Лена заметила, что дом понравился новой хозяйке.
– Синьор Романелли унаследовал эту мебель от своей бабушки. Все находилось на складе, когда он приехал в Венецию и сообщил, что вскоре здесь поселятся его жена и сын.
– Вы знали его бабушку? – спросила Жюльетт, расстегивая блузку. Наступило время кормления, послышались всхлипывания проголодавшегося Мишеля.
– Я много лет проработала у нее. После ее смерти мне пришлось наняться на не слишком приятное место, и я почувствовала себя по-настоящему счастливой, когда синьор Романелли предложил стать экономкой в его новом доме. Я, конечно, давно знала: он постоянно разъезжает по делам, но такая приятная неожиданность узнать, что он привозит в Венецию жену и новорожденного сына!
– Да, это и в самом деле неожиданность, – задумчиво произнесла Жюльетт, усаживаясь и принимая из рук экономки Мишеля. – Это как-нибудь повлияет на ваше положение здесь?
– Ни в коей мере, синьора. Я рада, что у Марко появилась семья и буду изо всех сил стараться, чтобы вам понравилась моя работа.
– Ну, конечно же… Я уже слышала, что вы замечательная кухарка, с вами трудно соперничать в этом искусстве.
Лене очень польстили слова новой госпожи.
– Превосходный ужин уже приготовлен, спускайтесь вниз, как только покормите маленького Мишеля, а я тем временем распакую ваши вещи.
Она вышла из комнаты, тихонько притворив за собой дверь. Жюльетт посмотрела на сосущего младенца и кончиками пальцев нежно погладила его по темным волосикам. До самого момента его появления на свет она не понимала, что найдет в нем новый источник любви, заполнивший пустоту, возникшую с уходом Николая.
Когда Мишель уже удовлетворенно посапывал в кроватке, она спустилась в большой зал, где ее ожидал Марко, расположившийся на широком диване с высокой спинкой в венецианском стиле. Кроме дивана в комнате стоял только резной буфет и несколько столиков у стены.
– Я не могла предположить, что здесь такая восхитительная мебель, – с восторгом сказала Жюльетт. – Ты говорил о пустом доме. Но ведь эти вещи требуют пространства, чтобы видеть их прелесть. Это достояние твоей семьи, по завещанию перешедшее к тебе от бабушки?
– Да. Думаю, комнаты казались мне полупустыми из-за тех коробок с часами, картинами и другими вещами, которые стоят нераспакованные на верхнем этаже, – он налил в бокалы белый аперитив.
– Ты разрешишь мне самой распаковать их? – попросила Жюльетт, с нетерпением желая увидеть все старинные вещи, которые до сих пор скрыты в ящиках и сундуках.
– Да, конечно. Я только на это и рассчитывал, – Марко протянул ей бокал. – Посмотрим, как тебе понравится эта «тень». Неплохое сухое вино.
Брови Жюльетт удивленно поднялись.
– Почему ты называешь вино «тенью»?
– Его так всегда называли в Венеции. В старину, когда торговцы продавали вино на площади Святого Марка, покупатели уходили пробовать его с палящей летней жары на середине площади в тень зданий, – взгляд Марко задержался на жене, он поднял бокал. – Я хочу выпить за то, чтобы в этом доме между нами не пролегли никакие тени.
Жюльетт сделала глоток, повторив про себя его тост. Все тени – в прошлом. Ради Марко и ради нее самой они должны остаться там навсегда.
Ужинали, сидя в одном конце длинного стола на двух изысканных стульях с высокими спинками, остальные десять стульев были придвинуты к стене. Жюльетт подумала, что сидеть на таком стуле нужно в одеянии из бархата и с прической, убранной драгоценными камнями, как у венецианок эпохи Тициана. Когда она сказала об этом Марко, тот рассмеялся и ответил, что в Венеции поражает не древность, а современность, которая встречается крайне редко. Эта шутка развеселила Жюльетт и немного уменьшила чувство неприятного напряжения от пребывания в чужой обстановке. Как обычно, он поцеловал ее на прощание у дверей спальни. Интересно, сколько времени он будет довольствоваться поцелуем у двери?
* * *
Утром Жюльетт выглянула из окна спальни и впервые увидела Венецию при дневном свете. Зимнее солнце ярко светило, небо было ясным, из окна открывался непритязательный вид на дворик внизу, замкнутый стенами расположенных вокруг зданий, единственным выходом из него оказалась дорожка, по которой они пришли с площади. Жюльетт взглянула на маленький садик, деревья которого распростерли ветви над патио. Среди деревьев были расставлены статуи. Она вспомнила рассказ Марко, что в Венеции множество роскошных садов, спрятанных от взглядов прохожих за высокими стенами, перед ней был один из таких укромных уголков. Жюльетт чувствовала, как тенист и прохладен бывает этот сад летом, когда горячее итальянское солнце буквально выжигает город.
Спустившись к завтраку, она увидела только один прибор. Лена, принесшая кофе, пояснила:
– Синьор уже ушел на работу, но зайдет за вами чуть позже. Он подумал, вы захотите подольше отдохнуть после путешествия.
– О, у меня было больше чем достаточно отдыха в течение последних недель беременности, – ответила Жюльетт, разворачивая льняную салфетку и кладя ее на колени. – Теперь я собираюсь наилучшим образом воспользоваться временем, которым располагаю. Конечно, насколько мне позволит маленький Мишель.
Жюльетт выкупала и накормила малыша, снова уложила его в кроватку и начала исследование дома. Наверху она отыскала коробки и ящики, но с распаковкой решила подождать до следующего дня. Еще не было десяти, когда Жюльетт, одетая для прогулки, попросила Лену присмотреть за Мишелем, а сама направилась в Палаццо Орфей, где надеялась встретить Марко.
На площади она остановилась у похожего на гриб колодца и долго рассматривала величественное здание дворца, блуждая взглядом по витым перилам балконов, поддерживаемых гордо восседающими на постаментах каменными львами. Над великолепной входной дверью находился герб могущественного семейства Пезаро, много столетий назад построившего этот дворец. В одном из зданий, расположенных на противоположной части площади, кто-то играл на фортепиано, музыка легко порхала над площадью, сливаясь с атмосферой чисто венецианского изящества. В лучах утреннего солнца Жюльетт заметила то, что ускользнуло от ее взгляда ночью: окна дворца были составлены из кусочков средневекового стекла, отливавшего в солнечном свете голубизной, золотом и серебром. Жюльетт, захваченная красотой Палаццо, не сразу заметила двух модно одетых дам, которые подошли к крыльцу и позвонили.
Им открыла очаровательная женщина с чертами римской патрицианки, великолепными темными глазами и густыми каштановыми волосами, причесанными в греческом стиле. На ней была зеленая бархатная юбка, жакет средней длины с вышитым арабским узором, рукава жакета напоминали крылья свободно парящей птицы, что сразу указывало на создателя модели:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Синьор Романелли унаследовал эту мебель от своей бабушки. Все находилось на складе, когда он приехал в Венецию и сообщил, что вскоре здесь поселятся его жена и сын.
– Вы знали его бабушку? – спросила Жюльетт, расстегивая блузку. Наступило время кормления, послышались всхлипывания проголодавшегося Мишеля.
– Я много лет проработала у нее. После ее смерти мне пришлось наняться на не слишком приятное место, и я почувствовала себя по-настоящему счастливой, когда синьор Романелли предложил стать экономкой в его новом доме. Я, конечно, давно знала: он постоянно разъезжает по делам, но такая приятная неожиданность узнать, что он привозит в Венецию жену и новорожденного сына!
– Да, это и в самом деле неожиданность, – задумчиво произнесла Жюльетт, усаживаясь и принимая из рук экономки Мишеля. – Это как-нибудь повлияет на ваше положение здесь?
– Ни в коей мере, синьора. Я рада, что у Марко появилась семья и буду изо всех сил стараться, чтобы вам понравилась моя работа.
– Ну, конечно же… Я уже слышала, что вы замечательная кухарка, с вами трудно соперничать в этом искусстве.
Лене очень польстили слова новой госпожи.
– Превосходный ужин уже приготовлен, спускайтесь вниз, как только покормите маленького Мишеля, а я тем временем распакую ваши вещи.
Она вышла из комнаты, тихонько притворив за собой дверь. Жюльетт посмотрела на сосущего младенца и кончиками пальцев нежно погладила его по темным волосикам. До самого момента его появления на свет она не понимала, что найдет в нем новый источник любви, заполнивший пустоту, возникшую с уходом Николая.
Когда Мишель уже удовлетворенно посапывал в кроватке, она спустилась в большой зал, где ее ожидал Марко, расположившийся на широком диване с высокой спинкой в венецианском стиле. Кроме дивана в комнате стоял только резной буфет и несколько столиков у стены.
– Я не могла предположить, что здесь такая восхитительная мебель, – с восторгом сказала Жюльетт. – Ты говорил о пустом доме. Но ведь эти вещи требуют пространства, чтобы видеть их прелесть. Это достояние твоей семьи, по завещанию перешедшее к тебе от бабушки?
– Да. Думаю, комнаты казались мне полупустыми из-за тех коробок с часами, картинами и другими вещами, которые стоят нераспакованные на верхнем этаже, – он налил в бокалы белый аперитив.
– Ты разрешишь мне самой распаковать их? – попросила Жюльетт, с нетерпением желая увидеть все старинные вещи, которые до сих пор скрыты в ящиках и сундуках.
– Да, конечно. Я только на это и рассчитывал, – Марко протянул ей бокал. – Посмотрим, как тебе понравится эта «тень». Неплохое сухое вино.
Брови Жюльетт удивленно поднялись.
– Почему ты называешь вино «тенью»?
– Его так всегда называли в Венеции. В старину, когда торговцы продавали вино на площади Святого Марка, покупатели уходили пробовать его с палящей летней жары на середине площади в тень зданий, – взгляд Марко задержался на жене, он поднял бокал. – Я хочу выпить за то, чтобы в этом доме между нами не пролегли никакие тени.
Жюльетт сделала глоток, повторив про себя его тост. Все тени – в прошлом. Ради Марко и ради нее самой они должны остаться там навсегда.
Ужинали, сидя в одном конце длинного стола на двух изысканных стульях с высокими спинками, остальные десять стульев были придвинуты к стене. Жюльетт подумала, что сидеть на таком стуле нужно в одеянии из бархата и с прической, убранной драгоценными камнями, как у венецианок эпохи Тициана. Когда она сказала об этом Марко, тот рассмеялся и ответил, что в Венеции поражает не древность, а современность, которая встречается крайне редко. Эта шутка развеселила Жюльетт и немного уменьшила чувство неприятного напряжения от пребывания в чужой обстановке. Как обычно, он поцеловал ее на прощание у дверей спальни. Интересно, сколько времени он будет довольствоваться поцелуем у двери?
* * *
Утром Жюльетт выглянула из окна спальни и впервые увидела Венецию при дневном свете. Зимнее солнце ярко светило, небо было ясным, из окна открывался непритязательный вид на дворик внизу, замкнутый стенами расположенных вокруг зданий, единственным выходом из него оказалась дорожка, по которой они пришли с площади. Жюльетт взглянула на маленький садик, деревья которого распростерли ветви над патио. Среди деревьев были расставлены статуи. Она вспомнила рассказ Марко, что в Венеции множество роскошных садов, спрятанных от взглядов прохожих за высокими стенами, перед ней был один из таких укромных уголков. Жюльетт чувствовала, как тенист и прохладен бывает этот сад летом, когда горячее итальянское солнце буквально выжигает город.
Спустившись к завтраку, она увидела только один прибор. Лена, принесшая кофе, пояснила:
– Синьор уже ушел на работу, но зайдет за вами чуть позже. Он подумал, вы захотите подольше отдохнуть после путешествия.
– О, у меня было больше чем достаточно отдыха в течение последних недель беременности, – ответила Жюльетт, разворачивая льняную салфетку и кладя ее на колени. – Теперь я собираюсь наилучшим образом воспользоваться временем, которым располагаю. Конечно, насколько мне позволит маленький Мишель.
Жюльетт выкупала и накормила малыша, снова уложила его в кроватку и начала исследование дома. Наверху она отыскала коробки и ящики, но с распаковкой решила подождать до следующего дня. Еще не было десяти, когда Жюльетт, одетая для прогулки, попросила Лену присмотреть за Мишелем, а сама направилась в Палаццо Орфей, где надеялась встретить Марко.
На площади она остановилась у похожего на гриб колодца и долго рассматривала величественное здание дворца, блуждая взглядом по витым перилам балконов, поддерживаемых гордо восседающими на постаментах каменными львами. Над великолепной входной дверью находился герб могущественного семейства Пезаро, много столетий назад построившего этот дворец. В одном из зданий, расположенных на противоположной части площади, кто-то играл на фортепиано, музыка легко порхала над площадью, сливаясь с атмосферой чисто венецианского изящества. В лучах утреннего солнца Жюльетт заметила то, что ускользнуло от ее взгляда ночью: окна дворца были составлены из кусочков средневекового стекла, отливавшего в солнечном свете голубизной, золотом и серебром. Жюльетт, захваченная красотой Палаццо, не сразу заметила двух модно одетых дам, которые подошли к крыльцу и позвонили.
Им открыла очаровательная женщина с чертами римской патрицианки, великолепными темными глазами и густыми каштановыми волосами, причесанными в греческом стиле. На ней была зеленая бархатная юбка, жакет средней длины с вышитым арабским узором, рукава жакета напоминали крылья свободно парящей птицы, что сразу указывало на создателя модели:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101