– Ты же вроде не куришь?
– Раньше не курил. Связки берег. Теперь все равно. Думаю, они больше мне не понадобятся, – он жадно и неумело затягивается.
– Все будет хорошо, – говорю я, только для того, чтобы что-то сказать.
– Конечно, – говорит он, только для того, чтобы что-то сказать, – я надеюсь на это, как последний дурак.
– Не в их интересах тебя подставлять.
– Они меня уже подставили. Скажи, ты будешь там для того, чтобы потом, когда все кончится, пристрелить меня? – Он тщательно подбирает слова, он хочет застать меня врасплох этим своим вопросом: стандартный психологизм всех псевдоэкзистенциальных пьес, в которых он принимал участие.
– Нет. Может быть, кто-то другой, – я тщательно подбираю слова, как раз в духе стандартного психологизма.
– Зря я отказывался от сигарет, – мужественно говорит он, глотая дым. – Отличная вещь, и в башке легко.
– Еще не поздно начать.
– Ты думаешь?
– Конечно.
– Это французские сигареты? – Он кивает на пачку с белым летящим силуэтом женщины на ярко-голубом фоне.
– Все говорят, что французские. «Житан Блондз».
– У меня есть шанс?
– Думаю, да.
– Ладно, черт с ним, давай поговорим о чем-нибудь… Я все равно не засну.
Я поощрительно молчу: почему бы не поговорить, в самом деле? Он садится в кресло – любимое кресло моего мучителя Лапицкого – и поджимает колени под подбородок, – такая поза призвана умилять стареющих актрис. Сейчас, когда в комнату проникает только свет одинокого фонаря, он кажется мне совсем юным, не сыгравшим ни одной роли мальчиком.
– У тебя есть кто-нибудь? – спрашивает он.
– В смысле?
– Кто-нибудь, кроме этой банды.
– У меня был… У меня был один человек, – я вспоминаю тело Эрика, лежащее в луже собственной крови в чужой квартире, – но его больше нет. Его убили.
– Потому ты здесь?
– Нет. Я здесь потому, что я убила.
– Это не страшно? Убивать, я имею в виду. Я пожимаю плечами. Если бы я помнила!
– Я знаю, что бы сказала Марго, если бы увидела меня тут. Если бы узнала, что я собираюсь сделать.
Марго – я уже слышала это имя. Марго, которая подарила Олегу «девятку». Марго, которая была голубой мечтой детства Лапицкого…
– Ну и что бы сказала твоя Марго?
– Не промахнись, Ассунта, – вот что бы она сказала. Я был с ней счастлив. Ты была с кем-нибудь счастлива?
– Не знаю.
– Она сделала меня тем, кто я есть… Она сделала меня актером. Лучше ее никого не было. Во всех, с кем я спал, я видел только ее. Я знал ее до мелочей: как она ходит, как она улыбается, как она беспрерывно курит и кладет все свои кольца в пепельницы, чтобы их легче было найти. Она обожает серебро. Она и меня пыталась приучить к нему. Она заказала мне перстень у очень известного ювелира: замечательная работа. Вот только я не люблю перстней. Я надевал его только тогда, когда приходил к ней… Я все время боялся потерять его.
– Очень трогательно. Вы расстались?
– Конечно. То есть мы просто перестали жить вместе. Я отдал ей перстень, и мы перестали жить вместе.
– Потому что она намного старше тебя?
– Она на двадцать пять лет старше меня, – с вызовом сказал Олег, – но это не имело никакого значения. Я прожил бы с ней всю жизнь, я бы даже вынимал ее серебро из пепельниц с окурками… Она просто не нашла во мне того, чего искала.
– Чего же?
– Человека, с которым можно перестать притворяться быть сильной. Я не потянул. Я ушел, когда больше всего любил ее… Зачем я тебе все это рассказываю?
– Не знаю. Просто хочешь рассказать, вот и все.
– Нет, – он с вызовом посмотрел на меня. – Нет, не потому… Просто я хочу, чтобы ты знала, что есть вещи, которые делают бессмысленным ваше гнусное ремесло. Только они останутся, и больше ничего. От того, что вы сделаете меня убийцей, и еще сто, двести, триста человек сделаете убийцами, ничего не изменится. Вы никому ничего не докажете. Вы подохнете, и я подохну вместе с вами, потому что согласился на ваши условия, а Марго все равно останется… Я не видел ее два месяца, а теперь думаю, что не увижу никогда.
Олег сжался в комок и закрыл лицо руками:
– Я ненавижу себя… Ненавижу – за то, что позволил вам себя сломать. За то, что больше всего мне хочется выжить. Любой ценой… Вот такая я продажная шкура. Марго бы никогда не позволила манипулировать собой. Она бы лучше умерла. Гордая, как Мария Стюарт… Ненавижу себя.
– Ну, успокойся. Послезавтра в Париже уже ничто не будет важным. Ты как-нибудь договоришься с собой. Все договариваются. Иди спать. – Выслушивать все это невозможно, еще несколько секунд, и я разрыдаюсь. – Дать тебе сигарет?
– Не нужно. Ты права. Все с собой договариваются. Прости, что побеспокоил. До завтра.
Он уходит, оставляя меня одну.
* * *
…Сидя в машине недалеко от дома «влиятельного человечишки» Валентина Константиновича Кожинова (именно так зовут потенциальную жертву), капитан дает нам последние инструкции.
– Олег, сейчас ты пересядешь в то такси, видишь? В нескольких десятках метров от нашей машины действительно стоит невинного вида «Волга» с уже позабытыми шашечками на крыше.
– Доедешь до места как белый человек. Там тебя уже ждут. Приглашение с тобой, актерами занимается администратор. Никаких проблем быть не должно, все это интеллектуальное кабаре – люди известные, засвеченные и орденоносные, так что охрана осматривать тебя не будет. Тем более что сам именинник изъявил желание видеть тебя в программе. Под тебя ему будет особенно приятно мясо с вертела жрать, – подпускает шпильку капитан, – цени. Дальше все делаешь как обычно. Реквизит в порядке, с ним никаких проблем быть не должно. В пушке три патрона, больше все равно не успеешь, выпустишь все, расстояние такое, что не промажешь. И не вздумай козлить, я тебя и там достану. Поменьше контактов с балеринками, у них там тоже вставной номер, что-то типа па-де-де для высокопоставленных членов. Ты понял?
– Да, – актер не смотрит ни на меня, ни на Лапицкого.
– И никаких импровизаций. Все четко по плану. Если облажаешься, начнешь хитрожопые комбинации строить, чтобы зад свой прикрыть и сухим из воды выйти, – я тебя из-под земли достану. Ты понял?
Олег брезгливо морщится, открывает дверцу и выскакивает из машины. Я вижу, как он садится в такси и машина плавно трогается с места. Капитан провожает ее равнодушным взглядом и поворачивается ко мне.
– Ну, девочка, ты готова?
Конечно, я готова. Я киваю, мне не хочется говорить с капитаном.
– Значица, так: до места доберешься на своих двоих, как честная безработная труженица. Здесь рядом. Тебя проводят.
– Кто?
– Серьезные люди. Думаю, тебя предупреждать не стоит: шаг влево, шаг вправо – расстрел. Шучу. Но мои ребята шутить не будут, учти. Зайдешь с тыла, там, где вся ваша братия официантская сшивается. К вам приставлена туша, зовут Герберт Рафаилович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114