«Ольга Теодоровна Сербина».
Ниже был записан номер телефона.
Лена поразилась такому совпадению.
Ту самую женщину, которую она пыталась найти в центре «Вариант», ту женщину, из-за которой она приехала в Петербург, женщину, которая памятным вечером в зимнем саду отеля «Кедровая падь» разговаривала с Виктором Черепахиным за час до его смерти, женщину, с которой Лену связывали болезненные воспоминания шестилетней давности – ту женщину тоже звали Ольга Теодоровна. Она очень гордилась своим редким отчеством, считала его аристократическим и всегда подчеркивала, представляясь: «Не Федоровна, а Теодоровна, запомните, пожалуйста!»
Тем самым она выделяла себя из толпы, из массы, где тысячами суетятся вульгарные Федоровичи и Федоровны, а она, единственная в своем роде и неповторимая, не имеет к ним никакого отношения…
Правда, фамилия шесть лет назад у нее была другая. Шесть лет назад ее звали Ольга Ракитина.
Даже мысленно произнеся эту фамилию, Лена почувствовала, как земля завертелась под ней, а сердце забилось гулко и горячо. Она снова услышала ровный шум дождя за окном, почувствовала прикосновение сильных, горячих рук и пахнущих дождем волос… ее лицо запылало.
И тут в дверях «лягушатника» появился невысокий полноватый блондин с маленькими, глубоко посаженными глазками.
Лена торопливым инстинктивным движением спрятала в сумочку листок с именем и телефоном, незаметно коленом задвинула ящик стола и повернулась к вошедшему.
Разглядев его, Лена поняла, откуда взялась кличка Утконос, под которой журналист фигурировал в компьютере центра «Вариант»: у него действительно был вытянутый и расширявшийся к концу утиный нос, удивительно оправдывавший прозвище.
– Это вы – Николай Уточкин? – проговорила она как могла более официально.
– И Маслов, и Ложкин – тоже я. А это вы мне звонили? – отозвался тот, скользнув по ней взглядом.
Его взгляд, казалось, оставил на одежде девушки сальные пятна.
– Да, я, – Лена поднялась из-за стола, – я хотела задать вам несколько вопросов, касающихся вашей статьи…
– Да-да, – Николай осклабился, – как же, как же… «справедливость – мое ремесло»… только давайте поговорим не здесь, а то здесь уж очень шумно!
Лене не казалось, что в «лягушатнике» шумно, но она поняла, что Николай не хочет разговаривать при своих коллегах, и не стала спорить с ним.
Они вышли в коридор и направились к еще одной из бесчисленных лестниц.
– Тут у нас есть кафе, – проговорил журналист, с любопытством разглядывая Лену, – вот там мы и посидим.
Действительно, ниже этажом, несмотря на поздний час работало небольшое кафе. Николай усадил Лену в самый угол, подошел к буфетчице, бойкой веселой тетке лет пятидесяти, и через минуту принес две чашечки отвратительного кофе и две больших рюмки соответствующего коньяка.
Лена с удивлением посмотрела на коньяк и твердо проговорила:
– Я на работе не пью.
– А я пью, – отозвался Николай с сальной улыбкой и одним махом осушил свою рюмку.
Затем он придвинулся ближе к Лене и профессионально-задушевным голосом осведомился:
– И кто же ты такая, интересно?
– Я же вам сказала – лейтенант Синицына, ответила девушка без прежней уверенности, – и пожалуйста, обращайтесь ко мне на «вы».
– Тогда документик покажите, пожалуйста, насмешливо проговорил журналист, – или дома забыли документик? Девочка, кого ты хочешь обмануть? Да я старый газетный волк, я людей насквозь вижу! Что, я мента не узнаю? Мент, он и в юбке мент!
Лена на мгновение смешалась.
Николай повернулся к буфетчице и крикнул:
– Лерочка, сделай мне еще пятьдесят грамм!
Воспользовавшись этим мгновением, Лена выплеснула свой коньяк в стоявший рядом с ней аквариум.
Николай снова повернулся к ней, увидел пустую рюмку, и в его взгляде мелькнуло уважение.
– И даме тоже сделай! – крикнул он через плечо.
– Ну, так кто же ты такая, лапочка? – снова спросил он, понизив голос. – Колись по-быстрому! Дочка этого профессора?
– Как… как вы… как вы догадались? – Лена очень натурально изобразила удивление.
– Котик, – Николай улыбнулся снисходительно, – поживешь с мое… я ведь – газетчик, а это значит – и психолог, и детектив; и писатель, и все в одном, так сказать, флаконе…
«Ну, распустил хвост! – подумала Лена. – Так, глядишь, и что-нибудь полезное выболтает».
Вслух она сказала:
– Значит, у вас не только три имени, но и профессии тоже три?
– Гораздо больше, солнышко, гораздо больше! – промурлыкал Николай, положив ладонь ей на руку.
Лена осторожно высвободила руку из липких пальцев журналиста.
В это время, призывно виляя бедрами, к их столику подошла барменша и поставила на столешницу две полные рюмки.
– Спасибо, Лерочка, – Николай всем корпусом повернулся к тетке и увесисто шлепнул ее пониже спины, – спасибо, цветок душистых прерий!
Одна ты понимаешь ранимую душу журналиста!
– Уймись, ты, ранимая душа, – беззлобно усмехнулась тетка и вернулась к себе за стойку.
Воспользовавшись тем, что Николай отвлекся, Лена вылила вторую рюмку в аквариум и сделала вид, что пьет.
Журналист повернулся к ней и с уважением уставился на пустую рюмку в ее руке.
– А ты молодец, – проговорил он, – обогнала старого газетного волка… надо нагонять…
С этими словами он лихо опрокинул вторую рюмку. Глаза у него несколько затуманились.
– Чур, теперь я заказываю, – Лена встала и, старательно изображая несколько нетвердую походку, задевая столы и чуть не уронив подвернувшийся на пути стул, направилась к бару за следующей порцией горючего.
Барменша взглянула на нее с любопытством, но ничего не сказала и налила коньяк.
Вернувшись к столу, Лена поставила коньяк перед журналистом и села, имитируя легкую степень опьянения.
– Ну что, зайчик, – заговорил Николай, подняв рюмку, – решила, говоришь, за папочку вступиться? Брось, дохлое дело! Тем более что выборы давно прошли… поезд ушел, ту-ту!
– Не в выборах дело, – возмущенно проговорила девушка, – дело в его добром имени!
– Доброе имя! – журналист оглушительно захохотал, откршувшись на спинку стула и прикрыв глаза. – Доброе имя! Да мы, котик ты мой пушистый, живем уже даже не в двадцатом, а в двадцать первом веке, а ты все еще мыслишь категориями девятнадцатого!
Лена, пользуясь тем, что Николай, увлеченный своими разглагольствованиями, не следит за ней, выплеснула в аквариум следующую рюмку. Ей показалось, что рыбки ведут себя как-то странно плавают по синусоиде и постоянно натыкаются на прозрачные стенки.
– Доброе имя! – повторил корреспондент, отсмеявшись и проглотив свой коньяк. – Надо будет запомнить, ребятам расскажу это ведь смешнее любого анекдота!
– У отца больное сердце! – с чувством проговорила Лена. – Он после вашей статьи тяжело болел!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Ниже был записан номер телефона.
Лена поразилась такому совпадению.
Ту самую женщину, которую она пыталась найти в центре «Вариант», ту женщину, из-за которой она приехала в Петербург, женщину, которая памятным вечером в зимнем саду отеля «Кедровая падь» разговаривала с Виктором Черепахиным за час до его смерти, женщину, с которой Лену связывали болезненные воспоминания шестилетней давности – ту женщину тоже звали Ольга Теодоровна. Она очень гордилась своим редким отчеством, считала его аристократическим и всегда подчеркивала, представляясь: «Не Федоровна, а Теодоровна, запомните, пожалуйста!»
Тем самым она выделяла себя из толпы, из массы, где тысячами суетятся вульгарные Федоровичи и Федоровны, а она, единственная в своем роде и неповторимая, не имеет к ним никакого отношения…
Правда, фамилия шесть лет назад у нее была другая. Шесть лет назад ее звали Ольга Ракитина.
Даже мысленно произнеся эту фамилию, Лена почувствовала, как земля завертелась под ней, а сердце забилось гулко и горячо. Она снова услышала ровный шум дождя за окном, почувствовала прикосновение сильных, горячих рук и пахнущих дождем волос… ее лицо запылало.
И тут в дверях «лягушатника» появился невысокий полноватый блондин с маленькими, глубоко посаженными глазками.
Лена торопливым инстинктивным движением спрятала в сумочку листок с именем и телефоном, незаметно коленом задвинула ящик стола и повернулась к вошедшему.
Разглядев его, Лена поняла, откуда взялась кличка Утконос, под которой журналист фигурировал в компьютере центра «Вариант»: у него действительно был вытянутый и расширявшийся к концу утиный нос, удивительно оправдывавший прозвище.
– Это вы – Николай Уточкин? – проговорила она как могла более официально.
– И Маслов, и Ложкин – тоже я. А это вы мне звонили? – отозвался тот, скользнув по ней взглядом.
Его взгляд, казалось, оставил на одежде девушки сальные пятна.
– Да, я, – Лена поднялась из-за стола, – я хотела задать вам несколько вопросов, касающихся вашей статьи…
– Да-да, – Николай осклабился, – как же, как же… «справедливость – мое ремесло»… только давайте поговорим не здесь, а то здесь уж очень шумно!
Лене не казалось, что в «лягушатнике» шумно, но она поняла, что Николай не хочет разговаривать при своих коллегах, и не стала спорить с ним.
Они вышли в коридор и направились к еще одной из бесчисленных лестниц.
– Тут у нас есть кафе, – проговорил журналист, с любопытством разглядывая Лену, – вот там мы и посидим.
Действительно, ниже этажом, несмотря на поздний час работало небольшое кафе. Николай усадил Лену в самый угол, подошел к буфетчице, бойкой веселой тетке лет пятидесяти, и через минуту принес две чашечки отвратительного кофе и две больших рюмки соответствующего коньяка.
Лена с удивлением посмотрела на коньяк и твердо проговорила:
– Я на работе не пью.
– А я пью, – отозвался Николай с сальной улыбкой и одним махом осушил свою рюмку.
Затем он придвинулся ближе к Лене и профессионально-задушевным голосом осведомился:
– И кто же ты такая, интересно?
– Я же вам сказала – лейтенант Синицына, ответила девушка без прежней уверенности, – и пожалуйста, обращайтесь ко мне на «вы».
– Тогда документик покажите, пожалуйста, насмешливо проговорил журналист, – или дома забыли документик? Девочка, кого ты хочешь обмануть? Да я старый газетный волк, я людей насквозь вижу! Что, я мента не узнаю? Мент, он и в юбке мент!
Лена на мгновение смешалась.
Николай повернулся к буфетчице и крикнул:
– Лерочка, сделай мне еще пятьдесят грамм!
Воспользовавшись этим мгновением, Лена выплеснула свой коньяк в стоявший рядом с ней аквариум.
Николай снова повернулся к ней, увидел пустую рюмку, и в его взгляде мелькнуло уважение.
– И даме тоже сделай! – крикнул он через плечо.
– Ну, так кто же ты такая, лапочка? – снова спросил он, понизив голос. – Колись по-быстрому! Дочка этого профессора?
– Как… как вы… как вы догадались? – Лена очень натурально изобразила удивление.
– Котик, – Николай улыбнулся снисходительно, – поживешь с мое… я ведь – газетчик, а это значит – и психолог, и детектив; и писатель, и все в одном, так сказать, флаконе…
«Ну, распустил хвост! – подумала Лена. – Так, глядишь, и что-нибудь полезное выболтает».
Вслух она сказала:
– Значит, у вас не только три имени, но и профессии тоже три?
– Гораздо больше, солнышко, гораздо больше! – промурлыкал Николай, положив ладонь ей на руку.
Лена осторожно высвободила руку из липких пальцев журналиста.
В это время, призывно виляя бедрами, к их столику подошла барменша и поставила на столешницу две полные рюмки.
– Спасибо, Лерочка, – Николай всем корпусом повернулся к тетке и увесисто шлепнул ее пониже спины, – спасибо, цветок душистых прерий!
Одна ты понимаешь ранимую душу журналиста!
– Уймись, ты, ранимая душа, – беззлобно усмехнулась тетка и вернулась к себе за стойку.
Воспользовавшись тем, что Николай отвлекся, Лена вылила вторую рюмку в аквариум и сделала вид, что пьет.
Журналист повернулся к ней и с уважением уставился на пустую рюмку в ее руке.
– А ты молодец, – проговорил он, – обогнала старого газетного волка… надо нагонять…
С этими словами он лихо опрокинул вторую рюмку. Глаза у него несколько затуманились.
– Чур, теперь я заказываю, – Лена встала и, старательно изображая несколько нетвердую походку, задевая столы и чуть не уронив подвернувшийся на пути стул, направилась к бару за следующей порцией горючего.
Барменша взглянула на нее с любопытством, но ничего не сказала и налила коньяк.
Вернувшись к столу, Лена поставила коньяк перед журналистом и села, имитируя легкую степень опьянения.
– Ну что, зайчик, – заговорил Николай, подняв рюмку, – решила, говоришь, за папочку вступиться? Брось, дохлое дело! Тем более что выборы давно прошли… поезд ушел, ту-ту!
– Не в выборах дело, – возмущенно проговорила девушка, – дело в его добром имени!
– Доброе имя! – журналист оглушительно захохотал, откршувшись на спинку стула и прикрыв глаза. – Доброе имя! Да мы, котик ты мой пушистый, живем уже даже не в двадцатом, а в двадцать первом веке, а ты все еще мыслишь категориями девятнадцатого!
Лена, пользуясь тем, что Николай, увлеченный своими разглагольствованиями, не следит за ней, выплеснула в аквариум следующую рюмку. Ей показалось, что рыбки ведут себя как-то странно плавают по синусоиде и постоянно натыкаются на прозрачные стенки.
– Доброе имя! – повторил корреспондент, отсмеявшись и проглотив свой коньяк. – Надо будет запомнить, ребятам расскажу это ведь смешнее любого анекдота!
– У отца больное сердце! – с чувством проговорила Лена. – Он после вашей статьи тяжело болел!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59