Любой из них мог раздавить в лепешку суетящегося на дороге малыша, но они осторожно переступали через человеческих детенышей, растущих, словно зверята, без присмотра.
Здесь продавали незамысловатое лакомство – сок сахарного тростника, выжатый ручным прессом и смешанный со льдом. Такие деликатесы, как мороженое, были им недоступны. Даже похрустывающие воздушные лепешки пури были им не по карману.
Но их присутствие раздражало торговцев, они видели горящие от голода детские глаза и прогоняли мальчишек, потому что боялись, как бы те не украли лепешки.
Тогда они возвращались домой, играли в пыли посреди улицы вместе со своими единственными верными друзьями – бродячими собаками. Они могли сидеть на дороге часами, все равно на этих жалких улочках редко можно было увидеть повозку, разве что когда вывозили мусор или покойника, отмучившегося на этой земле.
Среди ребятишек были уже и те, которые понемногу начинали воровать, таская в основном съестное. Поэтому иногда здесь появлялся грозный полицейский с большими усами и тяжелой дубинкой па поясе. По долгу службы он совершал обход этого богом забытого места, гадая, кто из копошащихся в грязи детей вскоре начнет нарушать закон и сядет за решетку.
Один из таких сорванцов сидел на высоком заборе, презрительно наблюдая за мелюзгой. Такие заборы были совсем нелишними в этом квартале Бомбея, те, кто возвращался из тюрьмы, опять занимались своим ремеслом, не брезгуя обчистить хибару своего соседа.
– Эй, чего ты расселся на заборе, словно обезьяна?
– Здравствуйте, господин сержант, – смиренно приветствовал мальчишка блюстителя порядка.
Несмотря на свой юный возраст, он уже знал, что с полицией лучше не спорить.
– Почему ты не ходишь в школу? – продолжил нравоучительную беседу сержант.
– Чтобы ходить в школу, надо иметь много рупий, а у моего отца их нет.
Полицейский поправил грозные усы и сказал:
– Радж беднее тебя, а ходит. Его мать все дни проводит за работой, чтобы заплатить за своего сына.
– А-а, – махнул рукой сорванец, – Радж просто девчонка. Он кукла.
Мальчишка не мог сказать, что его отец все дни проводил в дукане, тратя считанные рупии, которые его мать добывала непосильной работой в прачечной. Каждый вечер он приходил, дыша отвратительным дешевым ромом, и начинал рассказывать, какую ему предлагали работу и как они хорошо заживут, как только повезет устроиться на хорошее место. Но его не брали даже рикшей, кому был нужен больной человек, поминутно кашляющий и выплевывающий на пол сгустки крови. У него не было денег на хорошего врача, поэтому оставалось только умирать, проводя вечера в наркотическом дурмане.
Одна из убогих деревянных хибарок на грязной бомбейской улице стала домом, где прошло детство маленького Раджа. Лиля снимала хибарку у толстого торговца старьем, отдавая ему каждую неделю почти половину того, что удалось заработать. Торговец грозил ей пальцем, жаловался на свое доброе сердце, которое не позволяет ему брать за «прекрасный просторный дом» больше, подробно выспрашивал о доходах и давал советы по воспитанию сына.
Лиля все терпела, склонив голову и не выказывая недовольства, даже бесконечные вопросы о том, почему такая красивая женщина губит себя, живя в одиночестве, и не желает ли она, чтобы он нашел ей надежного покровителя, который превратит ее жизнь в рай.
Нет, покровителя она не хотела. Все, что ей было нужно – это ее Радж. Ему уже восемь, и он прекрасно учится в школе. Она сама слышала от учителя, что сын очень способный. Он быстро читает, прекрасно пишет, а уж в математике ему вообще нет равных в классе. Кроме того, мальчик вежлив и почтителен – и это особенно удивительно, сказал учитель, выразительно посмотрев на мать, если учесть, в каком квартале он растет.
Лиля отдала его в самую лучшую школу из тех, что были поблизости. Конечно, это обходилось недешево, но зато Радж учился вместе с детьми уважаемых людей – адвокатов, архитекторов, государственных чиновников. И он ничем не отличался от них: у него были такие же книжки, такой же портфель, чудесные кожаные ботинки. А костюмчик выглядел на нем даже лучше, чем на его одноклассниках. Лиля сшила его сама, так вышло куда дешевле.
Она бралась за любую работу: шила и вязала детские вещи, если находились желающие их ей заказать, плела из тростника чарпаи – легкие лежанки, клеила цветные коробочки для бири – дешевых крепких сигарет, которые продавались куда лучше в такой яркой упаковке. Лишь бы она была, работа, а уж Лиля не отказывалась ни от какой.
Все это стоило жалкие пайсы, но Лиля, во всем отказывая себе, складывала из них рупии, на которые покупалась здоровая пища для ее мальчика, оплачивались школа и домик.
Сама Лиля ела все меньше, и теперь для нее пиршеством было вареное яйцо или лишняя горсть риса. Она исхудала и мало чем отличалась бы от истощенных женщин, живущих в их квартале, если бы не то, что не отняли годы лишений – редкая и неповторимая красота. Лиля все еще носила сари, в котором уехала когда-то из Лакхнау – прочная дорогая ткань, купленная мужем в прошлые времена, выдержала все испытания вместе со своей хозяйкой. Но и в старом наряде она выглядела превосходно. Мужчины на улицах не переставали заглядываться на нее, но Лиля забыла о себе в тот день, когда родила ребенка.
Сейчас она собирала его в школу и, нежно держа за худенький подбородок, причесывала его блестящие черные волосы расческой, смоченной в цветочном бальзаме.
Радж ерзал, как всегда, недовольный этой ежедневной процедурой.
– Мама, – тянул он, – ну зачем ты меня мажешь этим маслом? Меня и так на улице дразнят девчонкой.
– Ну и пусть дразнят, не обращай внимания, – отмахнулась Лиля.
Она понимала, что у Раджа не слишком хорошие отношения с уличной детворой и это осложняет его жизнь. Но все-таки ей было радостно видеть, как непохож ее сын на чумазых и вечно голодных ребятишек, проводящих все время в дорожной пыли. Ей казалось, что эта его непохожесть – залог будущей удачной судьбы. Ему уготована другая участь, чем этим бедным детям, надеялась Лиля.
– Тебе нечего с ними дружить, ты учишься в школе, – повторила Лиля, поворачивая его головку все еще прекрасной рукой, охваченной медным браслетом.
Когда-то эту руку украшало множество драгоценностей, но то время прошло для Лили – и она не звала его. Ее мальчик был с нею сейчас, а это случалось все реже. У него своя жизнь – школа, уроки, книжки, друзья. Да и сама она работает слишком много. Только когда он спал, Лиля могла полюбоваться им, погладить его тоненькие пальчики, поцеловать высокий серьезный лоб и детские щечки. Ей немножко жаль было поры, когда он все время проводил с ней, прижавшись к ее груди и обняв за шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Здесь продавали незамысловатое лакомство – сок сахарного тростника, выжатый ручным прессом и смешанный со льдом. Такие деликатесы, как мороженое, были им недоступны. Даже похрустывающие воздушные лепешки пури были им не по карману.
Но их присутствие раздражало торговцев, они видели горящие от голода детские глаза и прогоняли мальчишек, потому что боялись, как бы те не украли лепешки.
Тогда они возвращались домой, играли в пыли посреди улицы вместе со своими единственными верными друзьями – бродячими собаками. Они могли сидеть на дороге часами, все равно на этих жалких улочках редко можно было увидеть повозку, разве что когда вывозили мусор или покойника, отмучившегося на этой земле.
Среди ребятишек были уже и те, которые понемногу начинали воровать, таская в основном съестное. Поэтому иногда здесь появлялся грозный полицейский с большими усами и тяжелой дубинкой па поясе. По долгу службы он совершал обход этого богом забытого места, гадая, кто из копошащихся в грязи детей вскоре начнет нарушать закон и сядет за решетку.
Один из таких сорванцов сидел на высоком заборе, презрительно наблюдая за мелюзгой. Такие заборы были совсем нелишними в этом квартале Бомбея, те, кто возвращался из тюрьмы, опять занимались своим ремеслом, не брезгуя обчистить хибару своего соседа.
– Эй, чего ты расселся на заборе, словно обезьяна?
– Здравствуйте, господин сержант, – смиренно приветствовал мальчишка блюстителя порядка.
Несмотря на свой юный возраст, он уже знал, что с полицией лучше не спорить.
– Почему ты не ходишь в школу? – продолжил нравоучительную беседу сержант.
– Чтобы ходить в школу, надо иметь много рупий, а у моего отца их нет.
Полицейский поправил грозные усы и сказал:
– Радж беднее тебя, а ходит. Его мать все дни проводит за работой, чтобы заплатить за своего сына.
– А-а, – махнул рукой сорванец, – Радж просто девчонка. Он кукла.
Мальчишка не мог сказать, что его отец все дни проводил в дукане, тратя считанные рупии, которые его мать добывала непосильной работой в прачечной. Каждый вечер он приходил, дыша отвратительным дешевым ромом, и начинал рассказывать, какую ему предлагали работу и как они хорошо заживут, как только повезет устроиться на хорошее место. Но его не брали даже рикшей, кому был нужен больной человек, поминутно кашляющий и выплевывающий на пол сгустки крови. У него не было денег на хорошего врача, поэтому оставалось только умирать, проводя вечера в наркотическом дурмане.
Одна из убогих деревянных хибарок на грязной бомбейской улице стала домом, где прошло детство маленького Раджа. Лиля снимала хибарку у толстого торговца старьем, отдавая ему каждую неделю почти половину того, что удалось заработать. Торговец грозил ей пальцем, жаловался на свое доброе сердце, которое не позволяет ему брать за «прекрасный просторный дом» больше, подробно выспрашивал о доходах и давал советы по воспитанию сына.
Лиля все терпела, склонив голову и не выказывая недовольства, даже бесконечные вопросы о том, почему такая красивая женщина губит себя, живя в одиночестве, и не желает ли она, чтобы он нашел ей надежного покровителя, который превратит ее жизнь в рай.
Нет, покровителя она не хотела. Все, что ей было нужно – это ее Радж. Ему уже восемь, и он прекрасно учится в школе. Она сама слышала от учителя, что сын очень способный. Он быстро читает, прекрасно пишет, а уж в математике ему вообще нет равных в классе. Кроме того, мальчик вежлив и почтителен – и это особенно удивительно, сказал учитель, выразительно посмотрев на мать, если учесть, в каком квартале он растет.
Лиля отдала его в самую лучшую школу из тех, что были поблизости. Конечно, это обходилось недешево, но зато Радж учился вместе с детьми уважаемых людей – адвокатов, архитекторов, государственных чиновников. И он ничем не отличался от них: у него были такие же книжки, такой же портфель, чудесные кожаные ботинки. А костюмчик выглядел на нем даже лучше, чем на его одноклассниках. Лиля сшила его сама, так вышло куда дешевле.
Она бралась за любую работу: шила и вязала детские вещи, если находились желающие их ей заказать, плела из тростника чарпаи – легкие лежанки, клеила цветные коробочки для бири – дешевых крепких сигарет, которые продавались куда лучше в такой яркой упаковке. Лишь бы она была, работа, а уж Лиля не отказывалась ни от какой.
Все это стоило жалкие пайсы, но Лиля, во всем отказывая себе, складывала из них рупии, на которые покупалась здоровая пища для ее мальчика, оплачивались школа и домик.
Сама Лиля ела все меньше, и теперь для нее пиршеством было вареное яйцо или лишняя горсть риса. Она исхудала и мало чем отличалась бы от истощенных женщин, живущих в их квартале, если бы не то, что не отняли годы лишений – редкая и неповторимая красота. Лиля все еще носила сари, в котором уехала когда-то из Лакхнау – прочная дорогая ткань, купленная мужем в прошлые времена, выдержала все испытания вместе со своей хозяйкой. Но и в старом наряде она выглядела превосходно. Мужчины на улицах не переставали заглядываться на нее, но Лиля забыла о себе в тот день, когда родила ребенка.
Сейчас она собирала его в школу и, нежно держа за худенький подбородок, причесывала его блестящие черные волосы расческой, смоченной в цветочном бальзаме.
Радж ерзал, как всегда, недовольный этой ежедневной процедурой.
– Мама, – тянул он, – ну зачем ты меня мажешь этим маслом? Меня и так на улице дразнят девчонкой.
– Ну и пусть дразнят, не обращай внимания, – отмахнулась Лиля.
Она понимала, что у Раджа не слишком хорошие отношения с уличной детворой и это осложняет его жизнь. Но все-таки ей было радостно видеть, как непохож ее сын на чумазых и вечно голодных ребятишек, проводящих все время в дорожной пыли. Ей казалось, что эта его непохожесть – залог будущей удачной судьбы. Ему уготована другая участь, чем этим бедным детям, надеялась Лиля.
– Тебе нечего с ними дружить, ты учишься в школе, – повторила Лиля, поворачивая его головку все еще прекрасной рукой, охваченной медным браслетом.
Когда-то эту руку украшало множество драгоценностей, но то время прошло для Лили – и она не звала его. Ее мальчик был с нею сейчас, а это случалось все реже. У него своя жизнь – школа, уроки, книжки, друзья. Да и сама она работает слишком много. Только когда он спал, Лиля могла полюбоваться им, погладить его тоненькие пальчики, поцеловать высокий серьезный лоб и детские щечки. Ей немножко жаль было поры, когда он все время проводил с ней, прижавшись к ее груди и обняв за шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69