Мне стало совестно, я вскочил, торопливо обрывая кашку.
Когда корзина наполнилась и я подошел к телеге, Васька уже вернулся и вбивал топором в землю какие-то палки.
- На нож, - сказал он мне, - срезай ветки подлиннее. - Лицо его было напряженным и хмурым. - Надо сделать шалаш. Им тут неделю ишачить.
Тетки проходили мимо нас. Теперь они поменялись местами, но уже совсем вымотались. А прошли всего рядов пять-шесть в бесконечном поле.
- Двенадцать га! - сказал зло Васька. - Эх, хухры-мухры, трактору бы тут на один день! - Он плюнул и яростно заколотил топором.
Васькина злость передалась мне. Срезая ветки, я с силой, зло нажимал ножом, будто дрался с противником. Пот полз мне в глаза, но я даже не вытирал его, а только сдувал.
Шалаш получился на славу! Васька напихал туда сена, кинул два одеяла с телеги и вздохнул, посмотрев на теток: они сделали еще три хода вдоль поля.
Напротив нас тетки остановились.
- Васька! - крикнула одна. - Водицы подтащи-ка!
Васька схватил ведро, исчез за кустами, а когда появился, через край ведра переплескивалась вода.
"Тут, значит, и ручей есть", - подумал я и подошел вслед за Васькой к женщинам.
- Матвеевна, - сказал Васька, поднимая ведро, - вы ну-ка отдохните, а мы с Кольчей попашем.
Я думал, Матвеевна скажет: "Ну куда вам!", - откажет просто-напросто, но она молча кивнула головой. Пот струился с нее ручьями, а худая посерела от натуги, и большие глаза ее, кажется, стали еще больше.
Тетки полили и пошли к шалашу. Васька поил лошадь.
- Но, но, - ласково приговаривал он, то поднося ей ведро, то отнимая. - Не торопись, зайдешься! Погоди, золотко! - Прямо как с человеком разговаривал.
Потом я вел лошадь под уздцы, как показал мне Васька, а сам он держал плуг. Напившись и передохнув, лошадь шла веселее, бойко пофыркивала, и наш ряд получался ничем не хуже соседних. Мне не терпелось обернуться, поглядеть на Ваську, а еще больше не терпелось попросить его дать попахать мне. Но лошадь шагала, я должен был внимательно смотреть вперед.
Наконец Васька пробасил: "Тпрр-ру!" - и лошадь послушно стала, натруженно дыша.
- Васька! - потребовал я. - Теперь моя очередь!
Он усмехнулся, недоверчиво поглядел на меня, но кивнул.
Я взялся за скользкие ручки плуга, Васька чмокнул, и лошадь двинулась.
Лошадь сама тащила плуг, а я только должен был ровнять ряд, но это получалось нелегко.
- Налегай! - крикнул мне Васька. - Глубже паши!
Я послушно налег, прошел несколько метров и вдруг почувствовал, как налились тяжестью руки. Когда я вел лошадь под узду, идти было легко по твердому полю, теперь же я шел по паханой мягкой земле, ноги проваливались и деревенели. Пот застилал мне глаза, я уже не наваливался, чтобы борозда выходила глубже, я просто держался за плуг, а лошадь и Васька и эта железная штуковина с острым ножом тащили меня за собой, как на прицепе.
- Ну вот, - сказал Васька, останавливая коня.
Я с трудом разжал онемевшие руки и отшатнулся от плуга. В голове гулко стучала кровь, пот капал с подбородка. Я утерся рукавом, едва дыша.
Мне было стыдно за свою немощь. Я думал, Васька меня крепко обругает, но он неожиданно похвалил:
- Молодец, Кольча!
Мы поменялись местами и пошли дальше. Васькина похвала меня успокоила, приободрила. "Да нет, - подумал я, - не так уж и плохо для первого раза. Вот кабы я все время в деревне жил, выходило бы не хуже Васькиного".
Я посмотрел вокруг себя еще раз, мысленно обмерил поле. Ему, казалось, не было конца и края.
Лошадь стала, тяжело поводя боками, тетки подошли к нам.
- Ну, мужики, - сказала, посмеиваясь, худая, - уважили, спасибо. А теперь идите.
- Макарыч-то тебе задаст, - сказала Матвеевна, глядя на Ваську.
- Ну его! - пробубнил он, утирая пот.
Матвеевна чмокнула на лошадь, та нехотя двинулась вперед, а мы с Васькой пошли в деревню.
Дорога вела в гору, и понурая лошадь да две фигурки возле нее долго были видны нам.
Мы молча оборачивались, молча вглядывались в них и молча шли дальше...
* * *
- Николка, - прервал молчание Васька, - батя-то не пишет, когда вернется?
- Никак не отпускают, - ответил я.
- Отпустят! - вздохнул Васька. - Скоро всех солдат отпустят! - И усмехнулся: - Наших вон всех отпустили.
- Как? - удивился я. - Уже всех?
Но как-то странно сказал это Васька.
- А у нас и возвращаться-то всего шестерым пришлось, - ответил Васька. - Двое сразу в эмтээс подались. Один без ноги, милиционером работает. Дядю Терентия председателем выбрали. Да двое еще бригадирят.
- И все? - спросил я, не подумав.
- И все, - ответил Васька спокойно, но я уже вспомнил, как говорил вчера председатель про счет фашистам.
Я остановился.
- Шестеро? - спросил я испуганно. - А сколько же на войну уходило?
- Мужиков шестьдесят, - ответил Васька. - Это сразу, как войну объявили. Да потом еще парней забирали, кто подрастал. Душ семьдесят.
Мы остановились на вершине холма и в последний раз обернулись на двух теток и коня.
- Кабы хоть половина, - сказал задумчиво Васька.
Он вздохнул и резко отвернулся. Мы пошли торопливо, чуть не бегом.
- А вот ежели, - спросил, не глядя на меня, Васька, - отец бы твой не вернулся? Ну, погиб. А мать бы твоя нового отца привела?
- Как это - нового? - пожал я плечами. - Отец один, другого не бывает...
- Ну ладно, - перебил меня Васька, - снова бы замуж вышла! Не понимаешь, что ли? Чо бы ты делать стал?
Он говорил зло, раздраженно, и я удивился: что это с ним?
- Что делать, что делать? Не остался бы дома! Сбежал!
- Куда? - недоверчиво засмеялся Васька, будто это его касалось.
- В ремеслуху, например, - ответил я, - или в детдом. Соврал бы, что у меня никого нет.
- В детдом! - зло воскликнул Васька.
- Да ты чо ерунду-то мелешь? - удивился я. - Ежели да кабы, то во рту росли грибы!
- Это я так, - оказал он, криво усмехаясь, - вообще...
Чтоб сократить путь, Васька свернул с дороги, и мы пошли тропой через густо заросшее поле. Васька наклонился на ходу, сорвал что-то, остановился. В руках у него был стручок. Он размял его и высыпал на ладонь желтые горошины.
- Переспел уже, - сказал Васька, - а убирать некому, - и отправил горошины в рот, аппетитно зачавкав.
- Горох, что ли? - спросил я и, обрадовавшись, начал рвать стручки.
- Ты это чо, ты чо? - воскликнул Васька.
- Горох рву, - ответил я удивленно. - Не видишь?
- Нельзя же, дурень, - сказал он. - Горох колхозный, увидят, еще засудить могут.
- Засудить! - усмехнулся я. - Как это - засудить?
- А так, - ответил Васька нерешительно, - за хищение колхозного имущества. Ну да ладно, - сказал он, вздыхая, - только по одному карману наломаем, понял? По карману, не больше.
То ли давно мы не ели, то ли просто горох оказался вкусный, но за ушами у нас аж пищало.
- Ты это, - сказал мне смущенно Васька, - стручки-то пустые подальше в сторону кидай, а то увидят.
- Ну, и увидят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170