Однако я не мог просто взять да и отделаться от Уоррена. Это несправедливо, учитывая степень его личного риска.
Решив напустить тумана, на всякий случай я сказал:
— Изучаю. Сижу вот, читаю По. Жуть берет.
Он негромко рассмеялся.
— И как выглядит материал? В смысле, это самоубийства или...
Только тут до меня дошло.
— Послушай, ты откуда звонишь?
— Из дома. А что?
— Ты же говорил, что живешь в Мэриленде.
— Ну да. И в чем дело?
— Значит, это междугородный звонок? Его впишут в счет за телефон. Ты не думал о такой возможности?
Что-то с трудом верится в простую беспечность, учитывая его же речи про ФБР и агента Уэллинг.
— О черт! Я... я как-то не подумал. Вроде бы ерунда. Да и кому понадобится изучать мои счета? Это ведь не оборонные секреты, чтобы шум поднимать.
— Не уверен. Впрочем, тебе видней.
— Ладно, какая теперь разница? Что ты выяснил?
— Я же говорил, просматриваю папки. Кажется, есть пара имен. Да, два или три подозрительных случая.
— Ну ладно. Это уже неплохо. Рад, что игра стоила свеч.
Тут я кивнул, едва успев сообразить, что Уоррен меня не видит.
— Да, я уже говорил, и еще раз — большое тебе спасибо. Хочу вернуться к работе, мне не терпится дойти до конца.
— Тогда я оставляю тебя с ней... Если получится, позвони мне завтра. Желательно быть в курсе того, что произойдет.
— Не уверен, что это правильно, Майкл. Скорее тебе следует залечь на дно.
— Хорошо, как скажешь. Наверное, я все равно узнаю об этом из газет. Ты по меньшей мере получил крайний срок выхода номера?
— Ничего такого. Даже не предполагаю.
— Хороший у вас редактор. Что ж, возвращайся к бумагам. Счастливой охоты.
* * *
Вскоре я опять погрузился в строки поэта. Он давно умер, более ста пятидесяти лет назад, и надо же, достал из своей могилы и крепко держит.
По — художник настроения и ритма. Настроение всегда депрессивное, а ритм неистовый. Казалось, отдельные слова поэта и даже фразы перекликаются иногда с обстоятельствами моей собственной жизни.
Дарил мне свет
Немало бед,
И чахла душа в тишине.
Сильно сказано. Точно про меня. Хотя, конечно, так лишь казалось.
Продолжая чтение, я чувствовал, как мне передается ощущение глубокой меланхолии, вечной спутницы поэта. Чувство, выраженное особенно красиво в стихотворении «Озеро».
Но лишь стелила полог свой
Ночь надо мной и над землей,
И ветер веял меж дерев,
Шепча таинственный напев,
Как в темной сонной тишине
Рождался странный страх во мне .
По будто проник внутрь моих страхов и в обрывки воспоминаний. В мои кошмары. Сквозь пропасть в полтора века поэт протянул руку, приставив к моей груди свой холодный перст.
Таилась смерть в глухой волне,
Ждала могила в глубине.
Последнее стихотворение я дочитывал часа в три утра. Нашлось всего одно совпадение между стихотворными строками и посмертной запиской. Это были слова, взятые мной в деле детектива Гарланда Петри из Далласа: «Лежу я недвижно, лишенный сил».
Текст нашелся в стихотворении «К Анни». Однако не встретилось ни одного соответствия последним мыслям Белтрана, детектива из Сарасоты. Сомнения в собственной внимательности я сразу отбросил, потому что читал медленно. Не зря просидел над книгой до утра.
Такой строки просто не было. «Господи, спаси мою бедную душу», — гласила записка из дела. Наверное, последняя молитва самоубийцы действительно могла звучать так складно. Я вычеркнул Белтрана из списка. Без сомнения, слова принадлежали самой жертве.
Перед тем как заснуть окончательно, я просмотрел записи, решив наконец, что детали смерти Маккэффри из Балтимора слишком уж совпадают с обстоятельствами гибели Брукса в Чикаго, и это нельзя игнорировать.
Теперь стало ясно, с чего начать утром. Придется поехать в Балтимор, чтобы найти там еще кое-что.
* * *
Ночью опять снились сны. Один и тот же кошмар, возвращающийся ко мне всю жизнь, опять и опять. Как всегда, снилось, что я иду по льду огромного замерзшего озера. Под моими ногами бездна, покрытая иссиня-черным льдом. Кругом, во всех направлениях, не видно ровно ничего, лишь горизонт и снег, ослепительно белый, выжигающий глаза.
Иду вперед, опустив голову. Слышу голос девочки, зовущей на помощь, и замираю в нерешительности. Смотрю вокруг и не вижу никого рядом. Отворачиваюсь и иду дальше. Шаг. Второй. Вдруг прямо сквозь лед меня хватает чья-то рука и тащит в дыру, расширяющуюся во льду. Хочет ли кто-то затащить меня под лед или пытается сам выйти наружу? Это всегда остается неизвестным. Ни разу и ни в одном сне я не видел ответа.
Все, что удалось увидеть на этот раз, была рука, длинная и худая, торчащая из-под черной поверхности воды. Я понял, что это сама смерть. И проснулся.
Свет горел, и телевизор еще работал. Сев на кровати, осмотрел комнату, не сразу вспомнив, где я и что делал вчера. Уняв дрожь, я встал на ноги. По пути к мини-бару выключил телевизор. Потом открыл дверь и, выбрав себе маленькую бутылку «Амаретто», осушил ее одним махом, прямо из горлышка. Посмотрел на лежавший там же листок с ценами. Шесть долларов. Круто, однако... Впрочем, прайс-лист я взял чисто машинально, чтобы отвлечься.
Постепенно по жилам побежало тепло. Рухнув обратно на кровать, я посмотрел на часы. Четверть пятого. Нужно выспаться. Снова захотелось лечь. Укрывшись одеялом, я взял со стола томик По.
Вернувшись к стихотворению «Озеро», я перечитал его опять. Взгляд упал на те же строки:
Таилась смерть в глухой волне,
Ждала могила в глубине.
Постепенно тревога улетучилась, и я опять свернулся в своей уютной норе, отложив книгу в сторону. Эта часть сна оказалась точно мертвой.
Глава 17
Инстинкт подсказывал Гладдену уехать из города, но здесь оставались еще дела. Спустя несколько часов в отделение банка «Уэллз Фарго» должен прийти перевод, и тогда он сможет купить себе новую камеру. Такого ведь не сделаешь по дороге во Фреско или еще куда-либо.
Гладдену пришлось остаться в Лос-Анджелесе.
Глядя в зеркало, висевшее над кроватью, он придирчиво изучал собственное отображение. Теперь волосы были черными. Он не брился начиная со среды, и щетина на лице достаточно отросла. Дотянувшись до прикроватной тумбочки, Гладден взял очки.
Тонированные контактные линзы оказались в мусорной корзине еще прошлым вечером, в забегаловке «Пришел и ушел», где Гладден пообедал. Снова глянув в зеркало, он довольно рассмеялся. На него смотрел совершенно незнакомый человек.
Гладден обратил внимание на экран телевизора. Женщина орально обрабатывала одного мужчину, в то время как другой занимался обычным сексом с ней же, пристроившись по-собачьи. Звуковое сопровождение оставалось приглушенным, но и так понятно, что там за звуки. Телевизор не выключался всю ночь.
Порно не возбуждало Гладдена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131