– Я буду на месте и выпишу чек на ЦЭС. А на какую сумму – решайте вместе с Вайолет.
Квиллер пошёл домой, унося с собой «Кота в шляпе», которого Лайза положила в один из полиэтиленовых мешков, подаренных ЦЭС местной аптекой. Когда он входил во двор амбара, оба сиамца выделывали курбеты в кухонном окне – в предвкушении, несомненно, мясных хлебцев от Луизы. Так или иначе, но они были жёстоко разочарованы, когда им преподнесли ценную книгу, – презрительно фыркали, с загадочным видом вздымали глаза к потолку и снова фыркали. Даже Коко, главный библиофил, не проявил никакого интереса к новому приобретению!
«Уж этот мне Коко! – посетовал про себя Квиллер. – Он, верно, предпочёл бы получить "Жизнь Джорджа Вашингтона"».
Позднее он снова отправился в город, чтобы выполнить кое-какие поручения, и перед особняком семейства Спренклов, на Мейн-стрит, увидел Мэти Спренкл, которая, задумчиво качая головой, смотрела то налево, то направо.
– Карету поджидаете? – улыбнулся он.
– О, Квилл! – засмеялась она. – Вы моя палочка-выручалочка. Никак не могу решить, куда мне ехать в первую очередь – на почту или в банк?
– Исходя из того, что тарифы на почтовые услуги всё время растут, сначала поезжайте в банк, – посоветовал он, – Вы прекрасно выглядите! А как поживают ваши девочки?
Он заметил, что к её темно-голубому платью прилипло несколько кошачьих волосков. Мэгги была завзятой кошатницей.
– Дорогая наша Шарлотта умерла от старости, и нам её ужасно не хватает. Но мы взяли серую кисоньку из кошачьего приюта. И назвали её Эмили. Не подыметесь ли в дом? Познакомитесь с ней и выпьете чашку чая…
– С удовольствием подымусь и заодно кое-что с вами обсужу… но от чая увольте: только что выпил три чашки кофе.
Это была наглая ложь и одновременно пристойная форма отказа от слабого жасминного чая с плавающими в нем одним-двумя, а чаще и более волосками.
Особняк Спренклов был построен в те давние времена, когда купцы торговали своим товаром на первом этаже принадлежащего им дома, а на верхних жили сами со своими большими семьями. Теперь внизу помещались два офиса: по купле-продаже недвижимости и страховой компании, а Мэгги занимала второй и третий этажи, превращённые в викторианский дворец. После смерти мужа, Джереми, она продала их летнюю резиденцию, рассталась с огромным розарием и обосновалась в центре Пикакса – поближе к местам своих многочисленных хобби.
Она спросила Квиллера, хочет ли он подняться по парадной лестнице или пройти к лифту в задней части дома. Лестница была по-старинному крутой, а из-за устилавшего её пышного ковра и без того узкие ступени не вмещали ботинок сорок четвёртого размера. Лифт, доступный со стороны автомобильной стоянки у пыльного фасада здания, был недавним нововведением.
– Я – человек отчаянный, поэтому я выбираю опасный, но короткий путь, – заявил Квиллер.
Лестница утопала в розах, стены были тёмно-красные, увешанные несметным числом гравюр. Дизайнер и по совместительству мэр Пикакса Аманда Гудвинтер недаром сказала Квиллеру: «Я делаю то, что хочет клиент. Деньги – его, и пусть живёт с тем, за что платит».
Наверху было ещё больше красных роз и красных стен, закрытых огромными картинами в тяжёлых золочёных рамах.
Разговор протекал за богато украшенным резьбой столом с мраморной столешницей, вокруг которого стояли обитые бархатом стулья.
– Вы наотрез отказываетесь от чая? Может, всё-таки выпьете чашечку? – ещё раз предложила Мэгги.
Квиллер снова отказался.
– Я пишу книгу о Хиббард-Хаузе, – начал он, -которую будет издавать Фонд К.
– Знаю, знаю! Вайолет мне сказала! Я очень, очень рада! Чем-нибудь могу помочь? Я старше Вайолет, но мы вместе росли.
– То, что мне надо, Мэгги! Я собираю воспоминания о Хиббард-Хаузе у старожилов Пикакса.
И он поставил на мраморную столешницу диктофон.
– О, я помню, как мы подымались на башню, чтобы посмотреть на озеро в десяти милях от Хиббард-Хауза… как зимою слетали на санках с холма, на котором он стоит… а летом ночевали на веранде в спальных мешках… как сидели вокруг печки в библиотеке, и отец Вайолет читал нам вслух. Вайолет поступила в колледж, потом уехала в Италию, а я вышла за Джереми и была безумно счастлива. Он любил выращивать розы и каждый день преподносил мне одну прекраснейшую флорибунду из нашего сада, напевая песенку «Только роза» из оперетты Рудольфа Фримля «Роз-Мари»! У него был красивый баритон!.. Пока Вайолет жила в Италии, мы с ней переписывались, и меня бросило в жар при известии, что она собирается замуж за художника. Ну а когда её родители узнали, что он не только художник, но ещё и иностранец … они чуть не умерли! Вайолет было сказано, что это убьёт её мать! Она вернулась домой.
– И замуж так и не вышла? – спросил Квиллер.
Мэгги сдержанно кивнула.
– Назло, я думаю. Она была единственным ребёнком, и на ней, следовательно, кончалась прямая линия Хиббардов… Я никогда не забуду, как она, когда вернулась из Италии, горько плакала изо дня в день. И я плакала вместе с ней.
Слёзы выступили у неё на глазах, и Квиллер сказал:
– Я, пожалуй, выпил бы чашку чая.
Когда Мэгги вернулась с чайным подносом, лицо у неё было спокойное.
– Мне было вдвойне обидно за Вайолет, потому что мы с Джереми были райски счастливы, и он выращивал розы со страстью. Однажды он послал Вайолет розу на длинном стебле, сопроводив её знаменитыми стихами Хафиза, которые вы, наверно, знаете.
Она прочла наизусть написанные в тринадцатом веке строки:
Не выпускай вовек из рук бокал с вином.
Не разжимай руки, держащей стебель розы.
Мир нашу жизнь создал дурным умом,
Так будь же сам стратег и не страшись угрозы.
– М-м-м, – промычал Квиллер. – Вдохновенный жест!
– То, что ей было нужно, Квилл. Не знаю, что больше – стихи или роза. Джереми начал наблюдать за розовыми бутонами за двадцать лет до того, как это вошло в моду в Локмастере. И специально для этой цели выращивал в теплице розы на длинном стебле. Это особый сорт, знаете ли, их сажают почти впритык, чтобы они тянулись вверх. Как мне жаль, что вы с Джереми не знали друг друга.
– Вы знаете, что у Вайолет проблемы со здоровьем?
– Я знаю, что она сегодня поехала в Локмастер. к своему врачу. Уже несколько лет, как у неё признали аневризму. Эта болезнь сражает без предупреждения.
На какое-то мгновение Квиллер потерял дар речи.
– Я потрясён! У меня сердце разрывается… Бедная она, бедная! Я поражён тем, с какой выдержкой она держится,
– Она научилась жить каждым днём, – сказала Мэгги. – Теперь вы знаете, почему я рада, что вы работаете над книгой о Хиббард-Хаузе. А с другой стороны, она, возможно, доживёт до ста лет. Я подумаю, что ещё я могу вспомнить о тех годах.
– И добавляйте это к уже записанному на диктофон, а я через неделю свяжусь с вами по телефону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45