Однако интуиция подсказывала мне, что это вовсе не сердечный приступ. Вдаваться в подробности я не стал. Оплакивать Автандила не было желания. Мы не были близко знакомы. А если бы и были, — думаю, такого желания тем более не возникло бы.
Я влез сначала на капот «Газели», потом на кабину, толкнулся ногами и упал грудью на вершину стены, отгораживающей внутренний дворик ресторана от окружающего мира. Это было больно, но когда спешишь исчезнуть из какого-то места, способы выбирать не приходится.
В ход пошли локти, колени, и я перевалился через стену, успев попутно расцарапать палец о рассыпанное по верху битое стекло. Опять битое стекло.
Однако это еще были цветочки. Ягодки поджидали меня внизу. Слетев с почти трехметровой высоты, я приземлился в неглубокую канаву, стенки которой были размыты недавним дождем. В самой канаве воды было немного, но мне хватило, чтобы промокнуть по пояс.
Когда я наконец выбрался и из этого не слишком приятного места, грязь стекала с ладоней, а ноги на ходу превращались в две сосульки. Настроение было соответствующее.
Я вытер руки о плащ, счистил с подошв налипшую грязь и выругался. Это было все, что я мог сделать.
И только теперь, шагая в направлении стоянки такси, я осознал произошедшее. Сначала за мной гнался Автандил. Явно не для того, чтобы передать привет от Гиви Хромого и хорошие отзывы о проданном «Вольво».
А затем, когда я лежал ни жив ни мертв под «Газелью», кто-то вышел из ресторана и убил Автандила так быстро и легко, как прихлопывают свернутой газетой сонную осеннюю муху. Наверное, если бы этот кто-то захотел прихлопнуть меня, это потребовало бы ненамного больше усилий. Мне оставалось ломать голову над вопросом — я остался в живых потому, что меня не заметили? Или потому, что не хотели убивать? И кто это был?
От самого факта, что я несколько секунд находился в опасной близости от такого человека, мне стало не по себе. Я засунул руки в карманы разодранного и грязного плаща, огляделся по сторонам и после этого продолжил путь.
Немного быстрее, чем раньше.
Глава 10
По лицу Матвея Александровича было видно, что он немного озадачен и разочарован. Мой внешний вид не внушал ему доверия.
Чтобы успокоить доброго доктора, я достал из кармана брюк бумажник, раскрыл его и передал все содержимое Матвею Александровичу.
— Какие-то они влажные, — сказал доктор, пересчитывая деньги.
— Какие есть.
— И вообще... Сегодня вы выглядите как-то не очень, — заметил он, пряча деньги в карман халата. — Выглядите сильно потрепанным. Или это обманчивое впечатление?
— Бывают тяжелые дни, — сказал я, стараясь, чтобы это звучало самоуверенно и гордо. Хотя после случившегося в ресторане «Комета» трудно было оставаться самоуверенным.
— Конечно, — согласился доктор. — Хотите посмотреть на вашего больного?
— Если можно.
— Для вас — можно. Только снимите плащ. У него сегодня определенно был тяжелый день.
Я снял плащ и повесил на ветку березы. Если бы Матвей Александрович увидел его не в сумраке сквера, а в ярком свете больничного вестибюля, я бы упал в его глазах еще больше.
Я одернул свитер и зашагал вслед за доктором. Полученные деньги привели Матвея Александровича в приятное расположение духа. Он шел и насвистывал. Я подумал, что это хорошо. Когда у врача все в порядке, он заботится о больных. Просто у разных врачей разное представление о том, что такое — все в порядке.
Мы прошли мимо охранника в камуфляже, потом миновали дежурную медсестру за конторкой и остановились у белоснежной двери с табличкой «Отделение № 7».
— Это мое, — не без гордости сообщил Матвей Александрович и вытащил из кармана большую связку ключей. Два из них понадобились, чтобы отпереть дверь, а третьим доктор открыл палату, где лежал Сидоров.
— Первые сутки после операции возле вашего друга постоянно дежурила медсестра, — сказал Матвей Александрович, пропуская меня вперед. — Но сейчас положение стабильное, и такая необходимость отпала. Я держу дверь закрытой, на всякий случай. Чтобы посторонние не шастали. Но показания приборов, к которым подключен ваш друг, выводятся на дисплей нашему дежурному по отделению, и в случае чего он всегда готов прийти на помощь. Хотя вряд ли возникнут осложнения.
— Хорошо, если так, — ответил я, разглядывая неподвижное тело на высокой кровати. Рядом располагались стойка с капельницей и какие-то электронные приборы, провода от которых тянулись к Сидорову и опутывали его, словно маленькие черные змейки. От аппаратуры исходил ровный негромкий гул, и этот звук, как ни странно, меня успокоил. Я поверил, что все будет нормально.
— Вы можете тут побыть некоторое время, — сказал доктор. — Я не буду вам мешать. Когда соберетесь уходить, захлопните дверь и нажмите вот эту кнопку.
Оставшись один, я присел на металлический белый стул и уставился на Сидорова. Было непривычно видеть его таким неподвижным и молчаливым. Он немного осунулся, но в целом выглядел вполне прилично. Щеки были гладко выбриты. Пахло медикаментами, но не потом и мочой, как в переполненных государственных больницах.
Маленькие экраны медицинских приборов демонстрировали ломаные линии зеленого цвета, какие-то цифры. Эта загадочная суета сверкающей техники также успокаивала. У меня возник соблазн запереться в этой отдельной комфортабельной палате вместе с Сидоровым, смотреть на игру зеленых огней, спать по двенадцать часов в сутки, не видеть никаких следователей, не слышать ни о каких ограблениях, не прятаться и не искать, не бить и не быть избитым, не слышать визга пуль и не нажимать на курок...
Стерильная изоляция от внешнего мира. Мечта больных и слабых. Мне она тоже не помешала бы. Хотя бы минут на пятнадцать. Я разделся до трусов и повесил свою одежду на батарею. Ботинки поставил рядом. Потом вымыл лицо и руки в сверкающей белизной раковине. Свой туалет здесь также имелся. Просто курорт какой-то.
Я сел на один стул, положил ноги на другой и задремал. Какое-то время спустя мне послышался шум в коридоре, словно кто-то пытался открыть дверь в палату.
Этого было достаточно, чтобы привести меня в чувство. Я сразу же вспомнил труп Автандила во дворе «Кометы», вспомнил слова Анны...
Я ухватил стул за ножку и подскочил к двери, готовый разбить голову любому, кто посмеет сунуться. Так я стоял минут пять, пока окончательно не убедился в том, что шум за дверью либо остался в моем сне, либо не имел никакого отношения к сидоровской палате. Я опустил стул, снял одежду с батареи и, хотя та еще не просохла до конца, натянул джинсы, рубашку и свитер. От ботинок остались грязные следы на полу, но я решил, что заплаченной мною суммы более чем достаточно на покрытие такого рода убытков.
Я осторожно направился к выходу, напоследок поправив простыню, покрывавшую грудь Сидорова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68