— Я знаю, — кивнула она, невзначай выдав себя с головой.
— В самом деле? — рассмеялся Хаксли. — Откуда же?
Ах, что она наделала? Ведь необходимо соблюдать условности.
Преподобный Уинслоу сказал. — Линдсей так и замерла, боясь, как бы виконт не начал выяснять, что еще сказал преподобный Уинслоу. Однако тот ничего не спросил.
Я принесла вам немного еды, — промолвила девушка, когда снова обрела силы продолжать. — И еще, я подумала, быть может, вы будете рады, если я посмотрю, нельзя ли, выделить вам кого-нибудь из прислуги, чтобы здесь убирала и стряпала для вас, милорд.
Ну вот видите? — Улыбка его была ехидной, но какой же обаятельной!
Что вижу? — слабо пискнула Линдсей.
;
Я был прав — вы очень добры и благородны. И возможно, не откажетесь называть меня Эдвардом? Хотя бы когда мы одни?
Ох, не следовало им находиться наедине! Как ни была Линдсей проста и неискушенна, но все же прекрасно понимала, что благовоспитанным молодым девицам не пристало проводить время наедине с мужчиной. А уж тем более чуть ли не у него на коленях!
— Мне пора идти.
Хаксли небрежно свесил ноги на пол и уселся бок о бок гостьей.
— Почему же? — Он снова взял ее за руку.
— Потому что… потому… — Ну что бы сказать? Ведь на самом деле ее никто не ждет.
Ну так я и думал. Можете оставаться здесь сколько хотите. И кстати, пока вам не пришла на ум глупейшая идея, будто вы мне мешаете… — Он поднес пальчики Линдсей к губам, но по-прежнему не сводил глаз с ее лица. — Так вот имейте в виду, вы мне абсолютно не мешаете. А вам уже кто-нибудь говорил, какие у вас изумительные синие глаза? И какие они загадочные? Темные и таинственные.
— Нет, милорд. — Внутри у нее все так и сжалось.
— Эдвард?
Девушка затравленно огляделась.
— Эдвард.
Может, если открыть окно, у нее не будет так кружиться голова?
— После нашей прошлой встречи я очень много думал о вас.
— Правда?
— О еще, как много. И знаете, я просто измучился от желания задать несколько вопросов, хотя и не чаял выяснить все так скоро. — Его дыхание щекотало ей пальцы. Наконец он легонько прижал их к губам и опустил ее руку к себе на колено. — Полагаю, вы привыкли к преследованиям поклонников?
О чем это он?
— Н-нет.
— Да бросьте вы. Не надо скромничать. Много ли предложений руки и сердца вы выслушали в прошлый бальный сезон?
— Я… я никогда не посещала бальный сезон, милорд.
— Эдвард.
— Эдвард.
— У вас такой необыкновенный голос, Линдсей. — Хаксли произнес ее имя, точно смакуя его на языке, разделив на два четких, нежных слога. — Низкий… чарующий. Ласкающий слух.
— Спа… спасибо.
Под ладонью Линдсей ощущала твердые крепкие мускулы. Сказать правду, хотя виконт и накрыл ее руку своей, но так осторожно, что девушке не составило бы никакого труда высвободиться. Но она не хотела.
— Просто не могу поверить в свою удачу. Так вы не обручены?
— Нет! — Ну это уже слишком.
Виконт ласково погладил локоны девушки. Движение его было таким быстрым, что Линдсей не успела даже понять, как это произошло.
— А какие у вас мягкие и светлые волосы. Знаете, когда я открыл глаза и увидел, что вы склоняетесь надо мной в отсветах камина, мне показалось, что вы не земной дух, а чудесное видение.
…Никто раньше не говорил ей таких красивых слов…
— Вы прелестно краснеете. — Хаксли коснулся ее щеки. Это едва ощутимое прикосновение опалило ее подобно огню. — Вам скоро двадцать, да, Линдсей? Я не ошибся?
— Откуда вы знаете?
И с чего бы это такой красивый и светский мужчина интересуется, сколько ей лет?
— Я специально узнавал. И просто не могу поверить, вы еще ни с кем не сговорены.
Девушке казалось, будто внутри ее все так и тает, невольно качнулась к виконту.
— Жизнь в Трегоните очень уединенная, ми… Эдвард. И у меня столько дел.
Вот именно, множество важных дел, и забывать о них нельзя. Так почему же ей хочется лишь одного — оставаться здесь, снова и снова ощущать его прикосновения, оказаться в его объятиях? У Линдсей перехватило дыхание.
Хаксли нахмурился и полуобнял ее за плечи.
Вам нехорошо?
Да… нет.
Лицо его было так близко, что она могла разглядеть даже крохотные морщинки, разбегавшиеся от уголков его глаз. Брови у него были густые и прямые — вразлет. Одна из них поползла вверх в безмолвном вопросе.
Девушка понимала, что неприлично так глазеть на мужчину, но разве она могла перестать?
— Значит, преподобный Уинслоу был вашим наставником и в мирских делах? — негромко осведомился виконт, не сводя глаз с ее губ.
— Да.
— И что он рассказал вам про отношения мужчин и женщин?
— Боюсь, я не понимаю.
Эдвард скользнул рукой по шее девушки, провел пальцем вверх до ямочки у нее на подбородке.
— А по-моему, все же понимаете. Признайтесь, вы ведь сейчас что-то чувствуете? Со мной?
Бедняжка затрепетала.
Да.
Я в этом не сомневался. Я сам тоже ощущаю это, а так бывает лишь тогда, когда чувство взаимно. Я никогда не испытывал подобного прежде.
Правда? — Линдсей застенчиво улыбнулась.
— Ты сама невинность. — Виконт засмеялся, но в глазах его не было и тени улыбки. — Ей-богу, воплощение невинности. Я и не верил, что в наши дни еще встречаются такие редкие исключения.
Слова его ставили девушку в тупик.
— Но я очень много читала… Эдвард. Его преподобие говорит, я очень даже много чего знаю, даже больше, чем следовало бы юной леди. Хотя я не так уж и молода.
— Ты еще совершенное дитя, — ласково проговорил Хаксли. — Подумай-ка еще раз. Что говорил твой учитель о мужчинах и женщинах и о том, что происходит, когда они остаются вдвоем?
Линдсей объяло смутное беспокойство. Может, виконт пытается ей что-то втолковать, а она никак не понимает? Но ведь он же не имеет в виду тот пережитый ужас, что роднил их! Она собралась с мыслями.
— Он говорил, что мужчины и женщины очень не похожи друг на друга.
— Какая проницательность!
— Он говорил, есть какой-то… гм… химический элемент, и из-за него, когда мужчины остаются наедине с женщинами, которые им… ну, в общем, нравятся, им хочется согрешить.
Хохот виконта удивил и испугал Линдсей. Она отпрянула, было, но Хаксли удержал ее.
— Согрешить? — Он снова засмеялся, но взял себя в руки. — А славный преподобный отец объяснял тебе, что такое грех?
— Не очень ясно, — совершенно серьезно отозвалась девушка.
— Но, кажется, я и сама знаю.
— Ага. — Нагнувшись ближе, Эдвард прижался щекой к ее щеке. — И скажи, исходя из того, что тебе известно, ты считаешь, что грешить очень дурно?
Его щека была шершавой — восхитительно приятно-шершавой и колючей. Слабея, Линдсей оперлась рукой о широкое плечо виконта.
— Ну наверное, нет. Разумеется, если мужчина и женщина… небезразличны друг другу.
— В одном его преподобие прав. Ты очень много знаешь — по крайней мере в этом вопросе, мое дивное видение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98