – Евстафий-Рангабе. Это не задевало магистра; если кто и мог принимать адский порошок как должное, так это тот, кто уже несколько лет занимался этим веществом. Но второй оказалась Мирран.
Однако досада владела им всего мгновение. Мирран бросилась в его объятия и одарила поцелуем, который поразил Василия почти так же, как адский порошок. Губы коснулись его уха. То была не ласка; он чувствовал движения губ – она что-то говорила. Аргирос встряхнул головой. По крайней мере в эту минуту он был глух. Он пожалел, когда Мирран отстранилась от него, но она не отодвинулась далеко. Просто она хотела, чтобы он мог прочесть по губам, что она говорила.
– Получилось! – кричала она снова и снова. – Получилось!
Это помогло ему прийти в себя.
– Я хочу посмотреть, – сказал он, как и Мирран, преувеличенно артикулируя звуки: очевидно, она сейчас слышала вряд ли лучше его.
Аргирос выглянул из-за груды камней, за которой он скрывался.
– Матерь Божья, помилуй! – прошептал он. Его рука непроизвольно коснулась лба и скользнула к груди в крестном знамении.
Аргирос был солдатом; он прекрасно знал, что война – это вовсе не приукрашенное драматическое и достославное приключение, как ее рисуют эпические поэты. И все же он не ожидал увидеть зрелище, показавшееся из-под завесы едкого дыма.
Далеко не все киргизы погибли от грандиозного взрыва. Подавляющее большинство их скакало на север. По тому, как они отчаянно пришпоривали и хлестали лошадей, Аргирос решил, что они уже не сунутся на эту сторону прохода. Теперь магистр смог оценить свой поразительный успех.
Когда Аргирос обдумывал план, который эфталиты применили против царя царей, он пришел к выводу, что нужно заставить киргизов сгрудиться плотнее, чем обычно. Эту задачу выполнили заряды – они вывели кочевников к повозке.
Вблизи воронки, на месте которой стояла телега, можно было опознать несколько фрагментов человеческих и лошадиных трупов. Как ни странно, но один из кувшинов с вином, которое помогло завлечь кочевников на их погибель, остался цел. Правда, он был забрызган красным, как и почти все вокруг.
Аргирос предвидел, что сам взрыв и сопровождавший его грохот устрашат киргизов, если они окажутся рядом, и надеялся на это. Он не подумал о том, что из-за взрыва адского порошка вокруг с ужасной скоростью разлетятся осколки повозки и кувшинов, и о том, к каким последствиям это приведет.
Результат, в особенности если смотреть сверху и под увеличением подзорной трубы, напоминал разве что сюрреалистическую картину ада в проповеди монаха-фанатика. Люди и лошади, изуродованные и истекавшие кровью, корчились и беззвучно кричали. Эта тишина почему-то казалась страшнее всего; шли минуты, и она начала отступать: к Аргиросу постепенно возвращался слух.
Несмотря на этот ужас, магистр понимал восторг Мирран перед открывшейся панорамой. Еще никогда два десятка человек не побеждали и не уничтожали вражеских армий. Подвиг спартанцев при Фермопилах померк перед этим.
Люди Аргироса один за другим собирались с силами, чтобы взглянуть на плоды своих трудов. Большинство реагировало с тем же смешанным чувством трепета, страха и гордости, какое испытывал магистр. Другие старались подражать бесстрастному виду Рангабе. Ремесленник взирал на жуткое зрелище, как на конечный этап какого-нибудь сложного геометрического построения, доказательство которого уже превратилось в некую абстракцию.
Со своей стороны, Корипп как будто сожалел, что кровавая бойня не достигла больших масштабов.
– Некоторые из них будут умирать долго, – крикнул он в сторону Аргироса с нескрываемым наслаждением.
Взгляд Кориппа сейчас не казался холодным.
«Он такой же дикарь, как и киргизы, – подумал Аргирос, – единственная разница – в выборе хозяев».
Из Кориппа вышел бы страшный враг, и магистр радовался, что он с ним сражался на одной стороне.
Эта мысль заставила Василия вновь обратить внимание на стоявшую рядом женщину. Мирран, должно быть, обладала способностью проникать в его мозг.
– Теперь, когда с ними покончено, как ты собираешься поступить со мной?
Ее интонация изменилась. И это было связано не только с волнением о собственной судьбе. Она уже несколько минут рассматривала последствия взрыва, а длительное созерцание такого зрелища могло отрезвить любого, кто не обладал черствой душой Кориппа.
Магистр так долго не отвечал, что Мирран глянула на него в сомнении, расслышал ли он ее вопрос. Она сжала губы, когда поняла, что он слышал.
– Если ты намерен убить меня, убей сразу – не отдавай на забаву твоим солдатам. Если бы мы, пленник и хозяин положения, поменялись местами, я бы сделала для тебя то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84