Они прошли несколько метров, оглядели место денежного могильника, неотличимого от окружения, бурно поросшего травой, несколько отступили, выбрав позицию посуше, и Валентин зарядил оружие. Первый выстрел напомнил звук лопнувшего шарика, надутого не туго, не до упора. Сперва обойму выпустил хозяин, потом дал винтовку ученику.
Впечатление от отдачи было посильнее, чем от звука выстрела, но это легко преодолеть, если слиться с прикладом, особенно с колена. Цель – береза, шипящий звук, толчок, и ощущение какой-то наполненности, какого-то особого значения. Пятнадцать выстрелов подряд, можно даже короткой очередью, у оружия имя – автоматическая винтовка. Можно вести войну, и какие-нибудь пистолетчики для нее сущая ерунда.
Опять в Кольче возникла какая-то мощь, уверенность в себе. Не только руки его получали страшное продолжение, но даже – мысль. Задумай он что-нибудь этакое, и его мысль настигнет кого хочет. Усилием воли он отстранял от себя эту возможность, эту власть, но почти физически чувствовал ее.
Пока он ее отстранял, довольно легко это получалось. Но чем лучше владел оружием, которое теперь в разобранном виде хранилось во втором чемодане под кроватью, чем чаще, в отсутствие Валентина, собирал ее, целился сквозь тюлевую занавеску в собаку на дворе, в ветку липы, в банку, валявшуюся в пыли, тем больше хотелось ему увидеть хозяина вновь и опять поехать с ним на окраину, чтобы снова расстрелять белеющий вдали ствол березы.
Пули у Кольчи ложились кучно, Валентин удивленно хвалил ученика, и в Топорике возникало новое чувство: впервые в жизни он начинал ценить себя за умение.
Пусть оно было таким.
4
И тут на него свалилась любовь. Она всегда сваливается, случается враз, вдруг, чаще всего без всякой подготовки и уж, конечно же, без уведомления: будьте, мол, добры приготовиться к сюрпризу и умойтесь с мылом.
Девочка в голубом ему снилась, Дюймовочка возвращалась без спроса и в самом неподходящем месте, но он и не думал идти к старому дому, где она жила, хотя бы потому, что не было для этого никакого объяснения. Но вот он шел по улице, увидел вывеску «Библиотека», хлопнул на всякий случай себя по карману – с собой ли паспорт? – и решительно двинулся под вывеску, чтобы записаться и взять чего-нибудь почитать: никогда он ни в каких библиотеках, кроме интернатской да училищной, не бывал, и вот решился – а почему бы и нет?
Казенные двери – их много в библиотеках – одна, другая, пятая, и вдруг – вспышка, озарение: она!
Дюймовочка стояла за устройством, похожим на прилавок, окруженная со всех сторон книгами – на стеллаже, за спиной, пачками на лрилавке, и сбоку, и еще, только была она не в голубом, а в клетчатом и зеленом аккуратном костюмчике, и опять коса лежала на груди, кажется, все это вместе называется тургеневская девушка.
И вот она смотрит на Кольчу, вокруг никого нет, говорит ему приветливо «Здравствуйте!», и он что-то произносит в ответ, она спрашивает, какой у него номер, и он, дурачок, не понимает, что у читателей бывают номера, и, с трудом приходя в себя, наконец объясняет, что хотел бы записаться. Достает паспорт.
Она исчезает за прилавком, оказывается, присаживается, заполняет какую-то карточку, списывает из его паспорта что-то, наверное, номер, прописку, фамилию, ясное дело.
Потом выпрямляется, спрашивает:
– А что бы вы хотели взять?
Он трепещет, не знает, что сказать, и тогда девочка задает, улыбаясь, наводящие вопросы:
– Может, детектив? Про любовь? Фэнтази?
Кольча не знает, что такое фэнтази, потому что мысли заняты совсем другим, и наконец спрашивает:
– Вы узнали меня?
– Конечно, – улыбнувшись опять, ответила она, – я и тогда еще поняла, что вы сын Марии Ивановны.
Топорик не ждал такого, будто ударили собственной же его памятью, – да ведь в его паспорте та же фамилия, что и ихней квартирантки.
– Ничей я не сын! – буркнул он, глупо опуская голову.
– Ну, во всяком случае, не из управления народного образования, – рассмеялась девочка. – Да и спутник ваш – тоже. Вы что же – водитель?
– Да вроде! – облегченно усмехнулся Кольча. И спросил главное: – А вас как зовут?
– Женя. – Она не стала ломаться, сразу объяснила остальное: – Учусь в библиотечном техникуме и здесь на практике. А вы?
Этот короткий вопрос сбил Топорика с ног, крепкого паренька. Сказать, что в ПТУ на слесаря учится, что родом – интернатовский? И, не любящий врать, соврал:
– Учусь в авиационно-техническом колледже.
Был такой в их городе, сошло, а Женя наклонилась снова к своему прилавку и проговорила, летая по бумаге шариковой ручкой:
– Так-и-запи-шем…
– Я посмотрю? – спросил Кольча, показывая на стеллажи с широкими проходами, а точнее говоря, спасаясь за книжными стенками.
– Конечно, конечно, – сказала Женя, – ходите, выбирайте.
Он ушел подальше, перевел дыхание, отер пот, выступивший на висках: этот разговорчик, вроде в одно касание и ни о чем, стоил покруче тяжкого экзамена. Чего теперь?
Кольча медленно двигался между книжных полок, доставал то и дело с них книги, слепо листал, ставил на место – и все думал, что надо сделать дальше, как сказать, какой затеять разговор. О чем?
Весь его опыт общения с девчонками начинался и кончался интернатом. Соседние палаты в спальном корпусе, знакомые девчонки и девочками-то казались – так, разве что по одежке. Привлекательных, хотя бы внешне, там не водилось – и мужеский, и женский пол собирались здесь не для дальнейшего своего усовершенствования, а по несчастному случаю, вернее, по несчастной жизни, и, много испытавшие с малых лет, немало взрослой мерзости повидавшие на своем кратком веку, мальчики и девочки, здесь собранные, не о качествах своих радели, не о мужском или женском будущем своем мечтали, а выкарабкивались кто как мог из взрослых помоек своих родителей, меньше всего думали о погано опошленных чувствах, возникающих между женщинами и мужчинами. Навидались они этих чувств, спасибочки!
Так что опыта общения с девочками как представительницами прекрасного пола у Кольта не было ровно никакого, знал он соучениц в неэлегантных юбках и дырявых колготках, сострадалиц по одиночеству и покинутости, невоспитанно-неопрятных сотрапезниц, наконец, несчастных, тупых соучениц, а вот ангелов небесных с голубыми глазами и тонкими голосками не знал, а потому не ведал, бедолага, как себя далее вести – куда руки-ноги девать, как глядеть, какие слова употреблять, с чего разговор затевать – не знал.
Попыхтев за стеллажами, ухватив невпопад книжицу иностранного автора про Наполеона в серии «Жизнь замечательных людей», Топорик совсем подавленным предстал перед Женей, и она это заметила.
– Интересуетесь Наполеоном, ого! – попыталась она поддержать Кольчины амбиции, и тот неожиданно для себя ответил довольно умно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60