ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- Николай, - терпеливо отвечал Васька.
- А он откель? Городской, что ли?
- Аха, - кивал Васька.
- Городско-ой! - протянула девчонка, глядя на меня, как на вымершего мамонта, и не собиралась уходить.
А я все краснел и краснел. Васька наконец взглянул на меня и, ничего не поняв, вопросительно сдвинул брови.
- Вась! - сказал я, покраснев, по-моему, до пяток. - Ну-ка, прогони ее.
Васька похлопал выцветшими ресницами, поглядел на девчонку, потом на меня, потом снова на девчонку и наконец сообразил.
Он схватился за живот и начал по-дурацки хрюкать. Это хрюканье перешло в дикий хохот. Васька шатался в воде, будто пьяный, хохотал и кричал девчонке:
- Маруська! Ой! Маруська! Отойди! Отойди!
Маруська догадалась, быстро присела, накрыв коленки платьем, глаза ее испуганно хлопали. Потом она вскочила и побежала. Голые Маруськины пятки так и мелькали в зеленой траве.
Мне стало жаль маленькую девчонку, а Васька орал ей вслед:
- Маруська! В другой раз знакомиться в штанах приходи! - и снова хохотал, просто закатывался.
Я думал, Васька прогонит девчонку незаметно, чтоб не поняли другие, а он, как дурак, орал и издевался, и получилось, что это я виноват и что это из-за меня убежала бедная Маруська.
- Хватит тебе! - сказал я недовольно. - Сам-то хорош!
В закатанных кальсонах Васька и правда был не больно-то привлекателен. Тем более что подштанники были ему велики и сползали.
Улыбка сразу исчезла с его лица.
- Ну, ну! - проворчал он недовольно, покрываясь румянцем. - Ишь какой выискался, в трусах. У нас тут все так ходят. И бабы и мужики.
- Ври больше! - отмахнулся я.
Васька почему-то смутился, спорить не стал. Он внимательно посмотрел на меня и ничего не ответил. Мы принялись рыбачить.
В общем, это оказалось нехитрое дело. Мы подходили к какой-нибудь зеленой кочке на дне речушки, осторожно ставили перед ней корзину, шуровали ногами в водорослях, а потом быстро выдергивали корзину. На дне билось несколько маленьких рыбешек с черными спинками.
Когда мы сделали первый заход, я взял одну рыбку в руки. Она разевала пасть, возле которой были два уса.
- Усач называется, - объяснил Васька, выкидывая рыбок на берег. Ребятишки ловили их и насаживали под жабры на тонкую ивовую ветку. - Его прямо так, с потрохами жарить можно. Да если еще яишней залить - пальчики оближешь.
Солнце, отражаясь в воде, слепило глаза. Увлекшись, мы бегали по речушке, пока не стало смеркаться.
* * *
- У-у, - улыбнулась тетя Нюра, приподняв рыбу, - да тут на две жарехи хватит!
В избе было тепло, под таганком в печке потрескивали сухие полешки, весело разбрызгивая искры.
Тетя Нюра кинула половину рыбы на шипящую сковородку и стала торопливо причесываться, поглядывая на себя в зеркало.
- Куда ты, мам? - спросил Васька.
- Аль забыл? - удивилась тетя Нюра. - А еще в конторе служишь... На нынешний вечер собрание назначено.
- Вот еловая башка! - стукнул себя по лбу Васька. - Вылетело! Давай тогда скорее поесть.
Тетя Нюра залила рыбу яичницей, ловко выметнула сковородку на стол, положила ложки.
- По такому случаю, - сказала она Ваське, тронув меня за плечо, можешь и не ходить.
- Но! - воскликнул Васька. - Не могу!
Как бы извиняясь, он добродушно оглядел меня и вдруг предложил:
- Айда с нами, Кольча!
Что за вопрос? Не догадайся Васька предложить, я бы сам напросился.
Наскоро доев рыбу, мы вышли на улицу. Небо густо посинело, солнце ушло за лес, и в летних сумерках было трудно разглядеть лица колхозников.
Народ сидел на лавках, расставленных вдоль улицы. На обочине вместо стола, покрытого кумачовой скатертью, как бывает на собраниях, стоял стул с графином, но без стакана. За стулом лежали бревна - на них располагался президиум.
Мы с Васькой подошли к лавкам, поискали свободные места сзади - там было все уже занято - и уселись в первый ряд. Нас заметили.
- Гляди-ко, - сказал чей-то женский голос, - мужиков-то прибыло!
И все засмеялись.
В президиуме, на бревнышках, сидели три дядьки. Одного я узнал сразу. Это был Васькин главбух Макарыч, второй ничем не привлек моего внимания, третий был без руки, в гимнастерке, рукав которой торчал из-под ремня.
- Председатель! - кивнул на него Васька и добавил уважительно: Терентий Иваныч.
"Вот он какой, оказывается, - с интересом разглядывал я председателя. - А я думал, толстый и с красным носом. Ведь он его зимой отморозил".
На гимнастерке у председателя поблескивали ордена. Он тихо переговаривался с соседями - Макарычем и вторым, - поглядывал на лавки, заполнившиеся народом. Я обернулся и даже привстал, чтобы проверить себя. На лавках сидели одни женщины да еще несколько стариков. Один дед сидел сразу за мной. Был он обут в валенки, опирался на суковатую палку, и голова у него тряслась. На рубахе у деда висели две медали - я их узнал, такие же были у мамы: "За трудовое отличие" и "За победу над Германией". Рубашку дед по-старинному подпоясал тесемкой. "Ишь, - подумал я, - как на парад собрался. Нарядный. И медали надел".
В полумраке с бревен поднялся однорукий председатель и подошел к стулу с графином.
- Товарищи женщины, - сказал он, задумался, словно что-то забыл, и добавил: - И старики! - Председатель заправил пустой рукав поглубже за ремень. - Вот какое наше дело! - Он вздохнул и оглянулся на бревна. - А дело наше, скажу прямо, - решительно проговорил председатель, - хреновое. Как в обороне. Сидим, окопались, и сил не осталось. Наступать не с чем. Эмтээсовский комбайн опять сломался, и эти аньжанеры, которые только что с танка слезли, к стыду своему, справиться с ним не могут.
На лавках засмеялись, а Васька толкнул меня локтем.
- Руку-то, - шепнул он, кивая на председателя, - под Сталинградом похоронил.
Я вспомнил желтые, словно масленые, листочки с картинкой, где седая женщина показывала на слова "Родина-мать зовет!". Эти листочки, исписанные химическим карандашом, присылал нам отец - сначала из-под Москвы, а потом, после госпиталя, из-под Сталинграда. "Вот как повезло нам, - подумал я. У этого председателя руку под Сталинградом оторвало, а под Москвой у Васьки отец погиб. Мой же отец воевал и там, и там, а остался жив, только ранило его. А могло бы... могло...".
Я повернулся к Ваське, шепнул ему, что подумал.
- Счастливый ты, - ответил Васька и вздохнул.
- Видите, товарищи, - продолжал негромко Терентий Иванович, - война кончилась, а я вам пока ничего хорошего сказать не могу, кроме одного: опять на вас вся надежда. В будущий год или нынче в осень, - он обернулся на главбуха, - может, купим свой трактор, заховаем от района - пусть штаны с меня снимают.
Дед за моей спиной крикнул с натугой: "Правильно!" - и все засмеялись, потому что непонятно дед выразился, что правильно: или трактор заховать, или штаны с председателя снять.
Терентий Иванович тряхнул головой, поднял руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170