– Вот видите, даже часы бранятся! Идемте скорее поедать, вы, наверное, ужасно проголодались.
Глава двадцать пятая
Рагунат сделал блестящую карьеру, его уважали как опытного, беспристрастного судью. Он всегда руководствовался только буквой закона. В суде перед ним вереницей проходили чужие беды, горести, несчастья, порожденные бедностью. Рагунат видел на скамье подсудимых взрослых мужчин, отцов семейств, обремененных многочисленным потомством, которое надо было прокормить; стариков, убеленных сединами, сложивших на коленях натруженные непосильной работой руки, которые так и не принесли им ни богатства, ни тихой старости; матерей с встревоженными глазами; их детей, пытающихся помочь взрослым прокормиться. Все они в борьбе за свою жизнь нарушили закон, а значит, были преступниками, и судья Рагунат беспощадно карал их, вынося приговор за приговором.
Подсудимые слились для него в единый образ вора и бродяги. Рагунат уже не различал человеческие лица, он действовал как машина, как конвейер правосудия.
Такой богатый опыт нельзя было не использовать, и судью Рагуната попросили прочитать курс лекций в юридическом колледже.
В этот день Рагунат чувствовал себя особенно плохо. Все его раздражало, от яркого солнечного света болела, голова. Он еле закончил судебное заседание, а тут еще надо было ехать в колледж. Впрочем, Рагунат с удовольствием бывал в студенческих аудиториях, и все было бы хорошо, если бы не этот глупый диспут…
Судья читал студентам лекцию. Как всегда, говоря о любимом предмете, он увлекся, произнес пламенную речь и в конце заговорил о наследственном факторе, влияющем на преступника:
– Я давно убедился в результате многолетней практики в суде, что сын честного человека, как правило, становится честным человеком, а сын бродяги и вора в конце концов становится бродягой и вором…
Когда он закончил лекцию и, привычно улыбаясь, слушал восхищенные аплодисменты зала, с места поднялся какой-то невзрачный молодой человек и задал ему вопрос:
– Скажите, пожалуйста, господин судья, значит, но вашей теории, нужно посадить в тюрьму всех детей воров? Но как же можно судить невинного сына плохого отца?
– Я не призываю вас чинить расправу над детьми, – сурово ответил Рагунат, – но ребенок, выросший в порочной среде, с молоком матери усваивает преступные наклонности.
Невзрачный студент не успокоился. Поправив сползающие очки, он задал ему новый вопрос:
– Из ваших слов, господин судья, следует, что мы должны, кроме отца-преступника, изгнать из общества и преступную мать вместе с ребенком?
При этих словах Рагунат почувствовал, как что-то острое кольнуло его в сердце, в глазах замелькали радужные точки и призраки прошлого обступили его.
… – Воды, я прошу воды! – стонала измученная женщина, лежащая в холодной темной комнате.
Под тонким сари ее живот, огромный, как гора, вдруг дернулся, словно от землетрясения. Рагунат стоял над ней, глядя на ее запавшие от боли глаза, растрепанные волосы.
– Помогите! – стонала она, но Рагунат не отвечал.
Женщина повернула голову, ее взгляд упал на неподвижную фигуру, стоящую у изголовья.
– Наконец-то вы пришли, муж мой, я так ждала вас. Теперь все позади, я спасена… Скорее, помогите мне, сейчас родится наш ребенок.
Но черная фигура оставалась безмолвной, трепещущий свет отбрасывал странные тени за спиной, будто фигура была облачена в мантию судьи.
– Но почему же вы молчите? Что с вами? Вы не радуетесь своему ребенку?
Зловещая фигура выносит беспощадный приговор, не подлежащий обжалованию:
– Уходите! Убирайтесь вон из моего дома, уходите немедленно прочь!
Женщина, пошатываясь, уходит из дома, унося с собой только самое дорогое, что есть у нее в жизни, – еще не родившегося ребенка. Тяжелые двери с протяжным скрипом закрываются за ней, и она исчезает навсегда…
…– Так что же, господин Рагунат, как мы должны поступать с матерью, которая носит в своем чреве сына преступника? Ответьте, мы ждем!
Невзрачный студент смотрит на Рагуната сквозь очки с толстыми стеклами, они сверкают отраженным солнечным светом, и этот свет колет судью прямо в сердце, никуда не уйти от острых лучей, они проникают в душу, высветляя то, что долгие годы скрывалось в глубине.
Рагунат пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за край кафедры.
– Господину судье плохо. Эй, кто-нибудь, принесите скорее стакан воды!
Испуганный служитель принес воду, но Рагунат уже пришел в себя, он отстранил протянутую руку и сошел с кафедры.
По дороге домой он почувствовал себя лучше и не стал заезжать к врачу – и так задержался, Рита наверняка волнуется.
Как только Рагунат увидел свою воспитанницу, он сразу понял – что-то случилось. У нее был слишком необычный вид, будто за спиной прорезались крылья и она вот-вот взлетит, как птица.
Слуга, почтительно склонившись, подал господину Рагунату очередное блюдо; тот невнимательно ткнул его вилкой, наблюдая за сидящей на другом конце стола воспитанницей. Та рассматривала плод манго с таким выражением, будто видит его впервые в жизни.
– Что с тобой, Рита? Ты так оживлена сегодня, глаза горят… Уж не нашла ли ты клад? – попытался пошутить судья, но вышло слишком неуклюже.
Рита взяла нож для фруктов, надрезала плод, но есть не стала:
– Да, вы не ошиблись, у меня радостный день, я встретила друга. Вы должны познакомиться с ним, он вам понравится.
Рагунат вздрогнул – вот оно! Сбываются самые худшие его предчувствия. Не зря весь день был такой ужасный, и вот теперь достойный финал. Он взял с подноса, который подал ему слуга, стакан поды, с трудом выпил глоток – что-то сжало ему горло, будто тисками.
Он давно ждал этой минуты, и, как всегда в таких случаях, беда пришла неожиданно. Но, прежде всего, о и подумал о себе, о своей одинокой старости в огромном пустом доме.
– Кто он такой, этот твой друг? Что он делает? Где живет? Кто его родители?
Рагунат засыпал Риту вопросами, задавая их почти машинально, он пытался найти выход из создавшегося положения.
Судья обладал достаточным влиянием на Риту и рассчитывал, что найдет какую-нибудь брешь во взаимоотношениях воспитанницы и ее избранника, тогда он вобьет клин сомнений и попытается разрушить возникшее чувство.
– Его зовут Радж, он друг детства, мы не виделись с ним двенадцать лет.
«Вот оно, – подумал судья, – за эту ниточку можно уцепиться».
– Двенадцать лет, – протянул он с сомнением, – а люди быстро меняются. Двенадцать лет – это очень большой срок.
Рагунат сказал эти слова почти профессионально: двенадцать лет – действительно большой срок и в тюрьме, и в жизни. Он меняет человека до неузнаваемости – из тюрьмы выходит озлобившийся или морально сломленный человек, которому трудно найти свое место под солнцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69