– А кто живёт рядом с тобой?
– Сёстры Кавендиш, учительницы на пенсии, очень тихие и скромные.
В час дня, облачившись в пуховики, замотавшись шарфами и натянув шерстяные шапочки, варежки и ботинки, они направились к строению два, где находилось жилище Райкера. Шли под ручку, как выходили на прогулку после операции. Теперь это стало для них приятным обыкновением, а для посторонних -волнующим поводом для досужей болтовни.
Подбородок и уши Полли утопали в складках красного шерстяного шарфа шестифутовой длины, концы которого спускались на грудь и спину.
– Подарок Линетт, – сообщила она.
– А ты что ей подарила?
– Косметический набор – фиалковое мыло, ароматическое масло для ванны и туалетную воду. Ей всю жизнь нравился только аромат фиалок.
– А я-то всегда гадал, что за душок витает у неё на Плезант-стрит. Думал, это полироль для мебели.
– О, Квилл, какой ты противный! У фиалки дивный аромат. Чтобы долго не ломать голову, я послала такой же набор сестре в Цинциннати. И она уже звонила мне сегодня утром, чтобы сказать, как ей понравился мой подарок.
– А часто ли те, кому ты даришь подарки, звонят, чтобы выразить свое неудовольствие?
– Не строй из себя циничного журналиста!
Прибыв к месту назначения, они были встречены в дверях веселой троицей: сияющим хозяином в красной шерстяной рубашке, пухлой прелестной хозяюшкой в кухонном переднике и их котом, в неизменном чёрном смокинге с белой манишкой и белоснежных носочках. Тулуз выглядел лукаво-довольным – удачливый бродяга, обретший уютный кров и сытный стол в доме искусной кулинарки. Женщины обнялись и обменялись комплиментами по поводу того, как прекрасно выглядит каждая из них. Мужчинам, дружившим с детства, достаточно было и взгляда.
В гостиной стояло сосновое деревце, украшенное так же, как и в прошлое Рождество, когда Райкер справляли свадьбу: белые, отливающие перламутром елочные игрушки, белые голуби, белый серпантин. Под деревом лежали пакеты в нарядных упаковках включая и те, что прислали Полли и Квиллер. Аромат сосновой хвои мешался с аппетитным запахом томящейся в духовке индейки и горячего глинтвейна.
Милдред сняла передник и присоединилась к остальным, уже рассевшимся вокруг низкого столика, который уставлен был горячими и холодными закусками.
Полли сказала:
– Ходить к вам в гости – одно удовольствие. Милдред не суетится на кухне, не ждёт, что кто-то ей поможет, и всё у неё получается просто замечательно: горячее – горячим, холодное – холодным.
– Верно! – поддержал Квиллер.
И поскольку вся четверка дружно накинулась на закуски, разговор вёлся урывками.
О краже:
– Кто-то из своих! Посторонний мог бы их украсть только, если бы его навёл один из завсегдатаев.
О Линетт:
– Она вдруг помолодела лет на десять. Уж не влюблена ли?.. Двадцать лет назад её обманули, и с тех пор она никого к себе не подпускала… Может, это Уэзерби Гуд? Она находит его привлекательным.
О Джордже Бризе:
– Что он делает в Индейской Деревне?.. Его дом на Сэндпит-роуд выставлен на продажу… Жена от него сбежала. Странно только, почему она так долго собиралась.
О Кармайклах:
– Такая большая разница в возрасте… Он, конечно, удачное приобретение для нашего общества, а она не находка… Кто-то должен поговорить с ней насчёт её манеры одеваться.
– У неё такие пухлые губы, – заметила Поли. – Они что, от природы такие?
– Прямо как у рыбы, – вставила Милдред. – Что бы заиметь такие, только и нужно, что обратиться к пластическому хирургу.
И всё-то ты знаешь, – вставил Райкер.
Тулуз торжественной поступью прошествовал в гостиную и потёрся о ноги хозяйки, напоминая, что индейка готова. Милдред нафаршировала её коричневым рисом с грецкими орехами и подала к ней запечённый сладкий картофель в апельсиновом желе, брокколи под кунжутной подливой и два вида клюквенного соуса.
– Пришлось приготовить два, – пояснила она. -Иначе индейка оказалась бы сухой, а начинка – сырой. Есть такая примета, просто суеверие.
– Глупость, конечно, – бросил её муж. – Но я не могу его побороть.
Квиллер заявил, что никогда не был суеверным.
– Ещё ребенком я нарочно ходил под лестницами и наступал на трещины на асфальте.
– И посмотрите, кем он стал! – подхватил Райкер. – Счастливейшим из смертных на всем северо-востоке центральных штатов.
Милдред припомнила, что во времена первых поселенцев в здешних краях считалось плохой приметой свистеть в шахтах, убить дятла во время лесоповала или уронить нож на палубу рыболовного судна.
– В наши дни, – заметила Полли, – мы потешаемся над суевериями, но живем с оглядкой на них. Линетт, отправляясь сыграть партию в бридж, всегда надевает бабушкино кольцо и почти всегда выигрывает.
– Что угодно сработает, если веришь, что сработает, – пожал плечами Квиллер. – Надевая кольцо на палец, она надеется на выигрыш. Это положительный посыл, который помогает ей ясно мыслить и делать правильные ходы.
– Правильные ставки, – поправил Арчи. – Ты путаешь карты с шахматами.
Подмигнув остальным, Милдред подколола:
– А вот Арчи, когда обувается, всегда начинает с правой ноги.
– Суеверия тут ни при чём. Просто так удобнее, – возразил он – Привычка, выработанная ради экономии времени и энергии.
– Да? Ты никогда не говорил мне, – с невинным видом заявила Милдред. – Но если тебе случается надеть сначала левый ботинок, ты почему-то снимаешь его и начинаешь всё по новой.
– Кому нужен опекун? А у меня есть опекунша, которая следит за каждым моим шагом.
– У-уф! После праздников придётся сесть на диету, – вздохнула Милдред.
– Разве не удивительно, – продолжала Полли, – что так много суеверий связано с ногами? Например, в башмак кладут пенни на удачу или надевают непарные носки, чтобы сдать экзамен. Бутси перед едой обязательно лизнёт свою лапу три раза – не больше и не меньше.
– Может кто-нибудь объяснить мне, – включился в разговор Квиллер, – почему Коко всегда ест повернувшись хвостом к северу? Где ему ни предложат перекусить, он знает, в какой стороне север. А Юм-Юм всегда подходит к миске слева. Если слева что-то стоит и мешает ей подойти, она просто не станет есть.
Арчи издал стон:
– Ваш разговор становится чересчур мудрёным для меня. Давайте перейдем к десерту.
Вскоре на столе появился традиционный рождественский пудинг с изюмом, и каждому налили по чашечке кофе, а затем начали открывать подарки – не все разом, в безумной суете, а по одному, и каждый из присутствующих застыл в сладостном ожидании.
Первым оказался подарок Квиллеру от Райкеров -сверток странной формы около четырёх футов длиной.
– Стремянка, – предположил он, – Набор для крокета.
Но то была пара снегоступов.
– Вот здорово! – воскликнул он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Сёстры Кавендиш, учительницы на пенсии, очень тихие и скромные.
В час дня, облачившись в пуховики, замотавшись шарфами и натянув шерстяные шапочки, варежки и ботинки, они направились к строению два, где находилось жилище Райкера. Шли под ручку, как выходили на прогулку после операции. Теперь это стало для них приятным обыкновением, а для посторонних -волнующим поводом для досужей болтовни.
Подбородок и уши Полли утопали в складках красного шерстяного шарфа шестифутовой длины, концы которого спускались на грудь и спину.
– Подарок Линетт, – сообщила она.
– А ты что ей подарила?
– Косметический набор – фиалковое мыло, ароматическое масло для ванны и туалетную воду. Ей всю жизнь нравился только аромат фиалок.
– А я-то всегда гадал, что за душок витает у неё на Плезант-стрит. Думал, это полироль для мебели.
– О, Квилл, какой ты противный! У фиалки дивный аромат. Чтобы долго не ломать голову, я послала такой же набор сестре в Цинциннати. И она уже звонила мне сегодня утром, чтобы сказать, как ей понравился мой подарок.
– А часто ли те, кому ты даришь подарки, звонят, чтобы выразить свое неудовольствие?
– Не строй из себя циничного журналиста!
Прибыв к месту назначения, они были встречены в дверях веселой троицей: сияющим хозяином в красной шерстяной рубашке, пухлой прелестной хозяюшкой в кухонном переднике и их котом, в неизменном чёрном смокинге с белой манишкой и белоснежных носочках. Тулуз выглядел лукаво-довольным – удачливый бродяга, обретший уютный кров и сытный стол в доме искусной кулинарки. Женщины обнялись и обменялись комплиментами по поводу того, как прекрасно выглядит каждая из них. Мужчинам, дружившим с детства, достаточно было и взгляда.
В гостиной стояло сосновое деревце, украшенное так же, как и в прошлое Рождество, когда Райкер справляли свадьбу: белые, отливающие перламутром елочные игрушки, белые голуби, белый серпантин. Под деревом лежали пакеты в нарядных упаковках включая и те, что прислали Полли и Квиллер. Аромат сосновой хвои мешался с аппетитным запахом томящейся в духовке индейки и горячего глинтвейна.
Милдред сняла передник и присоединилась к остальным, уже рассевшимся вокруг низкого столика, который уставлен был горячими и холодными закусками.
Полли сказала:
– Ходить к вам в гости – одно удовольствие. Милдред не суетится на кухне, не ждёт, что кто-то ей поможет, и всё у неё получается просто замечательно: горячее – горячим, холодное – холодным.
– Верно! – поддержал Квиллер.
И поскольку вся четверка дружно накинулась на закуски, разговор вёлся урывками.
О краже:
– Кто-то из своих! Посторонний мог бы их украсть только, если бы его навёл один из завсегдатаев.
О Линетт:
– Она вдруг помолодела лет на десять. Уж не влюблена ли?.. Двадцать лет назад её обманули, и с тех пор она никого к себе не подпускала… Может, это Уэзерби Гуд? Она находит его привлекательным.
О Джордже Бризе:
– Что он делает в Индейской Деревне?.. Его дом на Сэндпит-роуд выставлен на продажу… Жена от него сбежала. Странно только, почему она так долго собиралась.
О Кармайклах:
– Такая большая разница в возрасте… Он, конечно, удачное приобретение для нашего общества, а она не находка… Кто-то должен поговорить с ней насчёт её манеры одеваться.
– У неё такие пухлые губы, – заметила Поли. – Они что, от природы такие?
– Прямо как у рыбы, – вставила Милдред. – Что бы заиметь такие, только и нужно, что обратиться к пластическому хирургу.
И всё-то ты знаешь, – вставил Райкер.
Тулуз торжественной поступью прошествовал в гостиную и потёрся о ноги хозяйки, напоминая, что индейка готова. Милдред нафаршировала её коричневым рисом с грецкими орехами и подала к ней запечённый сладкий картофель в апельсиновом желе, брокколи под кунжутной подливой и два вида клюквенного соуса.
– Пришлось приготовить два, – пояснила она. -Иначе индейка оказалась бы сухой, а начинка – сырой. Есть такая примета, просто суеверие.
– Глупость, конечно, – бросил её муж. – Но я не могу его побороть.
Квиллер заявил, что никогда не был суеверным.
– Ещё ребенком я нарочно ходил под лестницами и наступал на трещины на асфальте.
– И посмотрите, кем он стал! – подхватил Райкер. – Счастливейшим из смертных на всем северо-востоке центральных штатов.
Милдред припомнила, что во времена первых поселенцев в здешних краях считалось плохой приметой свистеть в шахтах, убить дятла во время лесоповала или уронить нож на палубу рыболовного судна.
– В наши дни, – заметила Полли, – мы потешаемся над суевериями, но живем с оглядкой на них. Линетт, отправляясь сыграть партию в бридж, всегда надевает бабушкино кольцо и почти всегда выигрывает.
– Что угодно сработает, если веришь, что сработает, – пожал плечами Квиллер. – Надевая кольцо на палец, она надеется на выигрыш. Это положительный посыл, который помогает ей ясно мыслить и делать правильные ходы.
– Правильные ставки, – поправил Арчи. – Ты путаешь карты с шахматами.
Подмигнув остальным, Милдред подколола:
– А вот Арчи, когда обувается, всегда начинает с правой ноги.
– Суеверия тут ни при чём. Просто так удобнее, – возразил он – Привычка, выработанная ради экономии времени и энергии.
– Да? Ты никогда не говорил мне, – с невинным видом заявила Милдред. – Но если тебе случается надеть сначала левый ботинок, ты почему-то снимаешь его и начинаешь всё по новой.
– Кому нужен опекун? А у меня есть опекунша, которая следит за каждым моим шагом.
– У-уф! После праздников придётся сесть на диету, – вздохнула Милдред.
– Разве не удивительно, – продолжала Полли, – что так много суеверий связано с ногами? Например, в башмак кладут пенни на удачу или надевают непарные носки, чтобы сдать экзамен. Бутси перед едой обязательно лизнёт свою лапу три раза – не больше и не меньше.
– Может кто-нибудь объяснить мне, – включился в разговор Квиллер, – почему Коко всегда ест повернувшись хвостом к северу? Где ему ни предложат перекусить, он знает, в какой стороне север. А Юм-Юм всегда подходит к миске слева. Если слева что-то стоит и мешает ей подойти, она просто не станет есть.
Арчи издал стон:
– Ваш разговор становится чересчур мудрёным для меня. Давайте перейдем к десерту.
Вскоре на столе появился традиционный рождественский пудинг с изюмом, и каждому налили по чашечке кофе, а затем начали открывать подарки – не все разом, в безумной суете, а по одному, и каждый из присутствующих застыл в сладостном ожидании.
Первым оказался подарок Квиллеру от Райкеров -сверток странной формы около четырёх футов длиной.
– Стремянка, – предположил он, – Набор для крокета.
Но то была пара снегоступов.
– Вот здорово! – воскликнул он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61