Среди трупов уже сновали сборщики из Американской Верности, подбирающие оружие и боезапасы. Он услышал победные крики, доносящиеся со стороны противника.
– Еще не кончено! – вскричал полковник. – Еще ничего не кончено! – Он выпустил последние пули из кольта по сборщикам, но так сильно дрожал, что ни черта не мог прицелиться.
– Полковник! – Это был капитан Сэттерли. – Мы готовим новую атаку?
– Да! Немедленно! Еще ничего не кончено! Ничего не кончено, до тех пор пока я не прикажу!
– Мы не можем предпринять еще одну фронтальную атаку! – заявил еще один голос. – Это самоубийство!
– Что? – огрызнулся Маклин, и посмотрел, кто это там осмеливается подвергать сомнению его приказы. Это был Роланд Кронингер, куртка его была пропитана кровью. Это была чья–то чужая кровь, Роланд не был ранен, и грязные повязки все еще были у него на лице. Стекла его очков были забрызганы кровью. – Что вы сказали?
– Я сказал, что мы не сможем осуществить еще одно фронтальное наступление! У нас осталось возможно не более трех тысяч человек, способных вести бой! Если мы снова пойдем на эти пулеметы, мы потеряем еще сотен пять, и все равно ничего не получим!
– Вы говорите, что у нас нет желания прорваться – или вы говорите только за себя?
Роланд глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Он никогда раньше не видел такой резни, и он сейчас был бы мертв, если бы в упор не застрелил одного солдата Верности. – Я говорю, что мы должны найти другой способ взять площадку.
– А я говорю, что мы снова будем атаковать. Прямо сейчас, прежде, чем они снова организуют свою оборону!
– Да они вовсе никогда и не были дезорганизованы, черт побери! – закричал Роланд.
Наступила тишина, нарушаемая только стонами раненых и треском пожара. Маклин свирепо уставился на Роланда. Это было впервые, когда Роланд осмелился кричать на него. Вот, пожалуйста, он обсуждает приказы Маклина перед другими офицерами.
– Послушайте меня,– продолжал Роланд, прежде чем полковник или кто–нибудь другой смог заговорить. – Думаю, что я знаю слабое место в их крепости – и не одно. Световые окна в крышах.
Какое–то время Маклин не отвечал. Взгляд его, уставившийся на Роланда, горел от злобы. – Световые окна,– повторил он. – Световые окна. Они на крыше. Как мы попадем на эту затраханную крышу? Полетим?
Его аргументы прервал хохот. Альвин Мангрим склонился на искореженный капот красного “Кадиллака”. Из треснувшего радиатора с шипением выходил пар. Металл был испещрен следами пуль, ручейки крови стекали из смотровой щели башни. Мангрим усмехался, лоб его был глубоко рассечен металлическим осколком. – Вы хотите забраться на эту крышу, полковник? Я могу туда вас подсадить.
– Как?
Он держал перед собой руки и шевелил пальцами. – Я раньше был плотником, сказал он. – Иисус был плотником. Иисус тоже много знал о ножах. Поэтому они его и распяли. Когда я был плотником, я строил собачьи конуры. Только это были не обычные собачьи конуры,– о, нет! Это были замки, в которых жили рыцари. Да, я читал книги о замках и прочем дерьме, потому что хотел, чтобы эти конуры были совсем особыми. В некоторых из этих книг были интересные вещи.
– Например? – нетерпеливо спросил Роланд.
– Ну… Как залезть на крышу. – Он обратил свое внимание на полковника Маклина. – Вы даете мне телефонный провод, колючую проволоку и хорошую крепкую деревяшку, и разрешаете мне разобрать несколько этих изломанных машин. Я вас доставлю на эту крышу.
– Что вы собираетесь построить?
– Создать,– поправил Мангрим. – Только это займет у меня некоторое время. Мне нужна помощь – стольких людей, скольких вы сможете выделить. Если я получу необходимые детали, я смогу закончить все за три – четыре дня.
– Я спросил, что вы планируете на крыше.
Мангрим пожал плечами и сунул руки в карманы. – Почему бы нам не пойти в ваш трейлер, и я вам нарисую полную картину. Может, здесь слоняются шпионы.
Взгляд Маклина переместился в сторону крепости Спасителя. Он увидел, как сборщики пристреливают некоторых раненых солдат АСВ, а потом обирают тела. Он почти завопил от разочарования.
– Дело не кончено,– поклялся он. – Оно не кончено до тех пор, пока я не сказал, что оно кончено. – И тогда он слез с бронированной машины и сказал Альвину Мангриму: – Покажите мне, что вы хотите построить.
Глава 74. Берлога
– Да,– сказал Джош. – Я думаю, что мы снова сможем это отстроить. – Он почувствовал, что рука Глория сжимает его руки и она склонила голову ему на плечо.
Он обнял ее, и они стояли рядом с развалинами сгоревшей церкви. – Мы сможем это сделать,– сказал он. – Конечно, сможем. Я имею в виду… что это будет не завтра, и не на следующей неделе… но мы сможем это сделать. Она, может, и не будет выглядеть так, как раньше, и возможно, будет хуже, чем была – но возможно, будет и лучше. – Он слегка обнял ее. – Да?
Она кивнула. – Да,– сказала она, не глядя на него, и голос у нее перехватило от волнения. Потом она подняла свое лицо со слезами слез. Ее рука поднялась, и пальцы медленно дотронулись до маски Иова. – Ты… прекрасный человек, Джош,– тихо сказала она. – Даже сейчас. Даже такой. Даже если это у тебя никогда не сойдет, ты все равно будешь самым прекрасным человеком, которого я знаю.
– Ну, я не ахти что. И никогда не был красавцем. Тебе бы посмотреть на меня, когда я занимался борьбой. Знаешь, как меня называли? Черный Франкенштейн. А теперь я этому вполне соответствую, да?
– Нет. И не думаю, что это когда–то было. – Пальцы ее прошлись по рубцам и впадинам его лица, потом рука снова опустилась. – Я люблю тебя, Джош, сказала она, и голос ее дрогнул, но медного цвета глаза были твердыми и правдивыми.
Он хотел было ответить, но подумал о Рози и мальчиках. Это было так давно. Так давно. Слоняются ли они где–нибудь в поисках еды и убежища, или они только призраки, оставшиеся в его воспоминаниях? Было таким мучением даже не знать, живы ли они, и когда он посмотрел в лицо Глории, он понял, что возможно так никогда и не узнает. Но будет ли совсем бессердечно и предательством похоронить надежду, что Рози и сыновья его, возможно, живы – или это будет реализмом? Но он был уверен в одном: он хочет остаться в стране живых, вместо того чтобы странствовать в склепах погибших.
Он обнял Глорию и сильнее прижал ее к себе. Он почувствовал сквозь куртку ее выпирающие кости и остро затосковал о том дне, когда будет собран урожай.
Еще он страстно хотел видеть обоими глазами и иметь возможность снова глубоко дышать. Он надеялся, что маска Иова скоро у него сойдет, как у Сестры в прошлую ночь, но все равно боялся. Как он будет выглядеть, хотел бы он знать, а что если это будет чье–то лицо, кого он даже не знает? Но сейчас он чувствовал себя чудесно, не было никаких следов лихорадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122