– Мы будем отдыхать, если и когда ты решишь, – неохотно согласился он.
Жизель принялась помогать ему собирать вещи и седлать лошадей. Страшно не хотелось бросать пещеру, страшно не хотелось целыми днями снова трястись в седле. И хотя тяжело было смотреть на Найджела, раненого и беспомощного, остановиться и провести какое-то время в одном месте все-таки не мешало. Каким-то странным образом пещера стала восприниматься как дом, которого у нее не существовало уже целый год. Это было глупо. Пещера, конечно, не могла стать домом. Целая Франция не могла стать домом, а только могилой. Найджел был абсолютно прав. Надо снова двигаться вперед. Придется только беспокоиться за каждый его шаг на этом пути.
Они поехали медленно, не торопясь, словно направлялись к родственникам на семейный праздник. Жизель настояла, чтобы они устроили долгую передышку в полдень, не обращая внимания на ругательства, которые Найджел бормотал себе под нос. Она с невозмутимым видом выслушала возражения по поводу того, что ему нужно поспать не меньше часа, прежде чем они тронутся дальше. Тем не менее, несмотря на все заботы, он выглядел бледным и стал немного неуверенно чувствовать себя в седле ближе к вечеру.
В первую очередь Жизель распаковала постель и заставила его прилечь, затем занялась лошадьми и костром. Потом пришел черед Найджела. Она осмотрела рану и помогла ему смыть дневную грязь и пот. Поев, он повеселел, и она с облегчением перевела дух. Впереди у них было несколько дней такого неспешного передвижения, и она начала склоняться к мысли, что для него это обойдется без каких-либо серьезных последствий.
Когда Жизель легла рядом с ним, он привлек ее к себе и поцеловал. Она улыбнулась, когда Найджел чертыхнулся, просто удерживая ее. Он выздоровел достаточно, чтобы думать о том, как бы заняться любовью, но явно недостаточно, чтобы заняться ею на деле. От его большого тела веяло теплом. Свернувшись калачиком рядом, она закрыла глаза. Сейчас, когда ему больше не грозила смерть, когда он уверенно шел на поправку, ей все чаще приходила мысль о том, как прекрасна страсть, которой они могут поделиться друг с другом. Несколько следующих ночей станут, наверное, жутко длинными.
На третью ночь их путешествия Жизель сняла ему швы. Найджел настаивал, что это давно надо было сделать, но она колебалась. Меньше всего ей хотелось зашивать ему рану заново, потому что двигались они очень быстро и, кроме того, она могла ошибиться, оценивая его состояние. Внимательно осмотрев его, Жизель все-таки пришла к выводу, что рана затянулась. Кожа была розовой и тонкой, но опасности, что рана откроется, не существовало.
Теперь он выздоровел вполне достаточно, чтобы начать учить ее управляться с мечом. Сначала из-за долгих каждодневных переездов на это не оставалось сил. Тем не менее Найджел кое-что объяснил ей, например как держать меч, как двигаться в разных ситуациях, как делать выпад и отражать удар. Поначалу было очень непривычно, что она крутится туда-сюда, а он, растянувшись на постели, только подсказывает ей направление, но потом обвыкла. Сейчас он мог уже и сам показать кое-какие приемы. После дня, проведенного в пути, его стало хватать не только на занятия с ней, но и на тренировочные бои.
– Все, я поправился, – заявил Найджел, прервав ее раздумья и поглаживая свежий шрам.
– Почти поправился, – пробормотала Жизель. Она сидела на нем верхом, и это ее отвлекало. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о сражении на мечах. – В швах больше нет нужды. Но это не значит, что мышцы смогут выдержать сильный удар. Поэтому будь осторожен.
Найджел провел руками по ее бокам, погладил бедра.
– Знаешь, о чем я думал, когда начал выздоравливать?
– Интересно о чем? – Хотя можно было не спрашивать, видя, как темнеют, наполняясь лаской, его янтарные глаза.
– О том, чем было не так легко заниматься, пока я был слабым, беспомощным и раненым. – Он тихо бормотал слова, а сам целовал ее в нежный изгиб шеи.
Улыбнувшись, Жизель наклонилась над ним, приложилась губами к шраму и почувствовала, как он поежился от поцелуя. В первый раз за три последние ночи она не могла не подумать, как прекрасно будет заняться с ним любовью. Это отвлекло ее от более насущного занятия – от сна. Она попыталась остудить себя, напомнив себе о женщине в Шотландии, которую Найджел явно любил до сих пор. Но той сейчас не было здесь. Она также попыталась уцепиться за его слова, которые он сказал перед тем, как его ранили, по поводу выкупа и того, что никакой мужчина от него не откажется. Но с легкостью отбросила их в сторону, потому что было понятно: он сказал так, чтобы раздразнить противника.
Жизель невольно покачала головой, недовольная, что не может прийти ни к какому выводу относительно Найджела, кроме того, что хочет его. В этот момент она действительно желала его. Ей до боли не хватало связывавшего их наслаждения, которое грело ее и с легкостью помогало забыть обо всех несчастьях, всех сомнениях и страхах. Ласково и с удовольствием целуя его плоский живот, она услышала, как он тяжело задышал, и ощутила в себе проснувшуюся смелость.
Ей вдруг стало интересно, что произойдет, если не он, а она будет любить его. Смутившись, Жизель все равно не могла избавиться от этой мысли. Он на деле доказал, какой прекрасной может быть страсть. Он всегда сам начинал склонять ее заняться любовью, учил ее, направлял ее. Так почему же теперь, когда она стала такой желанной, ей самой не воспользоваться обретенными знаниями и не вернуть ему хотя бы часть радости, которой он одаривал ее?
Чем больше Жизель думала об этом, тем смелее становилась. Вместе со смелостью росло желание. Она вспомнила, как он заставлял бежать жар по жилам, и неожиданно ей захотелось то же самое сделать для него. Для нее не было секрета в том, что он желает ее. Но сейчас ей захотелось окунуть его в лихорадочную, слепую страсть, что он часто проделывал с ней. Это будет сладкая и пленительная месть, если он согласится.
Только одно удерживало ее от того, чтобы сразу осуществить задуманное. Что, если ее смелость вдруг почему-то оскорбит Найджела? Что, если из-за этого он плохо подумает о ней? Жизель отбросила в сторону неожиданные сомнения. Если она заметит у него хоть какой-нибудь признак отвращения или неудовольствия, она остановится и признается в собственном невежестве. И это было бы правдой. Потому что никто, включая мужа, не учил ее, что можно делать с мужчиной и что нельзя.
От прикосновения ее длинных пальцев Найджел задрожал. Она расстегнула на нем лосины. Только беспомощность не позволяла ему заняться с ней любовью с того момента, как прошла лихорадка. Было бы грустно и обидно, если бы в разгар всего вдруг разошлись швы и он залил бы ее кровью или, хуже того, сил не хватило бы, чтобы все закончить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81