Лейтенант снова хлопнул его ножнами по ноге.
– А? Что? – испуганно воскликнул Поль, решивший, что кошмар минувшей ночи начинается опять. – Не подходи!
– Тише, Поль, вы разбудите весь лагерь, – проворчал Дюпре. – Я к вам с приказом от капитана Жюно.
– С приказом? – снова укладываясь на тюки, спокойно удивился Поль. – Какие могут быть приказы, мой лейтенант, когда я не могу и шагу ступить? Этот проклятый бандит отделал меня до полусмерти, но я, как видите, остался в строю, с моими боевыми товарищами, с моим капитаном… Так чего же еще от меня хотеть? Не понимаю, право, не понимаю!
– Послушай-ка, приятель, – сдерживаясь, сказал Дюпре, который очень не любил капитанского денщика за жуликоватость и нахальную манеру держать себя с офицерами, – если ты на минуту закроешь рот, я с удовольствием объясню тебе, в чем дело. Если же ты сию секунду не замолчишь, я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом пожалел. Посуди сам, к чему тебе оставаться в строю, когда ты не можешь выполнить простейшего распоряжения своего капитана? Тебе прямая дорога в лазарет, а оттуда, как водится, на кладбище. Думаешь, капитан Жюно не найдет тебе замены? Найдет, поверь!
– Но, господин лейтенант, – поспешно возразил Поль, – вы меня неправильно поняли! С чего вы взяли, что я отказываюсь служить Франции и моему капитану? Приказывайте, и я пойду в атаку на руках!
– Это не потребуется, – сухо ответил лейтенант. – Где-то в этом возке хранится икона, которую ты украл накануне в усадьбе. Капитан требует вернуть ее владелице.
Денщик досадливо крякнул: икона была самым дорогим его приобретением и одна стоила много больше, чем вся остальная его добыча, вместе взятая. Дело, конечно, было не в самой иконе – эта размалеванная доска казалась Полю лишней обузой, – а в тяжелом золотом окладе, который он намеревался весьма выгодно продать по возвращении домой одному знакомому ювелиру. Мысленно Поль уже распределил и потратил эти деньги, и расставаться со своими мечтами только потому, что капитан Жюно решил услужить очередной дамочке, ему было жаль до слез.
– Сейчас, сударь, – угодливо пробормотал он, возясь в тесной повозке и лихорадочно придумывая, как поступить. – Подождите одну только минуточку, прошу вас. Мне больно двигаться, прошу извинить…
Ход мыслей денщика Поля был прост и делал большую честь его умственным способностям. Капитан приказал передать хозяйке, то есть этой русской дамочке, ее икону – икону, а вовсе не оклад! Присваивая золото и возвращая дерево, Поль рисковал, но не слишком: он очень сомневался, что в его теперешнем состоянии у капитана поднимется рука подвергнуть его наказанию более жестокому, чем словесный разнос. К словесным разносам Полю было не привыкать; к тому же, в самом крайнем случае, он всегда мог вернуть оклад, хотя и не знал, как ему удастся пережить такую потерю.
Продолжая бормотать, причитать и жаловаться на причиняемую ранами страшную боль, он быстро достал из-под тюка с шубами парчовый сверток, развернул ткань и ощупал задник иконы. Сообразив, каким образом прикреплен оклад, он при помощи карманного ножика отделил его от доски. Лейтенант не мог видеть, что он делает в темноте повозки; да он и не смотрел в сторону Поля, нетерпеливо прохаживаясь поодаль.
– Еще одну секундочку, сударь! – жалобно попросил Поль, торопливо заворачивая золотой оклад в парчу и заталкивая его на место, под тюк с шубами. – Она за что-то зацепилась, я боюсь повредить имущество капитана. Только секундочку… ну, вот! Возьмите, сударь! Всегда рад услужить господину капитану и вам, мой лейтенант…
Дюпре раздраженно выдернул из его рук икону и, сунув ее под мышку, сердито зашагал к дому. Поль проводил его взглядом и, кряхтя, улегся на свое нагретое местечко, с которого его так бесцеремонно согнали. Некоторое время он еще прислушивался к доносившимся из дома звукам, ожидая скандала, но все было спокойно, и Поль с облегчением откинулся на мягкие тюки. Все получилось просто великолепно: он сохранил драгоценный золотой оклад и в то же время избавился от мешавшей ему доски, причем сделал это так, что лучше нельзя было и придумать. Просто бросить изображение Сен Жоржа в костер или в придорожные кусты Поль побаивался: воинственный святой мог рассердиться и устроить ему что-нибудь похуже нескольких порезов на ягодицах; таскать же увесистую доску за собой было тяжело и неудобно.
Вскоре лагерь окончательно угомонился. Заснул и Поль, вновь огласив окрестности своим заливистым храпом, который сливался с доносившимися отовсюду такими же и даже более громкими звуками.
В глухой предутренний час, когда во всей деревне не спали только часовые, да и те заметно клевали носами на ходу, к деревенской околице приблизился ехавший верхом драгунский офицер, который вел в поводу еще одну оседланную, но без седока лошадь. На узком мостике через ручей дорогу ему заступил часовой.
– Послушай, приятель, – обратился к нему драгун, – не здесь ли стоит шестой уланский?
Часовой в ответ выставил перед собой ружье и потребовал назвать пароль.
– Какой пароль, болван! – крикнул драгун. – Еще одно слово, и я отправлю тебя на гауптвахту изучать уставы! Отвечай, здесь ли шестой полк улан, и если здесь, то где мне найти эскадронного командира капитана Жюно!
Грозно встопорщенные усы и уверенный тон драгуна совершенно сбили часового с толку. Он попытался вспомнить, что нужно делать в подобных случаях по уставу, ничего не вспомнил и махнул рукой: в конце концов, перед ним был французский офицер, а не какой-нибудь казак. Перспектива переполошить весь лагерь, подняв ложную тревогу, и быть за это наказанным представилась ему во всех малопривлекательных подробностях. Поэтому часовой выбрал из двух зол наименьшее и довольно толково указал переодетому в драгунский мундир пану Кшиштофу Огинскому дорогу к дому, где квартировал капитан Жюно. После того, как мнимый драгун удалился, ведя в поводу вторую лошадь, часовой снова сунул ружье под мышку и принялся мерно расхаживать взад-вперед по скрипучему деревянному настилу моста, вспоминая Сену и красотку Мими.
Пан Кшиштоф между тем, никем не остановленный, добрался до цели, два раза сбившись с пути и свернув в чужие дворы. Наконец, заглянув в очередные ворота, он увидел посреди двора знакомую карету – ту самую, в которой уехала из имения княжна Вязмитинова. Поодаль уродливым горбом торчал кожаный верх капитанского возка.
Пан Кшиштоф спешился, привязал лошадей к столбу ворот и осторожно вошел во двор. Сердце его билось где-то у самого горла, а в ногах ощущалась знакомая легкость. Чувствуя эту легкость, пан Кшиштоф понимал, что при первом же неожиданном и резком звуке бросится наутек, забыв обо всем на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– А? Что? – испуганно воскликнул Поль, решивший, что кошмар минувшей ночи начинается опять. – Не подходи!
– Тише, Поль, вы разбудите весь лагерь, – проворчал Дюпре. – Я к вам с приказом от капитана Жюно.
– С приказом? – снова укладываясь на тюки, спокойно удивился Поль. – Какие могут быть приказы, мой лейтенант, когда я не могу и шагу ступить? Этот проклятый бандит отделал меня до полусмерти, но я, как видите, остался в строю, с моими боевыми товарищами, с моим капитаном… Так чего же еще от меня хотеть? Не понимаю, право, не понимаю!
– Послушай-ка, приятель, – сдерживаясь, сказал Дюпре, который очень не любил капитанского денщика за жуликоватость и нахальную манеру держать себя с офицерами, – если ты на минуту закроешь рот, я с удовольствием объясню тебе, в чем дело. Если же ты сию секунду не замолчишь, я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом пожалел. Посуди сам, к чему тебе оставаться в строю, когда ты не можешь выполнить простейшего распоряжения своего капитана? Тебе прямая дорога в лазарет, а оттуда, как водится, на кладбище. Думаешь, капитан Жюно не найдет тебе замены? Найдет, поверь!
– Но, господин лейтенант, – поспешно возразил Поль, – вы меня неправильно поняли! С чего вы взяли, что я отказываюсь служить Франции и моему капитану? Приказывайте, и я пойду в атаку на руках!
– Это не потребуется, – сухо ответил лейтенант. – Где-то в этом возке хранится икона, которую ты украл накануне в усадьбе. Капитан требует вернуть ее владелице.
Денщик досадливо крякнул: икона была самым дорогим его приобретением и одна стоила много больше, чем вся остальная его добыча, вместе взятая. Дело, конечно, было не в самой иконе – эта размалеванная доска казалась Полю лишней обузой, – а в тяжелом золотом окладе, который он намеревался весьма выгодно продать по возвращении домой одному знакомому ювелиру. Мысленно Поль уже распределил и потратил эти деньги, и расставаться со своими мечтами только потому, что капитан Жюно решил услужить очередной дамочке, ему было жаль до слез.
– Сейчас, сударь, – угодливо пробормотал он, возясь в тесной повозке и лихорадочно придумывая, как поступить. – Подождите одну только минуточку, прошу вас. Мне больно двигаться, прошу извинить…
Ход мыслей денщика Поля был прост и делал большую честь его умственным способностям. Капитан приказал передать хозяйке, то есть этой русской дамочке, ее икону – икону, а вовсе не оклад! Присваивая золото и возвращая дерево, Поль рисковал, но не слишком: он очень сомневался, что в его теперешнем состоянии у капитана поднимется рука подвергнуть его наказанию более жестокому, чем словесный разнос. К словесным разносам Полю было не привыкать; к тому же, в самом крайнем случае, он всегда мог вернуть оклад, хотя и не знал, как ему удастся пережить такую потерю.
Продолжая бормотать, причитать и жаловаться на причиняемую ранами страшную боль, он быстро достал из-под тюка с шубами парчовый сверток, развернул ткань и ощупал задник иконы. Сообразив, каким образом прикреплен оклад, он при помощи карманного ножика отделил его от доски. Лейтенант не мог видеть, что он делает в темноте повозки; да он и не смотрел в сторону Поля, нетерпеливо прохаживаясь поодаль.
– Еще одну секундочку, сударь! – жалобно попросил Поль, торопливо заворачивая золотой оклад в парчу и заталкивая его на место, под тюк с шубами. – Она за что-то зацепилась, я боюсь повредить имущество капитана. Только секундочку… ну, вот! Возьмите, сударь! Всегда рад услужить господину капитану и вам, мой лейтенант…
Дюпре раздраженно выдернул из его рук икону и, сунув ее под мышку, сердито зашагал к дому. Поль проводил его взглядом и, кряхтя, улегся на свое нагретое местечко, с которого его так бесцеремонно согнали. Некоторое время он еще прислушивался к доносившимся из дома звукам, ожидая скандала, но все было спокойно, и Поль с облегчением откинулся на мягкие тюки. Все получилось просто великолепно: он сохранил драгоценный золотой оклад и в то же время избавился от мешавшей ему доски, причем сделал это так, что лучше нельзя было и придумать. Просто бросить изображение Сен Жоржа в костер или в придорожные кусты Поль побаивался: воинственный святой мог рассердиться и устроить ему что-нибудь похуже нескольких порезов на ягодицах; таскать же увесистую доску за собой было тяжело и неудобно.
Вскоре лагерь окончательно угомонился. Заснул и Поль, вновь огласив окрестности своим заливистым храпом, который сливался с доносившимися отовсюду такими же и даже более громкими звуками.
В глухой предутренний час, когда во всей деревне не спали только часовые, да и те заметно клевали носами на ходу, к деревенской околице приблизился ехавший верхом драгунский офицер, который вел в поводу еще одну оседланную, но без седока лошадь. На узком мостике через ручей дорогу ему заступил часовой.
– Послушай, приятель, – обратился к нему драгун, – не здесь ли стоит шестой уланский?
Часовой в ответ выставил перед собой ружье и потребовал назвать пароль.
– Какой пароль, болван! – крикнул драгун. – Еще одно слово, и я отправлю тебя на гауптвахту изучать уставы! Отвечай, здесь ли шестой полк улан, и если здесь, то где мне найти эскадронного командира капитана Жюно!
Грозно встопорщенные усы и уверенный тон драгуна совершенно сбили часового с толку. Он попытался вспомнить, что нужно делать в подобных случаях по уставу, ничего не вспомнил и махнул рукой: в конце концов, перед ним был французский офицер, а не какой-нибудь казак. Перспектива переполошить весь лагерь, подняв ложную тревогу, и быть за это наказанным представилась ему во всех малопривлекательных подробностях. Поэтому часовой выбрал из двух зол наименьшее и довольно толково указал переодетому в драгунский мундир пану Кшиштофу Огинскому дорогу к дому, где квартировал капитан Жюно. После того, как мнимый драгун удалился, ведя в поводу вторую лошадь, часовой снова сунул ружье под мышку и принялся мерно расхаживать взад-вперед по скрипучему деревянному настилу моста, вспоминая Сену и красотку Мими.
Пан Кшиштоф между тем, никем не остановленный, добрался до цели, два раза сбившись с пути и свернув в чужие дворы. Наконец, заглянув в очередные ворота, он увидел посреди двора знакомую карету – ту самую, в которой уехала из имения княжна Вязмитинова. Поодаль уродливым горбом торчал кожаный верх капитанского возка.
Пан Кшиштоф спешился, привязал лошадей к столбу ворот и осторожно вошел во двор. Сердце его билось где-то у самого горла, а в ногах ощущалась знакомая легкость. Чувствуя эту легкость, пан Кшиштоф понимал, что при первом же неожиданном и резком звуке бросится наутек, забыв обо всем на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91