– осведомилась женщина.
– Нормально. Думаю, у нас ему лучше, чем на свободе. Так хорошо его никогда не кормили.
– Надо кормить, – сказала Вырезубова, цокнув языком, как маленькая девочка цокает в предвкушении леденца или шоколадки. – Вы аккуратнее, это все-таки цветы, а не дрова, – помогла сыну получше взять длинную коробку Наталья Евдокимовна.
– Мама, как ваша рука?
– Все хорошо, мазь свое дело сделала. Спала сегодня как убитая, даже не слышала, как Гриша басурмана прогуливал. Давно я так не спала. В больнице ведь не выспишься, там вечно кто-то по коридорам шастает, туда-сюда, туда-сюда, стонут, охают, кричат… Не люблю больницу, никогда не любила! Даже вас я не в больнице рожала, а дома, – сказала Наталья Евдокимовна. – Вы тяжелые были, по пять килограммов каждый. Эти десять килограммов, больше чем полпуда, под сердцем носила!
– Тяжелые, мама, были роды? – спросил Григорий.
– Роды как роды, – ответила Наталья Евдокимовна. – Старуха одна помогла, соседка, ее потом мертвой нашли, замерзла зимой. А старуха была хорошая, Елизаветой звали.
– Как царицу, – сказал Григорий, аккуратно всовывая коробку в фургон.
– Ну хватит, – Наталья Евдокимовна остановила Илью, – и так уж четыре коробки нарезали. А Тарасу скажите, если с деньгами задержки будут, я с ним больше работать не стану. Желающих на наши цветы, думаю, хоть отбавляй. Мы-то их дешевле продаем, чем другие, а цветы хорошие.
– Да-да, дешевле, почти на три рубля каждый цветок дешевле отдаем.
– Вот и я говорю, – с арифметикой у Натальи Евдокимовны было не очень, посчитать сумму в уме она не могла.
Братья аккуратно сложили коробки в фургон, закрыли заднюю дверь.
– Мама, мы поехали. Ты басурмана покорми, он на цепи сидит.
– А вы что думали, если бы он без цепи сидел, я бы его испугалась? Он же совсем щуплый.
– До юбилея Пушкина, – пошутил Григорий, – осталось всего лишь два дня. Через два дня мы его…
– Хорошо, хорошо, хватит об этом! – Наталья Евдокимовна не любила, когда сыновья становились нетерпеливыми и забегали наперед. Она все привыкла решать сама, ни на кого не полагаясь. Она всю жизнь жила своим умом, и жизнь складывалась как нельзя лучше: и дом полная чаша, и цветы росли хорошо, и дети были хорошими, воспитанными, никогда не перечившими матери.
«Вот таких бы детей каждой, тогда и порядок был бы во всем, тогда и жизнь была бы богатой!»
Дети простились с мамой, поинтересовавшись, что привезти из города. Наталья Евдокимовна сказала, Илья и Григорий покивали в ответ, стараясь запомнить каждое слово матери.
Затем забрались в кабину.
– Ну давай, брат, – сказал Григорий, – сейчас выедем, закурим.
– Почему это мать не любит, когда в доме курят?
– Вот не любит – и все. Какие-то у нее воспоминания нехорошие с табаком, наверное.
– Вот и я так думаю.
Женщина вышла за ворота, прикрикнула на собак, которые хотели выбежать за ограду, вдогонку фургону. Псы покорно вернулись. Если бы у них были хвосты, то можно была бы сказать, они вернулись поджав хвосты. Ротвейлеры понимали, кто в этом доме хозяин, чье слово – закон. Можно было ослушаться мужчин, но ослушаться женщину не могли даже лютые псы. От взгляда Натальи Евдокимовны они становились покорными, как ученик третьего класса от строгого взгляда директора школы.
Наталья Евдокимовна, накрепко закрыв ворота, направилась в дом и занялась обработкой раны. Мазью надо было пользоваться на протяжении трех дней, и тогда любая болячка исчезала.
Едва она закончила с перевязкой, как услышала громкий стук в железные ворота. Женщина вздрогнула. Собаки, рыча, бросились к воротам, пытаясь заглянуть в узкую щель под ними. Огромные головы не давали это сделать, и они бросались на ворота, упираясь передними лапами.
Громкий и наглый стук повторился.
Наталья Евдокимовна внутренне похолодела и неторопливо и важно двинулась к воротам, уже с крыльца крикнув:
– Кто там?
– Открывай, хозяйка! – услышала она незнакомый, немного охрипший голос.
– Кто там, я спрашиваю?
– Служба энергонадзора, электромонтер Петров, энергетик!
– Какой еще Петров? – женщина заглянула в узкую вертикальную щель, немного раздвинув металлические створки ворот.
Увидела мужчину с сумкой, ручка которой была перевязана свежей ярко-синей изоляционной лентой. Мужчина переминался с ноги на ногу, хмыкал и явно злился, что ворота не открывают.
– Сейчас, сейчас, родимый… – Наталья Евдокимовна, как, в общем-то, и большинство женщин, электриков, сантехников и сотрудников службы газа уважала и побаивалась, ведь в электричестве она не понимала ничего. – А документ у вас есть? – спросила она.
– Какой тебе документ, хозяйка? Сейчас провода обрежу, тогда узнаешь, что к чему! Буду я тут с тобой антимонии разводить, провода натягивать! Открывай быстрее! Тут у меня на вас информация есть.
– Какая еще информация? – испуганно открывая ворота, пробормотала Наталья Евдокимовна.
– И этих, своих страшилищ, убери куда-нибудь, чтобы я к счетчику мог подойти.
– Назад, Барон! Назад, Граф! – негромко, но властно произнесла Наталья Евдокимовна. Псы, рыча, начали пятиться. Сергей вошел во двор.
– Тут у вас… – он вытащил сложенную тетрадь из кармана, развернул ее. – Дом номер тринадцать?
– Тринадцать, – подтвердила Наталья Евдокимовна.
– Так вот, хозяйка во-первых, это раз, у вас не оплачено за этот месяц, и мы имеем полное право отключить электроэнергию. А потом пишите заявления, куда хотите, думайте, разбирайтесь.
– Погоди, погоди, родимый, чего оплатить-то надо? Мои сыновья всегда платят исправно, и налоги, и всякие там деньги.
– Вот ты с ними и разбирайся. Может, они у тебя те денежки, которые за свет намотал счетчик, вот сюда запустили? – и Дорогин, запрокинув голову, щелкнул себя по горлу. Щелчок получился звонкий, словно он ударил указательным пальцем по пустой обувной коробке.
– Нет, нет, что ты, мои сыновья не такие! Иди смотри свой счетчик.
Сергей внимательно оглядывался. То, что сыновья уехали, он видел, прячась в кустах и наблюдая за домом.
– А где тот электрик, что всегда? – с подозрением глядя на Муму, произнесла Наталья Евдокимовна.
– Где, где.., отпуск у него, лето все-таки. Скотина он, сейчас где-нибудь рыбку ловит, водку с пивом пьет, а мне тут ходи от дома к дому, словно я леший какой!
– Ты не шуми, не шуми, родимый! Вот посмотри, что у нас к чему. Должен быть порядок.
– А это что за провод? – Муму поднял голову, указывая плоскогубцами на толстый синий провод, который шел от дома к оранжерее.
– Это? – Наталья Евдокимовна тоже посмотрела на провод, который украшали две ласточки с хвостами, похожими на ножницы. Ну как это, что за провод.., в оранжерею идет, чтобы цветам свет был, чтоб мотор работал, воду качал.
– А разрешение у вас есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Нормально. Думаю, у нас ему лучше, чем на свободе. Так хорошо его никогда не кормили.
– Надо кормить, – сказала Вырезубова, цокнув языком, как маленькая девочка цокает в предвкушении леденца или шоколадки. – Вы аккуратнее, это все-таки цветы, а не дрова, – помогла сыну получше взять длинную коробку Наталья Евдокимовна.
– Мама, как ваша рука?
– Все хорошо, мазь свое дело сделала. Спала сегодня как убитая, даже не слышала, как Гриша басурмана прогуливал. Давно я так не спала. В больнице ведь не выспишься, там вечно кто-то по коридорам шастает, туда-сюда, туда-сюда, стонут, охают, кричат… Не люблю больницу, никогда не любила! Даже вас я не в больнице рожала, а дома, – сказала Наталья Евдокимовна. – Вы тяжелые были, по пять килограммов каждый. Эти десять килограммов, больше чем полпуда, под сердцем носила!
– Тяжелые, мама, были роды? – спросил Григорий.
– Роды как роды, – ответила Наталья Евдокимовна. – Старуха одна помогла, соседка, ее потом мертвой нашли, замерзла зимой. А старуха была хорошая, Елизаветой звали.
– Как царицу, – сказал Григорий, аккуратно всовывая коробку в фургон.
– Ну хватит, – Наталья Евдокимовна остановила Илью, – и так уж четыре коробки нарезали. А Тарасу скажите, если с деньгами задержки будут, я с ним больше работать не стану. Желающих на наши цветы, думаю, хоть отбавляй. Мы-то их дешевле продаем, чем другие, а цветы хорошие.
– Да-да, дешевле, почти на три рубля каждый цветок дешевле отдаем.
– Вот и я говорю, – с арифметикой у Натальи Евдокимовны было не очень, посчитать сумму в уме она не могла.
Братья аккуратно сложили коробки в фургон, закрыли заднюю дверь.
– Мама, мы поехали. Ты басурмана покорми, он на цепи сидит.
– А вы что думали, если бы он без цепи сидел, я бы его испугалась? Он же совсем щуплый.
– До юбилея Пушкина, – пошутил Григорий, – осталось всего лишь два дня. Через два дня мы его…
– Хорошо, хорошо, хватит об этом! – Наталья Евдокимовна не любила, когда сыновья становились нетерпеливыми и забегали наперед. Она все привыкла решать сама, ни на кого не полагаясь. Она всю жизнь жила своим умом, и жизнь складывалась как нельзя лучше: и дом полная чаша, и цветы росли хорошо, и дети были хорошими, воспитанными, никогда не перечившими матери.
«Вот таких бы детей каждой, тогда и порядок был бы во всем, тогда и жизнь была бы богатой!»
Дети простились с мамой, поинтересовавшись, что привезти из города. Наталья Евдокимовна сказала, Илья и Григорий покивали в ответ, стараясь запомнить каждое слово матери.
Затем забрались в кабину.
– Ну давай, брат, – сказал Григорий, – сейчас выедем, закурим.
– Почему это мать не любит, когда в доме курят?
– Вот не любит – и все. Какие-то у нее воспоминания нехорошие с табаком, наверное.
– Вот и я так думаю.
Женщина вышла за ворота, прикрикнула на собак, которые хотели выбежать за ограду, вдогонку фургону. Псы покорно вернулись. Если бы у них были хвосты, то можно была бы сказать, они вернулись поджав хвосты. Ротвейлеры понимали, кто в этом доме хозяин, чье слово – закон. Можно было ослушаться мужчин, но ослушаться женщину не могли даже лютые псы. От взгляда Натальи Евдокимовны они становились покорными, как ученик третьего класса от строгого взгляда директора школы.
Наталья Евдокимовна, накрепко закрыв ворота, направилась в дом и занялась обработкой раны. Мазью надо было пользоваться на протяжении трех дней, и тогда любая болячка исчезала.
Едва она закончила с перевязкой, как услышала громкий стук в железные ворота. Женщина вздрогнула. Собаки, рыча, бросились к воротам, пытаясь заглянуть в узкую щель под ними. Огромные головы не давали это сделать, и они бросались на ворота, упираясь передними лапами.
Громкий и наглый стук повторился.
Наталья Евдокимовна внутренне похолодела и неторопливо и важно двинулась к воротам, уже с крыльца крикнув:
– Кто там?
– Открывай, хозяйка! – услышала она незнакомый, немного охрипший голос.
– Кто там, я спрашиваю?
– Служба энергонадзора, электромонтер Петров, энергетик!
– Какой еще Петров? – женщина заглянула в узкую вертикальную щель, немного раздвинув металлические створки ворот.
Увидела мужчину с сумкой, ручка которой была перевязана свежей ярко-синей изоляционной лентой. Мужчина переминался с ноги на ногу, хмыкал и явно злился, что ворота не открывают.
– Сейчас, сейчас, родимый… – Наталья Евдокимовна, как, в общем-то, и большинство женщин, электриков, сантехников и сотрудников службы газа уважала и побаивалась, ведь в электричестве она не понимала ничего. – А документ у вас есть? – спросила она.
– Какой тебе документ, хозяйка? Сейчас провода обрежу, тогда узнаешь, что к чему! Буду я тут с тобой антимонии разводить, провода натягивать! Открывай быстрее! Тут у меня на вас информация есть.
– Какая еще информация? – испуганно открывая ворота, пробормотала Наталья Евдокимовна.
– И этих, своих страшилищ, убери куда-нибудь, чтобы я к счетчику мог подойти.
– Назад, Барон! Назад, Граф! – негромко, но властно произнесла Наталья Евдокимовна. Псы, рыча, начали пятиться. Сергей вошел во двор.
– Тут у вас… – он вытащил сложенную тетрадь из кармана, развернул ее. – Дом номер тринадцать?
– Тринадцать, – подтвердила Наталья Евдокимовна.
– Так вот, хозяйка во-первых, это раз, у вас не оплачено за этот месяц, и мы имеем полное право отключить электроэнергию. А потом пишите заявления, куда хотите, думайте, разбирайтесь.
– Погоди, погоди, родимый, чего оплатить-то надо? Мои сыновья всегда платят исправно, и налоги, и всякие там деньги.
– Вот ты с ними и разбирайся. Может, они у тебя те денежки, которые за свет намотал счетчик, вот сюда запустили? – и Дорогин, запрокинув голову, щелкнул себя по горлу. Щелчок получился звонкий, словно он ударил указательным пальцем по пустой обувной коробке.
– Нет, нет, что ты, мои сыновья не такие! Иди смотри свой счетчик.
Сергей внимательно оглядывался. То, что сыновья уехали, он видел, прячась в кустах и наблюдая за домом.
– А где тот электрик, что всегда? – с подозрением глядя на Муму, произнесла Наталья Евдокимовна.
– Где, где.., отпуск у него, лето все-таки. Скотина он, сейчас где-нибудь рыбку ловит, водку с пивом пьет, а мне тут ходи от дома к дому, словно я леший какой!
– Ты не шуми, не шуми, родимый! Вот посмотри, что у нас к чему. Должен быть порядок.
– А это что за провод? – Муму поднял голову, указывая плоскогубцами на толстый синий провод, который шел от дома к оранжерее.
– Это? – Наталья Евдокимовна тоже посмотрела на провод, который украшали две ласточки с хвостами, похожими на ножницы. Ну как это, что за провод.., в оранжерею идет, чтобы цветам свет был, чтоб мотор работал, воду качал.
– А разрешение у вас есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86